Я побрела дальше уже без особого интереса. Никто не превзойдёт Снега! Но дальше лошади тоже были красивые, будто главные сокровища конюшни прятали подальше. Все длинноногие, стройные, с блестящими шкурами.

Я подошла к лошади, которая потянулась ко мне, и угостила её куском хлеба. Она жадно приняла угощение. А я и рада — у меня ещё полно! Я скармливала ей кусок за куском пока вдруг кто-то не гаркнул на меня из-за спины:

— Вам кто разрешал?!

Я шарахнулась к стенке денника, на ходу разворачиваясь спиной к лошади. Встретила глазами того, кто так напугал меня. Мужчина был высоким, крепким, черноволосым. С острыми скулами и твёрдым подбородком. Наверняка он был до одури красив, когда улыбался, но сейчас он поджал губы, а чёрные брови свёл на переносице. Голубые глаза под ними казались осколками льда. И лёд этот промораживал до костей.

— Отойдите отсюда, — велел он, дёрнув головой от денника куда-то в сторону.

Я могла только стоять и смотреть во все глаза. Пока я спокойно тут прогуливалась, гладила лошадей, слушала, как переговариваются инструкторы, всхрапывают кони, я внутренне так расслабилась, раскрылась миру, впитывая в себя эти звуки, запахи ощущения, что оказалась страшно уязвимой. И сейчас этот злой окрик пришёлся в самую душу.

— Оглохла что ли?

И вот это меня пробудило. Какого чёрта он вообще так со мной разговаривает? Какого чёрта он такой красивый, что я кажусь себе гадким утёнком, которого имеет права отчитывать большая прекрасная птица. Чёрта с два!

— Вообще-то мне разрешили! И посмотреть и покормить, я подругу жду, она у вас занимается.

— И что?

Кажется, он начинал терять терпение, которого и так было с рисовое зёрнышко. Почему инструктор вообще так себя ведёт? На его “и что” мне дико хотелось ответить, что я клиент! Тот самый, который всегда прав, и что вообще-то это мы их кормим, и что за такое отношение его могут уволить… Но я никогда не умела ставить на место. Вернее мне всегда было такое поперек — унижать кого-то, потому что ты ему платишь. И вообще пока что унижали как раз меня.

— И то, — собрав в кулак всю свою смелость и наглость, ответила я. — Мне сказали, что я могу посмотреть и покормить. Я смотрю и кормлю, в чём проблема?

— В том, что здесь частные лошади, а не зоопарк, — резковато, но уже без прежней ярости, сказал красавец инструктор.

– Тогда надо было так и написать!

— Вообще-то тут написано.

Он усмехнулся, вызвав во мне какой-то лютый букет чувств. Как можно одновременно беситься на человека и грезить о том, чтобы коснуться его — точно ли настоящий? Я с трудом отвела глаза от его лица, обернулась на стену денника.

“Лошадь не кормить”.

Почему я не увидела? Хотелось уже куда-нибудь провалиться. Надеюсь, этот гад был доволен, что я тут краснею, бледнею и просчитываю, куда бы срочно сбежать.

Вдруг он выдернул у меня кусок хлеба, и наши на миг соприкоснулись. Меня прошибло, будто сунула пальцы в розетку.

Пока я, как дура, ощупывала место соприкосновения, инструктор так же вдумчиво ощупывал хлеб. Потом покачал головой и посмотрел на меня, как на глупого несмышлёныша, с которого и спрашивать нечего.

— Ещё и мягкий. Какой умник тебя научил, что лошадей надо свежим хлебом кормить? Им вредно. Хочешь, приноси сухари или лучше морковь. И корми школьных, а здесь личные лошади.

Он снова изобразил на лице что-то вроде: “господи, когда уже кончатся эти идиоты”, а я, воспользовавшись моментом, проскользнула мимо него бочком и быстрым-быстрым шагом поспешила прочь. Наверняка у меня горели щёки. Последний раз такую стыдобищу помню только в универе, когда мой тогдашний парень прямо на лекции запустил мне руку под юбку, а препод заметил и прокомментировал на всю аудиторию.

Я глянула на часы — а уже и сорок пять минут прошли! МОжно встречать Динку и ехать домой. Только вот я столкнулась с ней, идущей в обнимку с Пашкой мне навстречу. И подруга посмотрела на меня таким взглядом, что я поняла: никуда мы вместе не едем.

— Прости, — шепнула она, проходя мимо.

