Заяц композитор был,

Песню заяц сочинил!

Три аккорда там всего:

Ламца дрипца гоп ца цо!

Я кусала губы, чтобы не заржать в голос и старательно смотрела в стену, чтобы не видеть одухотворенные лица дружной семейки, внимающие папиным виршам, а тот продолжал:

Заяц толстый, заяц хитрый,

Заяц нравится нам всем!

Заяц прыгает и скачет

И капустный лист жует…

Часа через два родители выдохлись и пригласили нас на кухню испить чаю. Тут-то стало понятно, что постановочная часть была лишь преамбулой, так сказать — официальной презентацией Семьи, чтобы я поняла, куда попала. Основная же сцена Марлезонского балета только начинается. Мне был устроен допрос с пристрастием: люблю ли я театр? Кто мои родители и любят ли театр они? Узнав, что к театру наша семья дышит весьма прохладно, по причине того, что на моей малой родине из массовых представлений можно лишь послушать концерт группы «Стрелки» и Наталью Гулькину на День Металлурга, Клавдия недовольно поджала губы. Далее я провалила экзамен по литературе Серебряного века, перепутав Гумилева с Мандельштамом и позорно не вспомнив ни одного стихотворения Андрея Белого. Атмосфера дружелюбия накалялась, моя фантазия разгулялась во всю: я представила себе Зайца в костюме офицерши СС и себя, привязанную к стулу в рваной тельняшке и бескозырке со звездой.

- В хлаза сматррэть, русиш швайн! — кричала Клавдия Ивановна, направляя на меня настольную лампу. — Ти не знать великий русский поэт Андррей Белий, не ходить в театрр? Ти есть плехо учиться в школе? Ти не есть истинний арриец, ми будем тибя расстррелять!

-… Ярик всегда был удивительно чутким и тонко чувствующим мальчиком! — щебетала Заяц, глядя на меня глазами голодного буль-терьера. — Помню, в семнадцать лет у него случилась первая любовь — Ярослав, ты помнишь, как пришел и сказал: «Мама, я люблю и любим!» Танечка была дочкой Варвары Палны Козюлькиной — известного аккомпаниатора — впрочем — вам это ничего не говорит. Так вот, — продолжала Клавдия Ивановна заколачивать гвозди в гроб моей будущей семейной жизни, — Танечка была ангелом, мы так расстраивались, когда Ярик с ней расстался, а ведь он посвятил ей свои первые стихи!

- Мам, ну не стоит! — заскромничал Ярослав.

- Ну что ты, не надо стыдиться порывов своей души! — перебила его маман, и стала декламировать:

Принцесса в моем сердце есть

И это вовсе и не лесть –

Она умна, весьма красива,

Но есть одно — она ревнива,

Но повод ревновать не дам!

Я не смотрю на других дам.

Мне лишь она нужна одна

Вот мой ответ раскрыт сполна.

«Видимо, графоманство у них наследственное», — с тоской думала я, сожалея, что не кинула в сумку фляжку с бренди — самое время было приложиться в сортире, принять, так сказать, обезболивающего. Но приходилось вяло цедить остывший чай и лицемерно улыбаться.

- … в институте Ярослав встречался с Анечкой, — пытки продолжались. — Помнишь Анечку, сынок? Она была такая красивая образованная девочка, из хорошей семьи! Сейчас живет в Париже, сделала карьеру… Мы так переживали, когда они расстались!

- Наверное, это произошло сразу после того, как он прочел ей свои стихи? — не выдержала я.

- Ей он, кажется, стихов не писал, — маман явно не уловила моего сарказма. — Но Ярик нарисовал портрет Анечки!..

«Если он рисует так же, как пишет, — подумала я, — то портрет Анечки может быть продан в Париже за большие деньги — там любят экспрессионистов!»

- … Когда наш мальчик стал встречаться с Изольдой, мы были счастливы…

Я уже не слушала, смысл и так был понятен: все эти Танечки-Манечки-Изольды были рафинированные девочки из интеллигентных семей, ценили творческие порывы Ярослава, вместе с Зайцем и папА пели под рояль и читали Маяковского в лицах. Я же была засланным казачком и пока жива Клавдия Ивановна — не видать мне Ярика, как собственных ушей!

Все это напомнило мне вологодскую свадьбу, на которой я оказалась случайно — мы со школьной подружкой проводили Новогодние каникулы в деревне под Вологдой у ее бабушки, чьи соседи выдавали замуж свою изрядно перезрелую дочь. Столы были накрыты в большой комнате, куда набилась уйма народа. Гости тесно сидели на деревянных лавках, было видно, что все они давно знают друг друга. Слышались шутки, жены зорко следили за мужьями — чтобы те не увлекались «беленькой», мужики же радостно провозглашали тосты и отмахивались: «Как же я не выпью за молодых?» Под столом скакал мелкий тонконогий кобелек, привезенный городской тетей жениха и жизнерадостно трахал ноги приглашенных. Родители, родственники и друзья по очереди вставали со своих мест, чтобы поздравить новобрачных, которые стояли с глупыми улыбками, слушая весь этот привычный свадебный бред, благодарно кивая головами и чокаясь с поздравителями. Гости в это время бухали под шумок, не особенно вслушиваясь в произносимые речи, но тут очередь дошла до подруги невесты. Встала справная такая, слегка поддатая деревенская девка, и начала:

- Я Светочку-то — невесту, знаю давно! Мы познакомились, когда она ещё с Пашкой жила. Да, Паш? — И кивнула красномордому молодцу, сидящему справа от жениха. Гул постепенно затих, все стали с интересом смотреть на Пашку. Тот мордой из красного сделался малиновым, пытаясь дрожащей рукой поймать на тарелке непослушный масленок. В наступившей тишине слышался лишь скрип вилки по тарелке и чей-то шепот: «С кем, с кем жила?» «Да вон же, с Пашкой!» «Ааа!»

