— С орлом, — как эхо, повторила я.

— Вы полетите, — глаза старухи потемнели и стали совсем черными, — спасать твоего ребенка.

— Моего ребенка? — встрепенулась я.

— Да!

— Когда? Когда это будет?

Старуха посмотрела на потемневшую гладь озера и нахмурилась.

— Летом, — ответила она.

— Не может быть! Лето — через полгода!

Длинные пальцы крепко сжали мое запястье, и в шелесте деревьев, спрятавшихся в горных расщелинах, я услышала:

— Все может быть! Это будет крошечный мальчик, — прошептала старуха. — Твой сын.

Она посмотрела вверх и поспешила к шалашу. Шкура приподнялась, и старуха исчезла.


— Мариш, что с тобой? Очнись наконец!

Я открыла глаза. Передо мной стояла Варька и растирала мои виски.

— Куда это ты унеслась? Вот уже пять минут не могу привести тебя в чувство.

— Варь, я такое видела!

— Похоже, тебе приснилась перестрелка и прочая чепуха.

— Мне никогда не снятся перестрелки.

— Что же ты видела?

Варька уже сидела напротив меня и наливала в бокалы коньяк. Похоже, коньяк стал атрибутом застольных разговоров. Я посмотрела на сноп искр, вырвавшихся из камина, и тихо сказала:

— Она обещала познакомить с орлом.

— Кто?

Варька удивленно уставилась на меня.

— Старуха.

— Рассказывай!

— Не знаю, с чего и начать. Сон соткан из множества нюансов: таинственное озеро, скалы, шалаш, старуха-гадалка, дудочка.

— И все?

— Конечно, нет! Это лишь фон. Главное — серебристая нить, идущая с неба, ощущение полета и мелодия, летящая по горной долине. И потом… новое предсказание: «Вы полетите спасать твоего ребенка!» Представляешь? У меня будет мальчик, крохотный мальчик!

— С тобой не соскучишься! Давай сначала выпьем, потом поговорим.

Выпив коньяк, я почувствовала жуткий голод. На столике стояли тарелки с закусками, и, оставив таинственный сон «на потом», я с аппетитом стала поглощать салаты, семгу, утиный паштет и прочее, прочее.

— С аппетитом у тебя все в порядке, — ухмыльнулась Варька. — Хотя признаюсь, глядя на твою фигуру, не подумала бы.

— Так и есть, — ответила я с набитым ртом. — В обычной жизни я ем очень мало. Не знаю почему, но сейчас на меня такой «жор», извини за выражение, напал!

— Видимо, много энергии потеряла.

— Наоборот!

К Варьке уже вернулся насмешливый тон, и, закурив сигарету, она добавила:

— Признаюсь, за двадцать три года я уже отвыкла от твоих выкрутасов.

— Не понимаю, какие выкрутасы ты имеешь в виду?

— Ой ли! Неужто забыла?

Карие глаза Варьки блеснули, и в них запрыгало то, что бабушка называла «чертенятами».

— Кто, например, рассказывал, что в нашем дворе поселился дух умершей купчихи? Ты! А трогательная история про кота, оказавшегося запертым в бойлерной? А твои сказки о подземном мире? Ты думаешь, я их забыла?

Варька с улыбкой смотрела на меня, и ее круглое лицо светилось от детских воспоминаний.

— В те далекие времена я постоянно находилась под впечатлением твоих рассказов. Не успею один переварить — пожалуйте вам другой!

Она задумалась, затем добавила:

— Может быть, поэтому я и пошла в психотерапевты.

— Не понимаю, как мои детские рассказы повлияли на твою нынешнюю профессию?

Варька погасила сигарету и ответила:

— Я хотела понять, как влияют человеческие мысли на его психику.

— Теперь понимаешь? — с надеждой спросила я.

— В общих чертах. Человеческий мозг — такая сложная машина, что моя специальность будет востребована и через двести, и через триста лет.

Варька ласково улыбнулась, и показалось, что мы — в детстве, сидим на снежном диване и болтаем. Я часто вспоминала снежную комнату, где мы отмечали Варькины дни рождения. Эта комната сооружалась заранее. Обувшись в высокие валенки, мы вытаптывали в февральском снегу дорожки, между которыми появлялись снежный стол, снежная кровать, диван, кресла. Мы даже лепили снежные чашки и тарелки, а затем аккуратно укладывали на них вареную картошку, хлеб, колбасу, мороженые яблоки. Варька приглашала гостей, и начинался пир. Наши родители не могли понять, что мы нашли в сугробах, и предлагали отметить день рождения по-человечески. Однако нам хотелось романтики, и, поглощая хлеб вместе со снегом, мы эту романтику получали.

— Думаю, сон был вещим, — помолчав, сказала Варька. — Не знаю когда, куда и зачем, но ты улетишь. По всей вероятности, какое-то время даже будешь пребывать в новых ощущениях…

Варька задумалась и добавила:

— А дальше наступит ночь.

— В каком смысле? — волнуясь, спросила я.

— Сложно сказать.

— Я умру?

