Старик испуганно посмотрел на меня, как будто вопрошая, правильно ли я его поняла.

— Я благодарен судьбе, что Анна Макаровна ведет мое хозяйство! Это так. Однако она не в состоянии разрушить мое одиночество.

— Если позволите высказать свое мнение, замечу: одиночество — удел не только пожилых людей.

— Вы удивительно тактичны! — бледными губами улыбнулся старик. — Вы не сказали «старых людей».

Я опустила глаза и стала молча развивать мысль, сидевшую в голове много лет. Эта мысль временами «грызла» мои мозги и шептала в самое ухо:

«Люди изначально одиноки. Они только думают, что кому-то до них есть дело. Человек рождается один, живет один и умирает один».

«Первое и третье утверждение — верно, а со вторым можно поспорить».

«Второе — также верно! — возражала упрямая мысль. — Ты думаешь, окружив себя друзьями, человек избавляется от одиночества? Как бы не так! Это только видимость».


— Какое непростительное упущение! — услышала я голос старика и очнулась. — Я даже не представился!

Он церемонно повернулся и слегка поклонился.

— Дмитрий Павлович Гагарин.

— Маргарита Владимировна Белых.

— Очень приятно познакомиться! — промолвил старик и задумчиво пробормотал:

— Белых, Белых… Согласитесь, ваша фамилия необычна.

— Вот уж не соглашусь! Обычная фамилия с суффиксом «-ых».

— Понял, понял! «Вы чьих будете?» — как-то спросили вашего прадеда. — «Белых, однако».

— Думаю, происходил этот разговор в Нижегородской губернии, — улыбнулась я.

— Оттуда родом ваш батюшка?

— Да, он — волжанин, там и окончил летное училище.

— А вы родились в Москве!

Я кивнула головой.

— По всей вероятности, закончили филологическое отделение университета.

— Трудно поверить, что вам больше восьмидесяти. Думаю, вы меня разыгрываете!

— С чего это вам пришло в голову?

— Вы удивительно ясно мыслите!

Старик блеснул глазами и выпрямил спину.

— Благодарствую за теплые слова, милая барышня! А по поводу мышления…

Он остановился и оперся на трость.

— Мышление тут ни при чем. У меня с детства абсолютный слух. А вы, как и все москвичи, «акаете» и тянете слова. Что же касается образования, то тут я вам скажу так: хорошее образование чувствуется с первых двух-трех фраз.

— Как и порода? — засмеялась я.

— Совершенно верно. Нюансы, голубушка моя, нюансы!

Мы замолчали и пошли дальше. Однако я чувствовала, что новый знакомый продолжает обо мне думать.

— Простите мне старческое любопытство, уважаемая Маргарита Владимировна, а как девичья фамилия вашей матушки?

— Лопухина, — ответила я.

Дмитрий Павлович вздрогнул и в волнении снял пенсне.

— Лопухина, говорите…

Он вынул из кармана маленькую бархотку и стал тщательно вытирать пенсне.

— Дмитрий Павлович? — я вопросительно посмотрела на величественного старика. — Не хотите ли со мной пообедать?

— Вы приглашаете на обед?

Дмитрий Павлович водрузил на нос пенсне и посмотрел мне прямо в глаза.

— Почему бы и нет! Мы могли бы продолжить знакомство за бокалом вина.

— Восхитительное предложение! Мне кажется, аналогичное приглашение я получал лет пять назад.

Старик оживился, выпрямил свой могучий стан и важно выбросил вперед трость.

— Чудесно, чудесно! Как в сказке! Накануне Нового года… я и молодая дама!

Он так обрадовался, что мне стало не по себе. Можно ли так волноваться в его возрасте?

— Голубушка, Маргарита Владимировна! Вы не представляете, какое удовольствие доставит мне бокал вина в вашем присутствии! Не представляете!

Мысль, что накануне Нового года я могу кому-то доставить радость, тут же подняла мое настроение.

— Куда мы пойдем? — спросил он.

— Как вы относитесь к ресторану «Дрова»?

— «Дрова?» — несколько опешил Дмитрий Павлович. — Вы шутите?

— Вовсе нет! Этот демократичный ресторанчик вполне респектабелен. К тому же находится рядом с Покровскими воротами.

— Несколько неожиданное название: «Дрова»… И кому это в голову пришла такая глупая идея?

— Не скажите, идея совсем не глупая! Я бы сказала, это название — идеальная приманка для молодежи.

— Хотя меня нельзя отнести к этой прослойке общества, но я готов клюнуть на эту приманку и пойти даже в «Дрова»! — воскликнул Дмитрий Павлович.

— Вот и славненько! Какое нам дело до названия?

— Не хочу спорить с такой очаровательной женщиной, но для меня название имеет значение, поэтому, если вы не возражаете…

Дмитрий Павлович с тревогой посмотрел на меня и продолжил:

— Если вы не возражаете, я бы хотел вас пригласить в другой ресторан. По названию он менее экзотичен, но там можно выпить хорошего французского вина и спокойно поговорить.

— С удовольствием! — согласилась я.

Мы вышли на Покровку и двинулись по направлению к бульвару.

