С этими словами он стал загибать пальцы на правой руке.

— Задание я выполнил. Девушку от предполагаемых боевиков тоже я защитил! Ты же не мог, у тебя ранение и всё такое.

— Полагаю, от скромности тебе умереть не удастся! — тихо произнесла Катя, посмотрев на Александра и пытаясь понять, что думает на этот счёт он.

Однако его лицо оставалось совсем спокойным. Только краешек его губы слегка дёрнулся, и можно было уловить едва заметную улыбку. Он внимательно смотрел на своего друга в ожидании его очередного «гениального» вывода.

— Я, пожалуй, подкину такую идейку нашему дорогому капитану, — не унимался Чудов. — Он это обсудит с Денисовым…

Парень сделал паузу.

— Ну, а генерал Богданов, надеюсь, против не будет. Я ведь под твоим командованием находился, а ты у нас на хорошем счету, к тому же мы с тобой товарищи…

Катя вздрогнула, услышав фамилию, которую только что произнёс Кирилл.

— И ты думаешь, что я буду на твоей стороне? — спросил Александр.

— Ты, может, и не будешь, — ефрейтор расплылся в своей очаровательной улыбке. — Но вот Катя подтвердит мои слова!

С этими словами он посмотрел на неё, ища её поддержки.

— Перевес на моей стороне! — подвел итог Чудов. — Да и кто поверит солдату, который то и дело бредит во сне!

Вот этих слов Шторм стерпеть не смог, они стали последней каплей, переполнившей его терпение и желание рассмеяться во весь голос. Он схватил камешек, который лежал рядом с ним, и бросил его в сторону своего друга. Снаряд достиг своей цели с невероятной точностью. Оба парня разразились смехом.

— Как дети! — прошептала Катя. — Старшая группа детского сада!

— Нас осталось только в угол поставить, — улыбался Кирилл. — Но, принимая во внимание тот факт, что углов тут нет, придётся расходиться по разным кустам! Хромоножки — налево, красивые и здоровые — направо!

И снова раздался смех ребят, но в этот раз уже смеялись все трое.

— Это всё очень хорошо, — вдруг серьёзно сказал Шторм, — но нам нужно собираться в путь. Мы не можем постоянно сидеть на одном месте. Завтра, как только рассветёт, отправляемся.

— Но ты ещё слаб! Ты не можешь никуда идти!

Александр смерил Катю взглядом.

— Позволь, я сам буду решать, могу я идти или нет!

— Сань, она права!

— Я не могу лежать тут вечно! — вспылил Шторм. — Рана не заживёт, если её не осмотрит специалист! И сколько ты ещё сможешь ловить этих птиц?

Кирилл и Катя молчали, потому что им нечего было возразить — Александр был прав. Рана не была смертельной, но она была серьёзной, чтобы пускать её заживление на самотёк. Им повезло, что жар спал, и Шторм чувствовал себя довольно-таки сносно, хотя понять его истинное состояние было сложно, потому что он держал свою боль в себе, не выпуская её наружу.

— К тому же нас никто не будет искать! — сказал Александр. — Они видели взрыв, после такого никто бы не выжил, нам просто повезло, что удача в тот день решила посмотреть именно в нашу сторону. Если мы не свяжемся со штабом, ни о каком возвращении не может быть и речи. Нас если не убьёт голод, то группа боевиков точно рано или поздно обнаружит наше местоположение. Нужно идти к ближайшему селению, в котором есть связь с нашими.

Кирилл нахмурился, явно находясь под впечатлением от всего, что сказал его товарищ. Он медленно подошёл к костру, бросил в него ещё пару хворостин, и сел напротив друзей.

— Вот ты умеешь испортить настроение!

Немного помолчав, он посмотрел на Катю и добавил:

— Но всё равно медаль мне дадут!

И на его лице появилась всё та же озорная улыбка.

Александр молча смотрел на огонь, в его голове было полно мыслей. Он понимал, что был слишком резок, но другого выхода не было: его друзья не послушали бы его, продолжая настаивать на своём. Слишком уж они беспокоились за него…

Он уже давно не ребёнок, чтобы находится под такой опекой. Возможно, его решение выступать завтра было ошибочным, потому что он чувствовал, что всё ещё слаб и что ему будет тяжело идти, тем более не подавая вида, что каждый шаг стоит ему особых усилий. Но он уже принял решение и менять его не собирался.

Его мысли прервал голос Кирилла:

— Пойду соберу ещё дров! Иначе придётся сидеть до рассвета в полной темноте, а мне как-то не хочется стать ужином для диких зверей.

Катя вздрогнула: ей снова придётся остаться один на один с Александром, а этого допускать нельзя.

— Я помогу тебе! — сказала она. — Вдвоём мы сделаем это быстрее, чем ты один.

Чудов нахмурился.

— Тебе лучше остаться тут. Костёр вот-вот погаснет, к тому же Сане может что-то понадобиться.

— Я вполне могу сам за собой поухаживать!

— Нет! — отрезал Кирилл. — Сам будешь завтра всё делать, а сегодня будь добр сидеть и не выступать, иначе мы никуда не пойдём, а будем ждать твоего выздоровления!

