– В каком смысле? Мы с тобой обедаем.

Лаура склоняет голову набок, и ее губы складываются в сочувственную улыбку.

– Но ты же влюблен в Сару.

Бросаю взгляд на камеры. На нас обоих – скрытые микрофоны, а этот разговор совсем не по сценарию. Шоу должно было идти совсем не так, и я не знаю теперь, не пострадает ли Сара.

– Я…

– Я тоже была влюблена, Генри. Я знаю, как это выглядит.

– Все сложно.

На лице Лауры отражаются доброта и понимание.

– Нет, все как раз очень просто, проще некуда. Небо – синее, земля – круглая… Генри любит Сару. Разве нет?

До меня, наконец, дошло, что она делает. С самого начала это шоу шло так, как хотела Ванесса – история, которую хотела рассказать она. Все мы, участники, были лишь фигурками на доске. Но Лаура дает мне шанс рассказать историю – нашу с Сарой историю – по-настоящему. Один-единственный шанс. Может, эту сцену потом вырежут, но я хотя бы скажу, как есть.

– Да, я люблю ее.

Глаза Лауры наполняются слезами.

– Хорошо.

Я накрываю ее ладони своими.

– Прости, – сам не знаю, за что я извиняюсь.

Она вытирает тушь под глазами и беспечно отмахивается.

– Не глупи. У меня все будет нормально.

– Конечно, будет, – и впервые с тех пор, как началась вся эта история, я напрочь забываю о камерах. Словно мы просто по-дружески беседуем. – Однажды ты найдешь мужчину, который будет молиться на землю, по которой ты ходишь. Который сделает тебя очень счастливой. Я знаю, он где-то там, только и ждет вашей встречи.

Она пожимает плечами.

– У меня уже было такое. Возможно, это чудо достается нам лишь единожды.

Сжимаю ее руки в своих.

– Чушь собачья, – думаю о Саре, обо всем том, что ей довелось пережить, о том, какая она сильная и как сама создает свое счастье. – Иногда жизнь несправедлива, Лаура. Но сдаваться нельзя. Придется двигаться дальше, и счастье найдет тебя снова. Я в это верю.

Она улыбается. А потом вдруг налетает порыв ветра, сбивающий цветы и бокалы на столе.

– Нужно перебраться внутрь, – говорит нам оператор.

Камеры опускаются, и мы с Лаурой поднимаемся. Неожиданно яхта кренится, и Лаура теряет равновесие, врезается мне в грудь. Я удерживаю ее, упираясь спиной в стену каюты, чтобы не упасть.

Она поднимает на меня взгляд.

– Генри…

Ее лицо кажется пустым, бледнеет. Она с усилием сглатывает.

– Генри, я…

– Да?

Она приоткрывает рот… и вдруг ее тошнит – прямо на меня.

Ну твою мать, а…

Сара

Я не беспокоюсь, когда просыпаюсь в одиночестве. Провожу рукой по опустевшей половине кровати – Генри, должно быть, ушел рано утром, чтобы встретиться с Ванессой, и решил дать мне выспаться.

Да, я заслужила хороший сон за последние несколько дней.

Переворачиваюсь на спину, глядя в потолок, прокручивая в памяти все те дни. То, как его руки скользили по моей коже – отчаянно, собственнически. Слова, которые он шептал, обещания.

Генри Пембрук любит меня.

А мои чувства к нему я не могу даже выразить – они слишком велики для любых слов. Волнение вскипает внутри, и в животе становится так тепло. Ничего не будет по-прежнему. Раньше я была довольна собой, своей простой жизнью. А теперь все по-другому. Словно я стою на вершине горы, ветер треплет волосы, солнце слепит, но мне совсем не страшно. Есть только восторг, чистый, настоящий. Я не упаду. Я просто не могу упасть, ведь Генри… научил меня летать.

Через некоторое время потягиваюсь, и мои перетруженные мышцы ноют. Промежность чуть пульсирует, усталая в самом лучшем смысле этого слова. Я направляюсь в ванную и долго стою под горячим душем. Когда я натираю себя мыльной мочалкой, прохожусь по груди и бедрам, то отчетливо вспоминаю руки и губы Генри. Улыбаюсь, обнаружив маленькие синяки и едва заметные следы укусов – доказательство, что все это было не сном, не фантазией, вдохновленной чужой книгой.

Нет, это – моя собственная история.

Когда выхожу из ванной, вижу Пенни – она ждет меня на диванчике. Она все еще немного бледная после отравления, и под глазами залегли синяки.

– Как ты себя чувствуешь, Пенни? Получше?

Она смотрит на меня и говорит:

– Я ему хер отрежу!

Да, кажется, ей и впрямь лучше.

А потом она сгибается пополам на диване и драматично стонет:

– Только не говори мне, что ты позволила Генри Пембруку сорвать тебе целку!

– Ну… – начинаю я, но она не дает закончить.

– Ну какого хрена, а! – После некоторого числа стонов и возгласов она садится и нежно берет меня за руку. – Уверена, что касается первого раза, Генри сделал его отличным, запоминающимся. Но Сара, он не для тебя. Он не из тех, кто надолго задерживается, понимаешь? Ну в смысле, посмотри где мы – на чертовом телешоу. Он флиртовал то с одной, то с другой. Думаешь, он просто на свиданки с этими девчонками бегал? Думаешь, в горячих источниках он не присунул той же Корделии?

– Нет. Мы с ним это обсуждали.

Пенни вскидывает руки.

