— Рассуждения не имеют никакого отношения к тому, что я собираюсь сделать с тобой. И впредь, я предлагаю тебе следить за своим дерзким ротиком, или же я разобью тебе его до крови.

— Эрл! — произносит мужчина, стоящий всё это время в углу, когда приближается к нам. Он хватает руку Эрла и аккуратно убирает его пальцы из моих волос, прежде чем оттолкнуть его на пару шагов назад. — Почему бы тебе, мать твою, немного не остыть?

Я опускаюсь на матрас и внезапно… чувствую себя в безопасности.

Эрл смотрит сначала на меня, затем переводит взгляд на парня.

— Ты же прекрасно знаешь, что меня бесят люди, которые осуждают меня за то, как я рассуждаю, Макс. Это злит меня на столько, что я могу сорваться.

— Я знаю, приятель, — Макс похлопывает его по плечу. — Мне это известно. Но ты же не хочешь причинить ей вред… — он переводит взгляд с Эрла на меня, прищуривая свои тёмные глаза. Он словно изучает, оценивает меня. Это заставляет меня ужасно нервничать, поскольку даёт мне толику надежды, что он хороший человек. Что он сможет спасти меня.

— Ава, — произносит он моё имя с такой нежностью в голосе, что моё тело, лишённое сна, подаётся непроизвольно ближе к нему. — Мне так жаль, что это произошло. Мне на самом деле жаль, — он прикусывает нижнюю губу, опуская свой взгляд вниз, и смотрит в пол. — Иногда жизнь такая несправедливая штука, понимаешь?

Теперь я ненавижу его. Мои эмоции пребывают в состоянии полного опустошения.

— Можно? — указывает он кивком на матрас. Я не двигаюсь и не издаю ни звука. Если честно, мне кажется, что я даже перестала дышать. Он садится рядом со мной, потрёпанный матрас прогибается под его весом. Он смотрит снизу-вверх на Эрла.

— Принеси ей еды. «Поп-тартс» или что-то подобное (прим. «Поп-Тартс» - название популярного печенья). Что-то в упаковке, чтобы она знала, что еда не отравлена.

Эрл выходит за дверь, закрывая на этот раз её лишь на один замок.

Внимание Макса вновь возвращается ко мне. И я стараюсь не смотреть на его рот, потому что он всё ещё продолжает прикусывать губу. И тут мой разум начинает работать в неправильном направлении в попытке отрицать опасную ситуацию, в которой я нахожусь. Прямо сейчас, вместо того, чтобы задаваться вопросом, как убьёт меня этот мужчина, я гадаю, как будут ощущаться его губы на моих губах. Я прекрасно понимаю, насколько глупо это звучит, но, когда вы находитесь в таком положении, как я: связанная и запертая в каком-то тёмном подвале, ваш разум пытается уцепиться за что-то, что может вернуть вас к обычной жизни. При других обстоятельствах я должна была быть на вечеринке у своих друзей. Возможно, пьяной. И я бы находилась с этим парнем — Максом наедине в этой комнате, потому как он бы хотел поцеловать или же трахнуть меня. И если не брать в расчёт данную ситуацию, заложниками которой мы стали, я бы позволила ему сделать со мной всё, чего бы он пожелал. Я бы отчаянно хотела, чтобы он испытывал ко мне желание. Я пристально смотрю ему в глаза, от него исходит что-то странное, что заставляет меня желать узнать его каждым возможным способом. В обычной жизни я бы позволила ему поцеловать себя, мы бы переспали. И кто знает, возможно, я приложила бы все усилия, чтобы он влюбился в меня…

— Ава? — его глубокий голос заставляет вернуться из моих размышлений и безопасного мира грёз, в реальность.

Макс лёгким касанием пальца убирает с моей щеки растрёпанный локон, и тепло от его руки посылает лёгкий электрический импульс, который пронзает моё тело. Возможно, это судьба. Мой разум отчаянно пытается найти смысл во всём происходящем, но я прекрасно понимаю, что он просто хватается за любую соломинку, пытаясь успокоить меня.

— Мне нужно, чтобы ты делала всё в точности так, как мы тебе говорим, — произнёс он голосом полным спокойствия, от чего моё сердце понемногу начинает успокаиваться. — Я не хочу, чтобы что-то плохое произошло с тобой. Я на самом деле не хочу этого, но если ты дальше будешь подобным образом разговаривать с Эрлом… — он разминает свою шею, наклоняя её из стороны в сторону. — Он не отличается терпением. Эрл убивает людей из-за такого дерьма, понятно?

Я киваю.

Затем поспешно ещё.

И ещё раз.

Потому что это всё, на что я способна.

— Пожалуйста… — я даже не представляю, о чём я говорю, и я стараюсь заткнуться, но не могу. — Пожалуйста, просто отпусти меня. Я обещаю, что никому ничего не скажу. Я никому не скажу ни слова. Не скажу моему отцу. Никому. Мне только девятнадцать. Пожалуйста, — и слёзы градом скатываются по моему лицу, всхлипы душат меня. Я так измотана и дезориентирована, что, когда немного прихожу в себя, обнаруживаю, что уткнулась в плечо Макса. Его футболка пропитана свежим ароматом Диор Саваж. Бронсон пользовался этим ароматом. И теперь я понимаю, что заливаюсь слезами ещё сильнее, безутешно рыдая у него на плече, в то время как он неподвижно и напряжённо сидит на месте.

Его большие ладони ложатся мне на плечи, и он медленно и аккуратно отталкивает меня от себя. Он скользит пальцами по моим рукам, а затем крепко хватает за связанные запястья, заставляя опуститься на колени.

