А теперь, когда она нашла карту, у нее появился шанс сделать это без посторонней помощи. Было слишком поздно надеяться на то, что ее записку смогут отвезти конюхи Дэшфорда, но теперь она и сама может найти дорогу. Это будет ей стоить лишь одной последней ночи с Растмуром.

О, одна мысль об этом была ей ненавистна. Если бы только можно было найти способ…

— Но как ты попадешь в мою спальню, Энтони? — спросила она и снова потянулась к застежке на его брюках. — Дэшфорд расставил повсюду лакеев, чтобы охранять Фицджелдера. Кто-нибудь обязательно тебя увидит.

— Пусть. Правда все равно скоро всплывет, Джулия.

Этого она и боялась.

— Ей не обязательно всплывать, Энтони. Никто не должен узнать о нас. Мы можем оставаться в безопасности. У меня даже есть идея, которая может тебе понравиться.

Джулия соскользнула со стола и опустилась на колени. Она такое увидела в той удивительной маленькой книжечке, которую нашла в библиотеке! Если верить автору, то это могло быть высоко оценено большинством джентльменов. Она начала расстегивать брюки Энтони, но он вновь остановил ее:

— Боже правый, Джулия!

Она уставилась на него, изумленная его тоном. Неужели она его шокировала? Неужели он теперь ее презирает?

— Ты думала, я говорю об этом? Чтобы ты обслуживала меня, как какая-нибудь грошовая шлюха?

— Шш! Говори потише, — ответила она. — Ты этого не хочешь? Но я думала, что большинству мужчин…

Теперь он пришел в ярость. Он поднял ее на ноги.

— Что тебе известно о большинстве мужчин?

— Ну, я…

Она не знала, что сказать. Неужели она сделала что- то не так? Очевидно, да. Ее взгляд вернулся обратно к карте: вот что ей следует делать — искать отца.

Растмур наблюдал за ней, Он издал что-то вроде рычания и отступил.

— Ты права, — сказал он, — нельзя, чтобы нас нашли. Тебе лучше просто подняться в свою комнату. Завтра нам предстоит многое выяснить. Тебе нужно поспать.

— Но мы могли бы…

— Нет, не могли бы. Это плохая идея, Джулия. Иди в свою комнату.

Она пыталась придумать, что сказать, но не могла. Что сказать, если вдруг заканчивается что-то, что даже не начиналось?

— Спокойной ночи, Энтони.

Она бросила последний взгляд на карту и покинула этот темный кабинет, носивший отпечаток постоянного мужского присутствия. Растмур ничего не сказал. Она подумала, догадывается ли он о том, что видит ее в последний раз. Она отказывалась даже на миг задумываться о том, все равно ли ей.


Энтони смотрел, как Джулия уходит. Черт, ему так хотелось позвать ее, что он испытывал почти физическую боль. Не потому, что момент их страсти так резко закончился. Он чувствовал боль глубоко внутри — из-за того, что тому будущему, которого он так хотел с Джулией, не бывать. Она занималась с ним любовью, но ее мысли витали далеко отсюда. Он не знал, где именно, пока не увидел карту.

Эта карта изображала не только поместье Дэшфорда — на ней был и Ловленд. Там остановились эти чертовы актеры — этот Джузеппе, при упоминании о котором на ее лице заиграла улыбка. Неужели это нынешний любовник Джулии? Неудивительно, что ей так хотелось побольше узнать о Ловленде. Может быть, сама она и присутствовала здесь, но ее сердце было там.

Джулия предприняла тщетную попытку скрыть это, но он обо всем догадался. Совершенно очевидно, что мечтами она была с кем-то другим.

Нет, у него не было сомнений в том, что она получала удовольствие от их любовных игр, но сегодняшний эпизод служил доказательством того, что он был для нее лишь одним из череды мужчин. Как это ни печально, но в этом он мог винить лишь себя. Он мог жениться на ней три года назад и быть уверенным, что она принадлежит только ему.

Однако теперь слишком поздно. Джулия решила двигаться дальше.

Но она что-то оставила. Не только разбитое сердце и болезненные воспоминания, но и тонкий, сложенный листочек бумаги. Он лежал перед ним на полу, прямо на том месте, где стояла Джулия. Растмур наклонился и поднял его.

Боже, он тут же пожалел об этом. Это была записка от Джулии к Джузеппе. Послание было зашифровано, но он легко понял его значение. Джулия предупреждала своего любимого — на французском, ни больше ни меньше — о том, что она здесь, как и «джентльмен из Лондона, от которого одни неприятности». Он предположил, что эти слова относятся к нему. Сформулировав это таким образом, она, должно быть, думала, что ее любовник не будет ревновать?

Что ж, другой любовник и в самом деле очень ревнив. И приносит одни неприятности.

Растмур решил было немедленно отправиться следом за Джулией и покончить с этим чертовым итальянцем. Однако этого не сделал. Что это ему даст? Он с Джулией уже три дня, но все же ее глаза загорелись, едва Дэшфорд объявил, что Джузеппе где-то поблизости.

Если он в самом деле заботится о ней, то даст ей поспать сегодня спокойно. Одной.

