— Это личный опыт. Мы с Артемом, когда учились в меде, оба увлекались идеями фрейдизма, хотели изучать сексуальные девиации. Но… — мужчина вздохнул. — В общем, пары у нас проходили в разных корпусах, которые располагались в разных частях города. 98 год. Нужно было ехать на метро, на север Москвы. Не знаю, помните вы или нет, в конце 90-х была череда террористических атак, взрывы в поездах, в крупных магазинах, на туристических местах. И в метро. Мы с Артемом сели как раз в тот вагон, который был заминирован. Проспали свою остановку, собрались выйти на следующей, и в этот момент бомба детонировала.

— Какой ужас! — я зажала рот ладошкой.

— Мы практически не пострадали. Осколочные ранения, не значительные. И то потому, что отошли к выходу, ожидая станции. А вот те, кто был в глубине вагона…. До приезда скорых мы с Темой вдвоем пытались оказывать помощь, так как оказались единственными, кто смог собраться, и имел хотя бы какое-то отношение к экстренной медицине. Но погибших все ровно было много. Мы потом очень долго не могли банально осознать, что мы с ним ни в чем не виноваты, что мы сделали всё, что могли, что мы спасли кого-то, просто зная точки, которые нужно пережимать при сильных кровотечениях. Ведь с собой у нас ничего не было, снимали одежду со всех, рвали на импровизированные бинты…

Я, не осознавая, что делаю — просто остро захотелось пожалеть этого огромного мужчину, носящего в сердце такую боль, обняла его, прижавшись к сильному плечу.

— То есть мы, практически дипломированные психиатры, долго не могли помочь самим себе. Мы винили себя, не могли простить себе того, что не всех смогли спасти из тех, кто потенциально мог выжить. Боялись больших скоплений людей, метро, но больше всего боялись наткнуться на улице на человека, которому потребуется наша помощь, а мы не сможем его «вытащить». И только после того, как восстановились сами при помощи консультаций моих родителей, наших преподавателей, осознали самое страшное: а ведь другим, тем, что пострадал, такой помощи оказано не было. Им предлагали один сеанс с психологом, но выписывали после него простейшие успокоительные, банальные седативные, которые не могли восстановить нервную систему. И после этого мы решили посвятить всю свою жизнь реабилитации жертв террактов. Потом стали «брать» к себе жертв насилия, войн, травм, катастроф. Чтобы охватить более широкие слои пострадавших от человеческой жестокости.

— Какой ужас, — больше слов у меня не было. -

Я прижалась щекой к горячей коже плеча, погладив спину мужчины. Он поднял мою руку, в которой все еще была рамка с фотографией, и бережно переложив ее на постель, прижался губами к моей ладони. Это было так нежно, и так интимно. Я погладила Германа по голове, одновременно жалея его, и восторгаясь им.

Я была на миллиметр близка к тому, чтобы прижаться губами к шее мужчины, склоненной надо моей рукой. Выдать себя? Признаться, что он чертовски сильно нравится…?

Глава 21

Меня интриговал один вопрос: нравлюсь ли ему нравлюсь? Почему он не использовал шанс тогда, после корпоратива? Хотя, тогда мы были едва знакомы. Наверное, он все же относится к той категории мужчин, которых не прельщают случайные связи: они хотят только тех, в ком нашли те черты, которые им импонируют. Я вычитала в какой-то книге, что такой тип называется «интеллектуальными самцами». Согласна, название идиотское, но суть передана верно: их возбуждает совокупность интеллекта с физической красотой. При этом первое без второго их тоже устроит, а вот второе без первого для них — пустышка.

Мужчина встал, потянул меня за руку. Я поднялась следом за ним, и мы перешли в гостиную, где Артем что-то шептал Оле, а она довольно улыбалась. Вино, как обычно, было красным сухим, пицца, как обычно, была изумительно вкусной, близость Германа, как обычно, волнующей.

Как же приятно общаться с такими мужчинами! Эрудиция, ум, чувство юмора, интеллигентность. Но теперь я по-другому смотрела на них. Они оба пережили такую трагедию, побывав в сверх экстремальной ситуации, смогли ее пережить, сохранить в себе искренность, веру в людей, желание помогать. Интересно, Ольга знает? Рассказал ли ей Артем?

Время пролетело абсолютно незаметно, Оля стала собираться домой: ей с утра вести своих учеников на областные соревнования по плаванию. Артем, естественно, собрался проводить ее. Я посмотрела на Германа, он отрицательно покачал головой, в знак того, чтобы я осталась. Пара быстро покинула нас, и мы продолжили пить вино. Мне было очень легко в обществе Германа, разговор скакал от одной темы к другой. Наконец я не выдержала, и спросила то, что волновало меня весь вечер.

— И давно вы знаете о всех этих жалобах?

— В тот же день узнал, когда все это началось.

— И вы мне не сказали, что в курсе?

— А зачем? Я на тот момент не успел ничего сделать, только начал заниматься этой проблемой. Решил, что сначала обезопасить вас от увольнения, потом поговорить с вами об этих конфликтах.

— У меня нет с ними никакого конфликта. Я просто делаю свою

работу.