В гробовой тишне было слышно, как урчит в животе крестного дяди Михаила, все с замиранием сердца ждали продолжения. Вдохновлённая таким вниманием подруга продолжала:

- Потом, когда она от Пашки к Вовке ушла… Да вон он, Вовка, с краю сидит, не даст соврать! — мы тогда еще поругались из-за этого и с полгода, наверное, не разговаривали…

Теперь уже любопытные взгляды переместились на Вовку — тот, делая вид, что ничего не замечает, продолжал невозмутимо жрать «селёдку под шубой» прямо из миски. Зато лицо сидящей рядом с ним девки стало цвета селедочной шубы, она вскочила и вылетела за дверь.

- …Ну а уж когда она с Серёгой сошлась, — ничтоже сумняшеся, продолжала подружка, — а Серёгу-то я знаю, как облупленного, мы ж с ним до этого три года прожили… Да, Серёга? — и она кивнула на мужика слева от родителей невесты. Гости перевели взоры на Серёгу, причем, Серёга при этом тоже оглянулся, как бы ища сам себя. — …Вот тут уж мы со Светочкой словно сёстры родные стали, не разлей вода!

Когда три бабы под руководством мамы невесты тащили эту подругу через порог с целью выставить за дверь, она упиралась и возмущенно кричала: «А че я такого сказала? Че я такого сказала-то?»

Но мы же были интеллигентные люди, поэтому я с самой нежной улыбкой и слезой умиления на левом глазу слушала рассказы Зайца о бывших пассиях своего жениха — сплошь умниц и красавиц, не мне — корове — чета!

Потом мы долго прощались у порога, говоря, как приятно было познакомиться и обещая друг другу встречаться как можно чаще. Итак, вызов был брошен! «Раз, два, три, четыре, пять, вышел Зайчик погулять…» Не знаю, кто в этой эротической игре между мной и моей будущей свекровью был жертвой, а кто охотником, но то, что предстояла битва — было очевидно.

Вечером — почти ночью я набрала Юлькин номер.

- Юль, не спишь? — тихо спросила я.

- Вообще-то сплю, — сонно ответила подруга. — А ты чего?

- Скажи мне — это очень важно — иметь семью?

- Конечно, — ответила Юлька. — Каждому человеку надо иметь родных людей, которые ждут и волнуются о нем.

- Ну, если только они тебя не бьют «для твоего же блага», — уточнила я.

- Тебя что, кто-то бьет? — встревожено спросила Юлька.

- Ну, сегодня я получила пару весьма ощутимых апперкотов от будущей свекрови.

- О, вечная тема, — усмехнулась подруга. — Брось, ты должна быть к этому готова! Для матери нет женщины, достойной ее сына — уж это я знаю по себе! Не бери в голову, она к тебе привыкнет. Все, ложись спать, и меньше сиди за компьютером!

Н-да, «хозяйство вести — не мудями трясти» — поговаривала моя бабушка. Вняв голосу прагматичного разума, я продержалась почти две недели, не заходя на сайт знакомств, ежедневно делая влажную уборку в квартире, процеживая отвары, и даже позвонила Зайцу, чтобы записать под ее диктовку рецепт салата. Но Вредитель все равно с сомнением качал головой — похоже, так же мало верил в то, что я смогу измениться, как и я сама.

Глава 12

Цыганка Аза и торт Судьбы

Письмо:

Венцеслав, 27

Я хочу познакомится с провославной, прекрасной, нежной девушкой. Я пишу музыку симфоническую органную. Я люблю чесных, нежных, скаторыми можно уединится и поговарить в тишене. Я ещу такую чтоб было весело, с духовной точке зрения было хорошо. Я ещё люблю играть фортепиано, гитара, электрогитара, синтезатор, орган. Еще занемаюсь электроникой — любитель к этому делу. Занимаюсь фотографией, делаю фильмы о прероде.

Пышка

Кокая ты розностаронняя личнасть!


Наступила весна: бомжи оделись в белое и во дворах появились двухэтажные кошки. Говорят, когда у женщины в жизни нет любви, она совершает глупые поступки, как, впрочем, и когда любовь в ее жизни есть. В моей жизни определенно была любовь, она и подвигла меня на безрассудный поступок: я позвонила Андрею. Мы поболтали по телефону, как старые друзья и договорились о встрече. Наврав Ярославу, что иду на День Рождения подружки и, наверное, переночую у себя, и терзаемая угрызениями совести, я понеслась на долгожданную встречу.

Андрей подхватил меня на машине, и мы рванули за город, в Комарово, посидеть в ресторане в приватной обстановке. Вечер был по-весеннему теплым, вежливый официант усадил нас за столик перед огромным круглым окном, в которое был виден Финский залив. В зале играла живая музыка, стояли гигантские канделябры со множеством свечей — атмосфера, романтичная до изжоги. Но сегодня мне совсем не хотелось острить или источать саркастические замечания, мне действительно хотелось романтики. «Интересно, означает ли это, что у нас любовное свидание, — думала я, — или выбор заведения случаен?» Как бы то ни было, вечер прошел великолепно: мы болтали, смеялись, танцевали, целовались — будто и не было четырехмесячной разлуки, будто нас связывают взаимные чувства, и нет никаких препятствий для того, чтобы быть вместе. «Это моя прощальная гастроль», — успокаивала я свою совесть, впрочем, без особого результата. Мне было стыдно перед Ярославом, стыдно перед собой — за слабость, но — Боже мой! — как же мне было хорошо!