Брови Александра поползли вверх:

— В таком случае тебе придётся меня привязать, потому что я не собираюсь торчать тут целую вечность!

Ефрейтор задумался, а потом, улыбнувшись, сказал:

— А это хорошая идея!

После этих слов он развернулся и направился в глушь зелёных деревьев. Когда звук шагов Кирилла стал неслышен, Шторм спросил:

— Ну?

— Что «ну»?

— Ты всячески стараешься избегать моего общества, не смотришь мне в глаза, не разговариваешь со мной без причины. Я так тебе противен?

Катя тяжело вздохнула. Началось…. Этого разговора она боялась больше всего.

— Ты ошибаешься. Мне абсолютно всё равно.

— Да неужели?

Катя посмотрела на парня.

— Да. Я просто всегда занята, поэтому тебе могло так показаться.

Александр улыбнулся краешком губы.

— Ты говоришь неправду! Уж прости меня за такую дерзость, но это так.

— Нет!

— Ладно, тебе виднее! Я больше не буду тебя ни о чём спрашивать, а то ты совсем перепугаешься. Если уж сейчас ты боишься оставаться со мной наедине, то что будет потом, мне даже предположить страшно!

Катя была немного удивлена таким умозаключениям. Она вовсе не боялась его, — что за вздор! — он находился не в том состоянии, чтобы мог причинить кому-либо вред, особенно ей. Если все его слова были правдой, то об этом просто не могло быть и речи. В её нежелании оставаться с ним наедине было что-то другое, и это не было призрением или страхом, как он думал. Всю ночь она пыталась бороться с кошмарами, но это были совсем не обычные страшные сны, которые преследовали её после «общения» с Владом. В них она бежала не от плохих парней, а от самой себя и от тех чувств, которые могли пробудиться внутри неё.

Александр заставил её вернуться в тот день год назад…

Сколько времени они тогда провели вместе? Две минуты? Три? Однако он помнил все мельчайшие подробности той короткой встречи. Как такое могло быть? Неужели она и правда произвела на него такое впечатление? Катя не верила в это. Как тот, кого считали угрозой для всего города, мог влюбиться в такую девушку, как она — незаметную, скромную, тихую? В ней не было ничего особенного, что могло бы привлечь внимание уличного хулигана, а тем более разбудить в нём такие чувства, о которых он ей говорил.

Но его глаза не могли солгать, ведь недаром говорят, что они являются зеркалом человеческой души, а в них она увидела шквал чувств, переполнявших солдата: горечь, тоску, раскаяние, восхищение и…. Она попыталась прогнать прочь эту мысль от себя, но было поздно. Любовь…. Он был безумно влюблён, и скрыть это ему не удавалось, да и вряд ли он хотел это делать.

И что было самое страшное во всём этом, Катя сама понимала, что испытывает к нему не только ненависть, как ей всегда казалось. Ненависть ушла в тот самый момент, когда она увидела его лежащим на камнях и истекающим кровью с ужасной раной на боку. И это была не жалость, потому что жалость не могла заставить провести её бессонную ночь, думая о солдате, спящем в нескольких метрах от неё.

Кате и до этого доводилось видеть раненых бойцов, но ни один из них не стал причиной того, что с ней сейчас происходило. Иногда она проклинала Александра, пытаясь стереть из своей памяти тот день, те несколько мгновений, проведённых вместе, а иногда ей ужасно хотелось подойти к нему, провести своей рукой по лицу, покрытому ссадинами и царапинами, вдохнуть его запах, и не оставлять солдата ни на минуту, пытаясь облегчить ту боль, которая переполняла его измученное тело. Столько новых ощущений, столько противоречий боролись в ней, не давая покоя ни днём, ни ночью.

— Хочу пить, — голос Шторма отвлёк её от размышлений.

— Я сейчас принесу.

— Нет, я сам. Надеюсь, что ни к каким трагическим последствиям это не приведёт.

— Как? — растерялась она. — Тебе нельзя вставать.

— Да? И кто же мне запретит? — мягко спросил он. — Мы собираемся завтра выходить, а я ещё ни разу полноценно не двигался, благодаря вашей чрезмерной с Кириллом опеке. Такое впечатление, что меня не просто ранило, а парализовало ноги, раз вы категорически запрещаете мне на них подниматься.

— Что ты такое говоришь? — испуганно произнесла Катя.

— А если нет, то позволь я хоть что-то попытаюсь сделать сам без чьей-либо помощи или заботы, хорошо?

Она глубоко вздохнула.

— Вот и отлично!

С этими словами Александр упёрся локтями в камень, находившийся за спиной, и, собрав все силы, попытался встать на ноги. Катя молча наблюдала за его действиями. Несмотря на все её протесты о том, что два дня — слишком маленький срок, чтобы оправиться от такого ранения, как это, Кирилл был прав. Шторм набрался сил, однако их всё ещё было недостаточно. Он медленно поднимался, пытаясь скрыть, что это причиняло ему боль. Оказавшись на ногах, он посмотрел на Катю и улыбнулся: