Эмма Чейз - Принц Генри

– Моя история пока не закончена, – она протягивает руку, проводит по моему лицу, – но я знаю, что началась она с тебя.

Чтоб меня, я так благодарен ей, в таком восторге… и так сильно люблю ее, что просто не могу вместить в себя все эти чувства. Поэтому я делаю единственное, что могу сделать в благодарность за этот подарок: подхватываю Сару на руки и целую.

* * *

Утро, когда я должен явиться на службу, когда мне приходится уехать от Сары, наступает слишком быстро. Я пытаюсь уговорить ее остаться здесь, в тепле под одеялами, но она умоляет, настаивает – хочет проводить меня в аэропорт. В итоге я сдаюсь, потому что хочу провести с ней каждую минуту.

Солнце еще не взошло полностью, и воздух такой холодный. На взлетной полосе, прямо у самолета, который унесет меня прочь, нас встречает Уинстон, глава дворцовой охраны. Я представляю его Саре.

– Сара, это – Уинстон, наш главный «человек в черном». Он приглядит за тобой, пока меня не будет.

Уинстон кланяется ей с уважением.

– Это честь для меня и радость, леди Сара.

Она кивает, улыбаясь очаровательно, немного робко, как всегда, когда знакомится с новыми людьми.

Сжав ее локоть, говорю ей, что мне нужно коротко поговорить с Уинстоном, а потом отвожу ее в сторонку.

– Вы же знаете, что леди Сара планирует вступить в Ассоциацию?

– Да, сэр.

– Вы позаботитесь о ее охране?

– Конечно, принц Генри.

Голос у меня холодный, как воздух этим утром.

– Ваша работа – защищать королевскую семью, обеспечивать будущее монархии, верно?

Он кивает, его взгляд – твердый, непреклонный.

– Да, сэр.

– Хорошо приглядывайте за ней, Уинстон. Потому что без нее у нашей монархии нет будущего. Вы понимаете?

Он чуть кланяется.

– Прекрасно понимаю, сэр.

– Я хочу, чтобы за ней приглядывали лучшие ваши люди. Если она будет возмущаться, пусть следуют за ней под прикрытием. Но я хочу, чтобы она всегда была под защитой. В любых обстоятельствах. Это понятно?

Он снова кивает.

– Не беспокойтесь, принц Генри. Леди Сара будет защищена так же хорошо, как сама королева.

Мне становится чуточку спокойнее. Я ведь не идиот. Есть определенные сложности с тем, кто я есть, с тем, что я кого-то так сильно люблю. Своя цена за все. Моя любовь к Саре значит и дополнительное внимание к ней, и даже опасность, которой в ее жизни не было бы, не будь с ней меня. И я могу только воспользоваться всеми своими возможностями, чтобы защитить ее от этой опасности. Такие люди, как Уинстон и Джеймс – все сотни благородных мужчин и женщин, которые положат жизнь, чтобы только защитить меня, моего брата, его жену, нашу бабушку, а теперь и мою Сару.

Похлопываю Уинстона по плечу, и, поклонившись, он направляется к самолету.

Возвращаюсь к Саре, вглядываясь ей в лицо, запечатлевая в памяти каждую ее черточку. Приподняв рукав пальто, снимаю платиновый браслет с гравировкой, кладу в ладонь Сары.

– Пригляди за ним, пока меня нет, ладно? Мне приятно будет думать, что две самые главные для меня вещи – в одном месте.

Она кивает и улыбается. Сначала ее взгляд полон любви… а потом она начинает плакать, крепко обнимает меня, прижимается.

– Прости меня, – говорит она, уткнувшись в мое пальто. – Я не собиралась плакать.

Нежно целую ее волосы, обнимаю ее.

– Плачь сколько хочешь, любимая. Ты плачешь за нас обоих.

В эти последние мгновения мы обнимаемся… а потом я должен отбывать.

Целую ее нежно, глубоко, смотрю в ее прекрасные глаза и вспоминаю слова, сказанные когда-то очень давно. Слова, которые утешали меня, когда мне больше всего нужно было утешение.

Прижимаю ладонь к щеке Сары и улыбаюсь.

– Все будет хорошо, Сара. У нас все будет хорошо, правда?

Она глубоко вздыхает и улыбается в ответ.

– Да.

Сара

Генри сдержал обещание. Он писал мне письма каждый день, когда мы были в разлуке, и оказалось, что он просто потрясающий писатель. В основном его письма были романтичными, а некоторые – озорными, непристойными. Как раз такие письма солдаты и пишут своим девушкам, оставшимся дома. От некоторых мое сердце сжималось – когда он описывал, как после очередного боя потерял слишком многих. Некоторые были философскими, когда он словно пытался разобраться в своих мыслях и убеждениях, пересказывая мне. Но все эти письма были полны надежды на будущее – на наше будущее, как и на будущее страны и народа. Он не раз говорил о том, каким лидером хочет стать.