— Все мы умрем когда-то, — глядя в камин, сказала Варька.

— Ты мне не ответила!

— Успокойся! Если воспринимать сон как вещий, ты обязательно вернешься.

— Вернусь? Куда вернусь?

— К жизни. Тебе же нужно спасти ребенка!

— Значит, старуха не наврала?

— Я — не гадалка, Мариш!

— Ты не представляешь, как я мечтаю о ребенке, своем ребенке!

— А я не мечтаю, — грустно сказала Варька.

— Почему?

— У меня никогда не будет детей!

Варька опять потянулась за сигаретой и, выпустив облако дыма, добавила:

— Пять лет назад мне удалили матку.

— У тебя был рак?

— Да!

— Варька, бедная ты моя! Сколько же ты пережила!

— Не буду врать, много! Однако жизнь не остановилась, и я попыталась найти в ней свое место.

— И как? Нашла?

— По-моему, да. Видимо, мое предназначение — врачевать человеческие души. Думаю, при такой работе ничто не должно отвлекать. Вот Судьба и распорядилась: хочешь быть психотерапевтом — живи одна!

— А мое предназначение — учить детей.

— Думаю, учить могут многие, — заметила Варька.

— Что ты хочешь сказать?

— Твое предназначение — другое: ты должна отрывать детей от обыденности и будить в их головах воображение. Иначе жизнь для них будет скучной и пресной.

— Как хорошо сказано! Мне кажется, единственное, что я умею делать, — это будить воображение.

— Вот теперь, когда мы так славненько поговорили, можно выпить за мой день рождения!

— Как же я забыла про подарок! Где сумка?

— По-моему, ты бросила ее около кресла.

— Точно, сумка у кресла, а в сумке — канделябр.

Я достала подарок и вручила его Варьке. Она бережно поставила канделябр на камин и сказала:

— Глядя на него, я буду вспоминать тебя, твою маму и наши разговоры при свечах.

Варька достала красные свечи и, вставив в канделябр, добавила:

— Однако главный подарок — это ты!

— Нет, нет, это ты для меня — подарок! После встречи в ГУМе моя жизнь стала ярче!

Я подсела к Варьке и рассказала, что со мной случилось после нашей встречи.

— Ты преувеличиваешь мою роль, — выслушав рассказ, задумчиво сказала Варька. — Ваша с Олегом семья была обречена. Рано или поздно ты сама бы подрубила сваи, на которых стоял ваш дом.

— Почему я?

— Потому что мирок, созданный Олегом Александровичем, стал бы тебе тесен.

— Наверное, ты не поняла, Варь! Олег Александрович — человек многосторонний: у него широкий кругозор, потрясающая эрудиция…

— Я правильно все поняла, и разговор сейчас не об интеллекте, а о мироощущении.

Варька поворошила дрова и, проводив взглядом уголек, упавший на решетку, продолжила:

— Каждый человек сам создает мир. Один говорит: «Мир — хорош, и в нем живут добрые, отзывчивые люди», другой возражает: «Нет, мир разложился и смердит, а люди, живущие в нем, — воры и проходимцы!» Это настолько разные точки зрения, что выстроить прочный и надежный мост между ними невозможно.

— Ты права!

— Допустим, один из двух — человек редкостных качеств. Он — благороден, отзывчив, добр. Мало того, ради другого он готов принести себя в жертву и пересмотреть собственные взгляды. Знаешь, что будет?

— Нет.

— Процесс отторжения пойдет еще быстрее. Стоит только начать в себе копаться, как понимаешь: многие взгляды, мысли, убеждения, забившие голову, — не свои, родные, а навязаны окружающим миром. Начинаешь их пересматривать, менять, но… Бикфордов шнур уже подожжен и взрыв неизбежен!

— Ты же говорила, что мифический благородный человек хотел бы собой пожертвовать!

— Да, говорила! Пока этот благородный и отзывчивый человек в себе копался, он разворошил гнездо, состоящее из обид, оскорблений, невнимания и прочих радостей семейной жизни. Ты думаешь, они уйдут? Как бы не так! Это многочисленное войско поднимется из закутков памяти и образует такое черное облако, что человеку станет тошно. По своему благородству он, конечно, попробует его разогнать, но поверь — это невозможно.

Варька помолчала и добавила:

— С такой проблемой может справиться только святой, а ты к этой категории не относишься. Не правда ли?

— Куда мне!

— Вот видишь!

Варька сладко потянулась и стала похожей на большую упитанную кошку.

— А потом человек захочет стать самим собой. Как только это произойдет, черное облако исчезнет, и вместо него появится множество желаний, например: быть свободным, естественным, счастливым, любимым и так далее…

Я слушала Варьку, и в душе разливалось умиротворение. Рядом был настоящий друг, порядочный и надежный. Варька подарила мне не только шубу, что такое шуба, в конце концов! Она подарила себя, а это было самым главным. Теперь я твердо знала: не дай бог, случись что, у меня есть родная душа. От мысли, что рядом со мной две родные души, стало легко и беззаботно.