«Похоже, я его озадачила. И как это меня занесло? Такого старика — и в «Дрова»! Одно дело мы с Нютой, другое — почтенный Дмитрий Павлович».

Размышляя на эту тему, я украдкой поглядывала на моего кавалера.

«Знал бы он, что другого ресторана я предложить не могу. И дело тут не в деньгах! Олег Александрович по ресторанам меня не водил, другие — тем более. «Дрова» — единственный ресторан, который я знаю. Мы с Нютой открыли его для себя год назад, и то случайно. Оказалось, здесь — «шведский стол», поэтому за триста пятьдесят рублей можно плотно и сытно пообедать. После зарплаты мы приходим сюда и пируем. Этими обедами дорожу и я, и Нюта. Мы никого с собой не берем, и за обедом, не спеша, обсуждаем наши проблемы. А обсудить есть что: во-первых, литературу; во-вторых, новый сценарий «капустника»; в-третьих, Нютиного мужа: он — жуткая сволочь и не только бросил ее с маленькими Тимошкой и Антошкой, но еще и бегает от уплаты алиментов.

— Как вам нравится дворец Апраксиных? — неожиданно спросил Дмитрий Павлович.

— Дворец Апраксиных? — переспросила я. — Глядя на него, мне становится грустно.

— Что так?

— Кажется, я знаю его двести лет. Помню детство, молодость, зрелость. Знаю, как был он красив, благороден. А теперь… теперь он — стар и беспомощен. Его стены полиняли и обветшали, великолепные колонны стали как будто ниже, пышная лепнина облупилась, крупные наличники покрылись выбоинами. Он как будто и есть, а как будто и нет.

— Так я и думал, вы — хороший литератор! Вы, голубушка, видите то, что скрывается за текстом, — задумчиво проговорил Дмитрий Павлович.

— Как будто он есть, и как будто его нет, — повторил он мою последнюю фразу.

Мы стояли около дворца и с грустью смотрели на мокрые от снега стены. Машины, проезжавшие по Покровке, обдавали нас волнами выхлопных газов; под ноги летела грязь; нас толкали прохожие, спешащие к новогодним столам, а мы, два одиноких и затерявшихся человека, смотрели на старую городскую усадьбу восемнадцатого века.

— Просто удивительно, что я вас встретил! — Дмитрий Павлович оторвался от размышлений и сжал мой локоть. — День начался как всегда. Хмурое зимнее утро, кофе, газеты, прогулка… И вот тебе сюрприз! На заснеженном тротуаре стоит очаровательная молодая женщина, снежинки медленно садятся ей на лицо, а она, не замечая их, думает о чем-то своем. Она не бегает по магазинам, не сидит в парикмахерской, не стоит около плиты, она, видите ли, размышляет!

Дмитрий Павлович ласково посмотрел в мою сторону и торопливо добавил:

— Только не сочтите меня ретроградом, милейшая Маргарита Владимировна! Я не хочу сказать ничего плохого в адрес других женщин. Их действия в преддверии праздника вполне понятны. Но… как бы это объяснить?

Он потер переносицу и задумался.

— Нашел! — обрадовался он. — Нашел правильное выражение! Потеряна некоторая романтичность, некоторая тайна, если хотите. Все — напоказ, все — наружу; всегда бегом, все — наскоро! Даже на прощание говорят не «до свидания», а короткое — «пока»! Что за жизнь! Такое впечатление, что люди боятся чего-то не успеть!

— Или пропустить, — добавила я.

— Совершенно верно, всюду успеть! Но так не бывает! Может быть, я брюзжу по-стариковски, но добиться успеха, суетясь, невозможно!

Он посторонился, пропуская спешащую женщину. Затем посмотрел на верхние окна дворца и продолжил:

— Взять, например, этот дворец. В свое время его называли — дом-комод. Кто-то думает — язвительное прозвище, а я считаю — почетное. И граф Апраксин, и князь Трубецкой были людьми основательными, поэтому и дворец строили фундаментально, не торопясь. А впрочем…

— А впрочем, спешка была всегда: и сто лет назад, и двести.

Мое замечание, по-видимому, озадачило Дмитрия Павловича, и он, предложив руку, в задумчивости двинулся по направлению к бульвару. Я шла рядом и продолжала размышлять:

«Почему с этим стариком мне так покойно? Шла бы с ним и шла: по улицам, бульварам, паркам. Временами останавливалась бы, слушала его старомодные рассуждения, вставляла бы свое замечание. А можно и не говорить, просто идти и молчать. Может быть, мы подходим другу?»

Я искоса посмотрела на Дмитрия Павловича. Он шел с таким достоинством, что прохожие почтительно уступали ему путь и оглядывались вслед.

«Как удивительно к нему подходит слово — «порода»! И дело даже не в том, что он высок, статен. В нем есть самоуважение! Он не может быть смешным. Почему? Наверное, потому, что уважает себя. Редкое в наше время качество! А я? Уважаю ли себя я?»

Мы дошли до Покровских ворот и повернули на Чистопрудный бульвар. И продолжала копаться в себе и практически ничего не замечала. У меня был спутник: большой, надежный и неторопливый.