— Джузеппе, для тебя лучше всего будет, если ты ее и вправду заслуживаешь, — пробормотал он, и его взгляд упал на коллекцию графинов, которую Дэшфорд держал на видном месте на столике позади письменного стола.

Да здравствует старая добрая попойка!


Утро было слишком уж солнечным. Голова у Растмура раскалывалась, а ноги дрожали. Спускаться вниз к завтраку было ошибкой. Что заставило его думать, будто еда поможет? Желудок едва не вывернулся наизнанку при одном взгляде на стол с блюдами. Нет, как бы жалко это ни выглядело, ему следовало остаться в постели. А еще лучше было бы не пить вчера ночью. Но что еще он мог сделать, чтобы утолить бушевавшую внутри агонию? Он не мог этого вынести. Он почти признался в своих чувствах Джулии, а она его отвергла.

Но хуже всего, что он не мог ее винить. После того как он усомнился в ней, оставил ее, неудивительно, что он больше не волнует ее так, как когда-то. Когда-то она любила его, а он ее предал. Черт! И теперь он заслуживал того, чтобы чувствовать себя так паршиво.

— Боже правый, Энтони, — воскликнула Пенелопа, входя в комнату для завтраков и выглядывая в окно, — здесь так темно! Боже, я чувствую себя кротом. Давай откроем эти занавески, прошу тебя.

Она и впрямь собиралась это сделать, однако Энтони возмущенно воскликнул:

— Только попробуй это сделать, и я выпорю тебя, как ты того и заслуживаешь.

Эта геройская попытка ничуть не убедила Пенелопу. Она продолжила начатое, резко раздвинув шторы, и солнечный свет ворвался в комнату. Растмур зарычал.

— Ох, Бога ради, Энтони, — произнесла Пенелопа громко, — ты снова напился, да? Не сомневаюсь, что ты не спал полночи, напиваясь. Похоже, ты втянул в это и бедного мистера Нан… Клеммонса. Тебе должно быть стыдно творить такое с бедным пострадавшим джентльменом, и это после того, как ты заверил его, что покончил с этим и начал жизнь с чистого листа! Что ж, возможно, это объясняет, почему он не ответил, когда я стучалась в его дверь.

— Ты стучалась в его дверь?! — взревел Растмур.

— Да, но бедняга, должно быть, умер для мира. Несчастный мистер Клеммонс. Должно быть, он тоже страдает там, наверху. Мне жаль моего будущего жениха.

— Боже, он никогда не станет твоим женихом, Пенелопа.

— Неужели? Но ты же не ждешь, что я поверю в то, что рассказал Фицджелдер о его женитьбе на кузине леди Дэшфорд? Он не похож на человека, который женится на подобной женщине.

Боже, Энтони чувствовал, что у него просто нет больше сил. Что за дьявол вселился в Пенелопу? Он не припоминал, чтобы она когда-нибудь действовала на него столь раздражающе. Что такого мог сделать Фицджелдер, чтобы из милой девочки она превратилась в эту мегеру?

— Я думал, ты хочешь выйти за Фицджелдера.

Пенелопа пожала плечами:

— Я нахожу, что мне больше не нравится мистер Фицджелдер. Я предпочитаю ему мистера Клеммонса. А ты разве нет?

Черт, да, он предпочитал мистера Клеммонса.

— Нет. Я предпочитаю, чтобы ты оставила все дальнейшие разговоры о женихах.

— Завидуешь?

— Что?

— Что я найду кого-то, за кого я захочу выйти замуж, пока ты продолжаешь горевать по своей актрисе.

— Я ничуть не завидую.

Почему, ради всего святого, эта девчонка не могла, наконец, закрыть свой рот? Кажется, ей было совершенно невдомек, какие страдания он испытывал.

— Жаль, что она умерла, не правда ли, Энтони? — продолжила Пенелопа.

Он не видел необходимости отвечать на этот вопрос.

Однако Пенелопа продолжала:

— Она ведь умерла, да, Энтони? Я хочу сказать, что было бы настоящим чудом, если бы оказалось, что она и сейчас жива.

Чудом было то, что он до сих пор не отлупил маленькую злодейку. Что она такое говорит! Что заставило ее упомянуть об этом? Боже, неужели она в самом деле каким-то образом узнала правду?

Разумеется, нет, иначе она не вела бы себя с Джулией подобным образом прошлой ночью. Боже, но ведь если бы мистер Клеммонс и впрямь был мужчиной, ему пришлось бы вызвать негодяя на дуэль сегодня же. Но слава небесам, что это было не так, и что Пенелопа была лишь наивной маленькой девочкой, не имевшей ни малейшего понятия о том, в какую игру играла.

Он потер свою многострадальную голову.

— Ты была недостаточно взрослой, Пенелопа, чтобы иметь представление о моих сердечных делах три года назад.

Она фыркнула:

— Мне было пятнадцать, Энтони, и я никогда не была дурочкой! Я знала, о чем шептались люди: о том, что ты сделал и что обручился с какой-то актрисой. Я слышала все о том, как чудовищно она поступила, сбежав с твоим кузеном. А потом она еще и умерла спустя несколько месяцев.

— Тогда я полагаю, этого вполне достаточно, чтобы ты больше не думала о ней.

— Да, как и ты. Но ты продолжаешь думать. Так что мне кажется, что эта история еще не закончена.