— Что именно вы хотите услышать? — спросила она, стараясь не проводить вспотевшими руками по коленях.

— Когда ты собираешься сообщить о своем решении баллотироваться на второй срок и провозгласить менеджера своей президентской кампании, — произнес Джон, опускаясь в свое кресло и выжидательно посматривая на нее. — Я бы очень хотел, чтобы твоим менеджером стал Дерек Эмброуз, но в сложившейся ситуации об этом не может быть и речи.

Она переместила взгляд на Марджори, которая с волнением на лице, ожидала ее ответа.

— Ну, вы, наверное, помните наш разговор этим летом. Я больше не собираюсь баллотироваться.

Джон-старший усмехнулся, а Марджори тихо икнула.

— Это вполне могло прокатить, когда выдвигался Мелвилл, Джесс, но сейчас, когда он сошел с дистанции, у нашей партии нет больше стоящей кандидатуры.

Она тут же назвала им нескольких представителей конгресса, одного губернатора или двух.

— Нет, — тут же резко выдохнул Джон-старший. — Ты же понимаешь, что никто из них не способен выиграть президентскую гонку. Ты же не думаешь, что наша партия откажется от самого высокого поста в государстве, имея обожаемого представителя народом, сидящем на месте президента и точно имеющим право на другой срок.

Джессика вздохнула. Да, она сама могла перечислить все качества, если уж на то пошло, которые точно соответствовали президенту. Но для нее это не имело значения. Ей было тридцать семь, и она не хотела управлять страной. Она хотела иметь хороший таунхаус где-нибудь с цветником и не видеть никаких телохранителей. Она хотела продолжить преподавать юриспруденцию в университете. Она хотела ходить по магазинам вместе с Фионой, ужинать с Камалем, и, возможно, если для это было не слишком поздно, даже растить ребенка. Она решила для себя и была в этом полностью уверена, что если кто-то и сможет претендовать на усыновление, как единственный родитель, то точно будет она, и эта идея была настолько очаровательной, что она не могла перестать думать об этом в течение нескольких последних дней.

— Прости, Джон, — произнесла она, пытаясь с решимостью произнести свои слова, насколько была в силах. — Я с удовольствием схожу на вечеринку, когда выберут нового президента, и я буду рада его поддержать и агитировать за него, но я не хочу выставлять свою кандидатуру на второй срок. Я хочу, чтобы ты это понял.

— Понял что? — прогремел Джон-старший. — Понял, что ты попала на самый престижный пост… черт побери, да, самую престижную позицию в мире… люди на протяжении всей истории готовы были проливать кровь, пот и слезы, банкротить известные семьи, класть свою жизнь, чтобы занять это..., — он сделал паузу, его выцветшие голубые глаза заволокло тучами.

— Сенатор, — перебила его Джессика, прежде чем он начал бы речь о смерти Джона, которая всегда заканчивалась рыданиями Марджори и удушающим чувством вины со стороны Джессики. — Поверьте мне, я больше всех, чем кто-либо, понимаю сколько было принесено жертв, чтобы занять пост президента. И для меня большая честь, что у меня появилась такая возможность занять эту должность, что народ этой великой страны, доверил свои священные желания мне, конечно, внушает восхищение.

— Но, — произнесла Марджори, и в ее голосе отразилось такое разочарование в одном этом простом слове.

— Но я устала, и мои молодые годы вот-вот закончатся. Есть некоторые вещи, которые я бы хотела совершить в своей жизни, я не смогу их осуществить, если останусь еще на четыре года.

— Что ты хочешь осуществить, дорогая? — спросила Марджори, выглядя обиженной.

Джессика вздохнула. Ее очень беспокоило стоило ли ей рассказать им о своих личных желаниях. Она не знала, как они их воспримут.

— Я хотела бы продолжить читать лекции по юриспруденции. Мне это нравилось, я хотела это всем сердцем, и мне кажется, что в этом я была хороша.

— Я не вижу причин, почему ты не можешь читать свои лекции после четырех лет. Когда ты будешь экс-президентом. Тебя по любому позовут преподавать в Гарвард, даже если тебе будет сто лет. Если ты бывший президент Соединенных Штатов, нет такого понятия как возраст.

— Есть, если есть желание быть матерью, — тихо ответила она.

Марджери резко выдохнула, Джон-старший хрипло откашлялся.

— Матерью? Я думал, после выкидыша... — Голос Марджори затих, как только каждый из них погрузился в воспоминания.

Джессика была беременна от Джона, и по прошествии двух недель, после его гибели, она сообщила об этом свекрови, и ее беременность ребенком Джона сплотила их и поддерживала вместе. Ее беременность была, как будто Бог дал им всем утешительный приз, чтобы забрать одну душу Джона, взамен другой. Но затем как-то днем она почувствовала общий дискомфорт, который сначала приписала ранней беременности, за которым последовала такая боль, что она покинула Сенат в разгар голосования и ее увезли на машине скорой помощи. И именно в больнице она обнаружила, что ее беременность была внематочной.