— Я знаю. Я внимательно изучил все докладные, жалобы, обращения этого…. — Герман подбирал слово. — Этого депутата. Очевидно, что вы правы.

Я удивленно посмотрела на него. Он кивнул.

— Всем очевидно, что вы правы. Но здесь, в провинции, каждый, кто занимает какое-то место в гос. службе, считает себя неприкосновенным. Мне очень не понравилась сложившаяся ситуация. И я видел один выход: строго регламентировать весь процесс сдачи экзаменов. Вы — удивительный человек, — подытожил Герман. — И сами пострадали от своей доброты. Ваша принципиальность спасет российскую систему высшего образования. А теперь давайте о чем-нибудь другом, а то у вас такой вид…. Слишком взволнованный.

— Хор-рошо… — с запинкой начала я. — Хотела спросить. Вы учите

хинди?

— Начал. Недавно. — Неопределенно ответил мужчина.

— Едете в Индию? — вспомнила я свою мотивацию для обучения этому языку.

— Нет. Там я уже был, и английского вполне хватило. Я читал ваше личное дело…. - я округлила глаза. — Да-да, я воспользовался служебным положением, и взял из архива ваше дело.

— И когда это было?

— Еще до нового года.

— Да? — протянула я. — И зачем?

— Потому что вы мне понравились.

Я покашляла. И начала возмущенно:

— Когда это, интересно, я вам понравилась? Когда вы меня до ночи держали на кафедре с этими бумажками, или когда поехали ко мне домой, но сексом заниматься отказались?

— А вы думаете, вы так просто оставались почти каждый день, хотя дежурство распространяется на всех сотрудников кафедры?

— Вы такой хитрый лис, — протянула я.

— Ну да, пришлось убедить вашу зав. кафа, что вы оказываете неоценимую помощь комиссии, — с улыбкой произнес Герман. — Она долго сопротивлялась, ссылаясь на вашу занятость. Но я настоятельно просил, — я ошарашено покачала головой. — Да, на что только не пойдешь ради понравившейся женщины….

Я перебила его:

— А какого черта вы тогда от секса отказались, раз хотели?

— Еще как хотел, — сказал Ларин, глядя на мои губы. — Просто мне хотелось сначала пообщаться с вами, и были опасения, что после такого секса, я имею в виду то, что вы были пьяны, вам будет потом банально неприятно или стыдно общаться со мной. А я уже знал, что приехал сюда надолго, и по работе мы будем сталкиваться часто. А насчет «хотел ли…?». Я не собирался подниматься к вам, просто хотел удостовериться, что с вами все в порядке. Таксист так отвратительно осмотрел вас в том коротком платье, что мне стало не по себе. Решил просто проводить. Но соблазнился, зашел, и после того, как увидел вас в том пеньюаре, банально не мог сразу уйти.

— Почему? — задала я глупый вопрос, через долю секунды осознав, какой будет ответ.

— С эрекцией не очень удобно передвигаться.

— Вау, как откровенно, — заулыбалась я. — А я ведь только спросила, учите ли вы хинди.

— Учу, — медленно промурлыкал Герман. — Захотелось соответствовать вашему уровню.

— Думаю, что после слов про эрекцию, можно перейти на «ты», — рассмеялась я.

— Думаю, можно сразу перейти дальше, — сказал он, перетянул меня к себе на колени.

Наверное, сначала это был самый неопределенный поцелуй в моей жизни: мужчина мне очень нравился, и я искренне хотела этого поцелуя, но мою голову переполняли мысли. Я была апатичной, просто подчиняясь воле мужчины, а сама думала только о том, правильно ли все это…? Тогда Ларин, как психолог, который знает, как можно влиять на людей в общем, и как мужчина, который знает, как влиять на женщину в частности, сделал совершенно неожиданную вещь: довольно ощутимо шлепнул меня по ягодице.

И этот простой, но гениальный маневр (отвлечь острыми физическими ощущениями от беспокоящих мыслей), быстро сработал. Вместе с легким пощипыванием ягодицы я ощутила ласковые движения мужских губ: такие нежные, порхающие, легкие. Стоило мне начать отвечать на поцелуй, втянув в свой рот его нижнюю губу, поцелуй стал более откровенным и страстным, и все сомнения тут же улетучились. Рука, поглаживающая пострадавшую ягодицы, с силой притянула меня к мужской груди. Я нехотя оторвалась от губ Германа.

— Подожди! — мне хотелось быть честной. — Ты мне очень сильно нравишься! И пусть эти слова звучат по-детски, я хочу, чтобы ты знал.

— Я и так знаю, без твоих детских объяснений, — хрипло рассмеялся мужчина, притягивая меня к себе еще сильнее. — Но мне приятно это слышать, и знать.

Поцелуй углубился, я уже начала расстегивать пуговицы на мужской рубашке, в то время как руки Германа скользили по моим бедрам. Где-то в коридоре, в моей сумке, звонил телефон. Я слышала звуки как сквозь пелену, решила не обращать внимания. Перезвоню потом. Этот звонок вклинился в мое сознание буквально на пару секунд, но Герман нехотя отстранился от меня.