Я отвечала на все эти письма, пытаясь соответствовать ему. Оказалось, что в своих письмах я была еще смелее, еще испорченнее, чем обычно… хотя под руководством Генри я весьма продвинулась на пути непристойностей. Ну а в те моменты, когда ему нужно было утешение, когда словам было не под силу передать то, что он мог бы получить в моих объятиях, я исписывала целые страницы словами «Я люблю тебя» просто потому, что иногда никаких иных слов и не требуется. В других письмах я рассказывала о своей работе, о детях, с которыми встречалась, о том, что дети везде одинаковые, вне зависимости от того, где они живут и на каком говорят языке… Что в них заключен огромный потенциал, надежда, способность любить и быть любимыми. Некоторые мои письма описывали мои мечты – о нас с Генри, о наших детях, о том, как я надеялась, что однажды мы станем источником настоящей силы для нашего народа.

Все наши письма хранятся в личном сейфе в Гатри-Хаус. Как странно было думать, что однажды, много лет спустя, кто-то прочтет их, что они станут частью истории, как переписка Джорджа и Марты Вашингтонов. Для нас это был простой обмен словами между Генри и Сарой – но теперь мы понимаем и принимаем место, которое однажды займем в мире. Мы – те, кто мы есть.

Когда срок службы Генри подошел к концу, он удивил меня – нашел и приехал на одну из баз Ассоциации, где я работала. В глазах других он был потрепанным бородатым солдатом, но я узнала его сразу же. Эти глаза, эта улыбка… я побежала к нему и крепко обняла. В тот миг мы оба поняли, что два года вдали друг от друга сделали нашу страсть, наше обожание только сильнее.

Теперь Генри живет в Гатри-Хаус, работает с Парламентом и королевой на пользу лучшего будущего для Весско. А у меня здесь собственная квартира. Мама навещает меня и каждый раз жалуется на шум и на толпу, но все равно приезжает. Пенни исполнила несколько небольших ролей в шоу разной степени успешности, но самым успешным ее проектом стала реклама пасты для отбеливания зубов. Теперь ее лицо на афишах в Лос-Анджелесе – она примерно раз в неделю шлет мне фотографии, сама до сих пор не может поверить.

Я провожу целые дни в дворцовой библиотеке, как член литературно-благотворительной организации. Мне все еще нелегко в новых местах с новыми людьми, но меня это не сдерживает – как я когда-то сказала Генри, у всех нас свои особенности.

Мы с Генри проводим вместе почти все наши ночи. Здесь это иначе, чем в Каслбруке. Папарацци безжалостны и, кажется, так и жаждут заполучить снимки нас с Генри, когда мы возвращаемся после очередной бурной ночи. Нам приходится хорошенько скрываться.

К счастью, Генри отлично умеет скрываться – пока нас так и не поймали.

Как раз прошлой ночью мы обсуждали его речь, которую сейчас он дает перед Парламентом. Я сказала ему, что если он будет нервничать, он может просто представить меня обнаженной… Он ответил, что хочет немного освежить это в памяти – а потом нам было не до разговоров.

Сейчас я сижу вместе с принцем Николасом и королевой и слушаю речь Генри – он излагает позицию Дома Пембрук касательно военного сотрудничества Весско с другими государствами. Он сам пишет себе речи для выступлений, согласовывая с бабушкой, и как уже говорила… он просто потрясающий писатель. Закончив речь, Генри неспешно обводит взглядом всех членов Парламента.

– Это решение дается мне нелегко. Я видел, какую цену приходится платить за войны, и мне больно за каждого из солдат, которых мы потеряли, словно они были членами моей семьи. Потому что так и есть, – а потом его голос меняется, наполняется силой, находящей отклик в других. – Но мир не всегда серый. В некоторые моменты грань между добром и злом – ясная, ощутимая. И тогда каждый из нас должен сделать выбор. Кто-то сказал, что зло процветает, когда хорошие мужчины и женщины бездействуют. И потому я прошу вас встать рядом со мной сегодня, встать рядом со всеми сыновьями и дочерями Весско и объявить громко, в один голос: мы не станем бездействовать.

Зал наполняется какофонией громовых аплодисментов, и каждый член Парламента поднимается, чтобы встать рядом с Его Королевским Высочеством, наследным принцем Генри.

* * *

Позже Генри спускается с подиума и пробирается сквозь толпу членов Парламента, пожимая руки, кивая по пути. Как только он приближается к нам, его брат тут же поднимается – обнимает его и широко улыбается.

– Отлично, Генри. Ты говорил как настоящий политик.

– Нет, – вмешивается королева. – Он говорил как король.

Лучшей похвалы быть и не может, и Генри… краснеет.

Невольно торжествую – мы в самом деле повлияли друг на друга. Любовь к Генри сделала меня дикой и смелой, а его любовь ко мне сделала его спокойным, иногда робким. Мы и правда забавная пара – лучше, чем в любой книге из тех, что я читала. А это – лучшая похвала, которую только могу дать я сама.

Генри поворачивается к Оливии и нежно ее обнимает.

– Ух ты, Оливка, – он смотрит на ее живот, округлившийся под блузкой. – Кажется, мне придется называть тебя Пименто, такая ты стала кругленькая.

Оливия смеется, а потом мы выходим к ожидающим нас автомобилям и возвращаемся во дворец.

Генри

После моей речи мы все вместе – Сара, Николас, Оливия, бабушка и я – отправляемся в желтую гостиную на чашечку чая. И я приступаю к обсуждению темы, о которой часто думал в последнее время.