В стерильном, холодном хирургическом крыле больницы Уолтера Рида, Джессика снова потеряла Джона, последнее воплощение наследия Хэмптонов умерло, не успев родиться. Но вместе с потомком Хэмптонов умерла и ее способность зачать ребенка, ее фаллопиевые трубы были разорваны, их пришлось зашивать, и вся матка была в шрамах, что сделало ее не способной рожать детей.

— Усыновление, — пояснила Джессика своей свекрови. — Я хочу усыновить ребенка, и я не хочу, чтобы мне было семьдесят, когда ребенок будет несовершеннолетним, так что я хочу это сделать в ближайшее время.

— А кто будет отцом этого воображаемого ребенка? — спросил Джон-старший.

— Я буду, — искренне ответила Джессика, с ним она могла говорить на чистоту, не как со свекровью. — Есть много успешных матерей-одиночек в нашей стране, и я уверена, что я смогла бы справиться с этим.

Лицо Марджори опечалилось.

— Мне и в голову не могло прийти, что ты сможешь сделать что-то подобное без Джона. — Ее голос стал мягче. — Он бы был очень хорошим отцом.

Джессика набралась решимости, сглотнув свое горе. Да, Джон, действительно, был бы хорошим отцом, но его не было с ней рядом, и не принятия другими людьми того, чего ей хотелось достичь в своей жизни, не вернет его обратно, напомнила она себе.

— Да, мог бы. Но я тоже буду хорошей матерью, поэтому и по многим другим причинам, я не хочу баллотироваться на второй срок.

Джон-старший прочистил горло, прежде чем слегка не уверенно подняться.

— Мне кажется, что путешествие меня немного утомило, — произнес он. — Я собираюсь ненадолго прилечь. — Он похлопал Джессику по щеке. — Мы поговорим об этом позже.

Она кивнула, боясь очередного нашествия на нее, хотя уже и смирилась с этим.

Как только он покинул комнату, Марджори поднялась со своего места и опустилась рядом с Джессикой на диван.

— Ты уверена, что именно этого хочешь? Может, ты передумаешь?

Джессика осторожно отрицательно тряхнула головой, как только свекровь взяла ее руки в свои.

— По крайней мере, я этого хотела, но не таким образом.

— Ты была бы и дальше такой замечательной первой леди, — сказала Марджори со слезами на глазах.

— И он тоже был бы первоклассным президентом, — ответила она. — Я пыталась сделать все, чтобы чтили его память.

— И ты сделала это, дорогая, — решительно сказала Марджори, с падающими на щеки слезами. — Никто не сделал столько, как ты, защищая наследие Джона. Он бы так гордился тобой. — Зарыдала Марджори, и Джессика почувствовала слишком знакомую боль в животе. Она уже изучила и ни один раз, как все будет развиваться. Боль расцветет, увеличится, практически чуть ли не поглотив ее, а затем Джон-старший с Марджори снова подкатят к ней, и оборона, которую она так сильно пыталась удержать, уже ослабеет, по ней пойдут трещины от испытываемой боли, которая медленно разъедала ее внутренности. Как и тогда, когда она согласилась занять место Джона в сенате, согласилась баллотироваться на пост президента вместо Джона, согласилась положить свою жизнь на алтарь памяти Джона и его амбиций.

— Мне кое-что необходимо сделать в офисе, — сказала она тихо плачущей Марджори. — Тебе что-нибудь нужно еще? Я могу попросить принести что-нибудь перекусить. На нашем канале появились новые фильмы. Ты помнишь, как работает телевизор, не так ли?

Марджори кивнула, вытирая глаза.

— Конечно. Все будет хорошо, дорогая. И я позвоню на кухню, если нам что-нибудь понадобится.

Джессика кивнула и поцеловала пожилую женщину в щеку, прежде чем быстро вышла из гостиной и чуть не бегом бросилась по лестнице в Овальный кабинет. И она даже не обратила внимание, что ринулась в то самое место, где уже несколько лет чувствовала себя пленницей, сейчас же оно стало для нее единственным местом, куда она хотела скрыться и почувствовать себя свободной, потому что в Овальном кабинете не было времени для чувства вины, боли или сожаления. В Овальном кабинете время было посвящено исключительно работе.

13.

Камаль решил, что он, наконец, освободился. И это правда, его деньги были успешно переведены. Теперь он стал независимым состоятельным мужчиной со счетами в швейцарских банках, к которым кроме него никто не мог прикоснуться и которые ни коем образом не были связаны с его отцом.

Тем не менее, последствия манипуляций мастера Тига не могли остаться незамеченными. Примерно через тридцать два часа, когда Камаль стал законным владельцем этих денег, его отец появился на линии конференц-колла, а также написал по электронной почте и даже смски. И ярость его отца не знала границ.

— Какого черта, ты делаешь? — Гремел его голос через компьютерный монитор в кабинете Камаля, где он сидел в тренировочных штанах в четыре часа ночи, поскольку его отец позвонил сотрудникам посольства и настоял, чтобы они разбудили его сына из-за чрезвычайной ситуации в семье.

Камаль задушил желание уступить отцу из чувства уважения. Но он тут же себя остановил, так как годы тридцать с плюсом для него в окружении отца были не легкими.