— Чёрт бы побрал этого Эрла, — бормочет он себе под нос, когда берёт мои крепко связанные запястья в свои руки. Наклоняясь, мужчина тянется к штанине своих джинсов, а когда выпрямляется, то держит в руке охотничий нож. Страх всецело поглощает меня. От неистового прилива адреналина покалывание проходится волной по всему моему телу, голова идёт кругом. И прежде чем я успеваю хоть как-то отреагировать на его действия... он одним движением разрезает верёвку на моих запястьях. — Ты же не собираешься никуда бежать, ведь так? — спрашивает Макс.

Я поспешно опускаю руки на колени и пристально смотрю на багровые отметины на моих запястьях. В том месте, где верёвка особенно сильно впивалась в кожу, виднеется засохшая кровь. Мои пальцы выглядят отёкшими и синими. Спустя пару мгновений я чувствую покалывание в подушечках пальцев от того, что в пальцы вновь начала поступать кровь. И я обнаруживаю, что изо всех сил пытаюсь избавиться от этого неприятного ощущения, потирая и стряхивая руки.

— Что вы хотите со мной сделать? — спрашиваю я. — По крайней мере, просто скажи мне.

Его сочувствующая мягкая улыбка приподнимает уголки его губ.

— Поверь мне, ты бы не хотела знать этого, — произносит он, потирая затылок своей большой ладонью. — Я на самом деле всё это ненавижу, но ты же сама понимаешь, что это часть всего этого, ведь так?

— Нет, не понимаю. Почему бы тебе не объяснить мне? — и почему я вообще с ним разговариваю.

Лёгкая усмешка играет на его губах, когда он произносит:

— «От тех, которые оставляют стези прямые, чтобы ходить путями тьмы; от тех, которые радуются, делая зло, восхищаются злым развратом, которых пути кривы и которые блуждают на стезях своих…» Ну, понимаешь, всё такое и тому подобное дерьмо (прим. цитата из «Книги притчей Соломоновых». Притчи царя Соломона написаны, как обращение отца к сыну, обучающего сына мудрости жизни, какие поступки могут считаться угодными Богу, а какие — нет).

Я смотрю на него злым взглядом.

— Не смей цитировать Господа.

— Эти слова не принадлежат Господу. Вообще-то это Притчи.

Я смотрю на него потрясённым взглядом.

— Да?

— Плохие люди гораздо больше нуждаются в Господе, чем хорошие, тебе известно это? — говорит он, издавая тяжёлый вздох. — Мне жаль того, что случилось. Просто не зли больше Эрла. И если честно, то большую часть времени с тобой буду проводить я.

— Пожалуйста, — произношу я, вцепляясь в него своими свободными от верёвок руками. — Пожалуйста, просто отпусти меня. Я студентка Университета Алабамы и прохожу обучение на факультете микробиологии. Я хочу когда-нибудь выйти замуж и завести детей. Пожалуйста, не допускай, чтобы это была последняя вещь в моей жизни, которую я испытаю, — всхлип вырывается из моего горла. — Прошу тебя!

Он опускает подбородок и наклоняется, вставая на колени, освобождая свои руки из моей крепкой хватки.

— Просто делай всё, что они попросят, — говорит он.

Замок щёлкает, и дверные петли издают протяжный скрип, когда Эрл вновь проходит в комнату. В его руках разнообразные закуски, которые он высыпает на матрас.

— Вот. Вода, «Гаторейд», «Поп-тартс», злаковые батончики, «Твинки», пара упаковок овсяного печенья с кремом и ещё несколько протеиновых батончиков с орехами (прим. «Гаторейд» — общее название серии изотонических напитков, производимых компанией PepsiCo по заказу футбольной команды, с целью восстановления жидкости, теряемой организмом во время тренировок. «Твинки» — Американское пирожное с кремовым наполнителем).

— Какого хрена, Эрл? — Макс резким движением руки отталкивает сладкие батончики в сторону. — Ты что хочешь, чтобы она впала в диабетическую кому?

Эрл бросает сердитый взгляд на Макса.

— Ты сам сказал, умник, чтобы я принёс что-нибудь в упаковке. Ну, вот я и принёс.

Макс качает головой и поднимается на ноги. Он проходит мимо Эрла и ждёт его в дверном проёме. Взгляд Эрла мечется между мной и огромным количеством калорийных закусок.

— Эрл, давай же! — кричит Макс, заставляя Эрла подпрыгнуть от неожиданности. Не отводя своего взгляда, я пристально смотрю на край матраса. Наконец дверь закрывается, щёлкают замки. И я вновь остаюсь одна.

Одиночество. Я чувствую себя словно преступница, отбывающая пожизненный срок, потому что я уверена, что это будет именно так. Я буду находиться в этой комнате ровно до того момента, пока в конечном счёте у меня не отнимут мою жизнь.

Глава 7

Макс

Ава-грёбаная-Донован.

Я смотрю, раскрыв рот, на фотографию профиля в Фейсбуке, моя ладонь зависает над мышкой. Она дочь Фрэнка Донована. Гребаный ад, Эрл! Кто угодно в этом преступном мире узнал бы это имя. Он — грёбаный киллер! Этот мужчина безжалостный и жестокий. И он гениален в том, что делает. Даже ЦРУ не может до него добраться. А что касается остальных людей, кто никак не связан с преступным миром, для них Донован не больше, чем просто бизнесмен. У этого человека всё продумано, потому что он не кто иной, как хамелеон. Наиболее успешные безжалостные люди успешно примерят на себя маску обычного человека, и у него это отлично получается. Именно таких людей мы хотим видеть с нами за ужином, потому что они обладают головокружительным обаянием.