– О, ну конечно, раз вы обсуждали – это все решает. Ведь всем известно, парни никогда не лгут. Особенно богатые, избалованные, титулованные парни. Они, конечно, самые честные, ага.

Улыбаюсь и качаю головой, она ведь не понимает.

– Пенни, он любит меня.

Она фыркает.

– Ну конечно. Он тебе это сказал, когда присунул по самые яйца или сразу после того, как кончил?

Снова качаю головой:

– Нет, это было до, но…

– До? О, знаешь, сколько мужиков признавались мне в любви, как раз чтобы присунуть чуть позже? – Она начинает загибать пальцы, перечисляя. – Давай-ка подумаем. Барри Виндстормер, Альфред Салливан, Тимоти Энгельвуд… хотя, у Тима был здоровенный, как у быка – оно того стоило. А еще был Райан Фитц…

– Нет, у нас с Генри все иначе, – сжимаю ее руку в своей. – Он любит меня. Я знаю его, Пенни, как никто другой. То, что между нами – это иное, новое… но сильное, настоящее. Я полностью уверена.

Сестра замолкает, но, похоже, я ее пока не убедила.

– Знаешь, когда-то мама тоже была уверена.

Морщусь.

– Все мы уверены, пока эти ублюдки не доказывают нам обратное, – она гладит меня по руке. – Я не хочу, чтобы тебе было больно. Я не хочу, чтобы ты стала у него просто еще одной звездочкой на гребаном королевском фюзеляже. Не хочу, чтобы твое имя мусолили в новостях. Мы обе знаем, тебе с этим будет ох как тяжело… Когда шоу выйдет в эфир, все это публичное внимание…

– Генри прекращает участие в съемках. Шоу не выйдет в эфир, потому что он не будет участвовать до конца. Прямо сейчас он обсуждает это с продюсером.

Глаза Пенни расширяются.

– Это он тебе сказал?

– Да. Видишь… не все они ублюдки, а дела значат куда больше, чем слова.

За окном слышу рев двигателей – у ворот. Вижу колонну знакомых внедорожников.

– Он вернулся.

Натягиваю черный свитер и слаксы, закручиваю волосы в пучок, а потом сбегаю по лестнице вниз – доказать Пенни, как она не права.

Внизу, в фойе, Ванесса Стил перебирает пачку бумаг, раздает указания съемочной группе, как расставить свет и декорации. Смотрю на двери, но не вижу Генри. Его нигде нет.

– Где Генри? – спрашиваю я.

Ванесса бросает на меня взгляд.

– На свидании с Лаурой.

Меня никогда не били под дых, но от ее слов хочется согнуться, как от удара. Чувствую, что Пенелопа стоит прямо у меня за спиной, слушает, и эмоции закипают в ней, как лава в вулкане.

– Он говорил с вами? – спрашиваю я у Ванессы.

– Да, мы переговорили коротко, а потом он отправился на прогулку на яхте.

Чувствую, как лицо у меня вспыхнуло, но я стараюсь быть сильной.

– Он говорил что-то обо мне? О телешоу?

Ванесса смотрит на запястье, на свои часики с бриллиантами.

– У меня нет времени на болтовню, мисс Титиботтум – мне еще много нужно сделать для съемок, – смотрит мне за плечо. – Будь готова к вечерним съемкам, Пенелопа. Надень то темно-синее платье – оно тебе очень идет.

Ванесса проходит мимо меня, но я выбрасываю руку вперед, хватая ее за плечо.

Никто не смеет отсылать меня просто так.

Смотрю ей прямо в глаза.

– Вы лжете.

Некоторое время она смотрит на меня, потом вздыхает.

– Как я поняла, Генри считает, что так всем будет проще. Лучше для всех вовлеченных сторон. Он сказал, что поговорит с тобой, когда вернется. Это правда.

Она сбрасывает мою руку и уходит.

* * *

Мы вернулись в комнату. Пенелопа буквально кипит – маленькое светловолосое торнадо, жаждущее снести все на своем пути.

– Да пошел он на хрен! Он тебя не заслуживает. Я бы за такое просто убила его!

Пытаюсь набрать Генри на мобильный, но сразу же слышу автоответчик.

– Это какое-то недопонимание. Я не буду паниковать, Пенни.

– Какое, блин, недопонимание? Он обещал, что прекратит съемки, и, очевидно, этого не сделал. Не будь дурой, Сара. Он с тобой отлично провел выходные, как следует тебя оттрахал, а теперь где он? С Лаурой Беннингсон. На яхте. Наверняка говорит ей то же самое, что тебе. Ах, бедный непонятый принц. Он прекрасно знает женщин, Сара. Он знает, что мы всегда сочувствуем тем, кто надломлен, и пытаемся все исправить.

Меня подташнивает, и внутри все сжимается. Впервые я чувствую себя… использованной.

Пенелопа оглядывает комнату, лицо у нее решительное, и я почти чувствую, как шестеренки в ее голове быстро-быстро вращаются.

– Нам нужно уехать. Собраться и уехать, прямо сейчас.

Мой голос звучит безжизненно, словно эхо.

– Ты ведь подписала договор, Пенелопа.

– Да пошел он на хрен, этот договор. Ванесса мне не нужна. Муж сестры Джерри, оператора, – агент в Лос-Анджелесе. Джерри уже отправил ему несколько моих портретных фото и пару видео и хочет, чтобы в следующем месяце я туда полетела, – Пенелопа берет меня за руку. – А даже если это не так – ты мне гораздо важнее, чем все это.