Пашкина рука стискивала её так, что они вжимались друг в друга бёдрами. Стало так обидно, что она вытащила меня сюда, чтобы этого не случилось, а сама…

Я вылетела из конюшни, злющая зашагала в сторону пустыря. В запале я уже было решила, что ни за что сюда не вернусь. Этот красивый мужик, отчитавший, как девчонку, потом Динка!.. Но вдруг откуда-то справа раздалось громкое ржание.

Я повернула голову — там на огороженном поле гулял белый конь. Снег.

Я покатаюсь на тебе, обещаю.

4

— Значит, не жалеешь?

Я улыбнулась, глядя, какая счастливая шагает рядом со мной Динка. Конечно, я пару дней пообижалась на неё для вида, но потом не утерпела. Даже не знала, чего больше хотелось: узнать про них с Пашкой или сообщить, что я тоже собираюсь начать кататься. И вот мы снова шли вместе через пустырь, только теперь я несла не хлеб, а морковь — чищенную! — а ещё спортивные штаны и лёгкую короткую куртку.

— Неа, — Динка мотнула головой. — Всё же классно прошло, даром, что в подсобке. Ну и всё же хорошо. Даже, кажется, лучше, чем было.

— А не мог он тебя домой пригласить? Ну, или к тебе… Экстрим — это прикольно, конечно, но не для первого же раза.

Динка помрачнела. Тут я поняла, что она никогда не рассказывала о встречах где-то за пределами конной школы. И сразу же сменила тему:

— Кстати, думала уже, где новый год отмечать будешь? В смысле месяц остался, ты с Пашкой, и мне надо что-то себе подыскивать, или вместе с тобой будем?

— Слушай, — как-то раздражённо отмахнулась Динка, — вот прямо сейчас это надо решать? Давай потом, а? Сама же говоришь — месяц. Месяц — это дофига.

О чём-то другом поговорить тоже как-то не вышло, так мы и дошли молча до конюшни. На этот раз никакие страшные Лэнд Роверы нас не пугали, а тот, бронзовый, уже стоял во дворе.

Пашка снова выбежал к нам, чмокнул Динку в губы, а потом с улыбкой развернулся ко мне.

— Что, сегодня катаешься?

— Ага, решилась, — я улыбнулась в ответ.

Наверное, слишком радостно, потому что Динка тут же подхватила меня под руку и куда-то потащила.

— Нам ещё надо успеть переодеться!

А ведь я так и не сказала, что хочу покататься именно на том белом красавце Снеге, вдруг другого дадут!

— Подожди, — я вывернулась из Динкиной хватки и вернулась к Пашке.

— Паш, а можно лошадь самой выбрать?

— Ну, если свободна, так выбирай, конечно, — он всё так же широко улыбался, и мне стало как-то неловко. — Хочешь, пойдём, посмотришь и покажешь, на которой хочешь.

Я даже спиной ощутила, как меня сжигает взглядом Динка. Нет уж, если я пойду, она меня точно съест. Да и правда это было бы нехорошо. Наверное…

Меня это начинало злить. Я просто хочу покататься! Причём, в отличие от Динки, плачу за это деньги. Почему из-за их отношений у меня теперь такие сложности. Не могу просто показаться инструктору коня, ради которого приехала.

— Не, не нужно ходить, и так скажу, — ответила я, глянув краем глаза на Динку. Она, вроде поуспокоилась, но всё равно нетерпеливо притопывала на месте. — В дальней части конюшни белый конь с длинной гривой. Он один такой.

— Хех, губа не дура, — усмехнулся Пашка, — но тут уж, прости, никак. Он не наш. И вообще его ещё только объезжают, молодой.

— Ясно…

Я даже не пыталась скрыть разочарование. Чёрт, ведь я только из-за него… Но не идти же теперь обратно.

Мы с Динкой переоделись — опять в молчании — и вышли во двор. Всё шло решительно не так, и мне всё больше хотелось просто сбежать. А ведь ещё вчера вечером я так мечтала поскорее пойти, за неделю успела соскучиться по лошадям, по звукам и запахам конюшни, хотя ощутила их лишь раз.

А теперь…

— Ну что, тогда на поле сегодня? — Пашка подвёл нам двух коней.

Мне достался светло-серый в яблоках — Василий. Я оценила внимание, но до белого ему было, как воробью до павлина.

— Я вообще-то думала, мы в лесу покатаемся, — заявила Динка.

— Дак твоя подруга первый раз, куда ей в лес. Показать надо всё, — ответил Пашка. А я подумала, что не один же во всей школе инструктор… — Если хочешь, ты едь, вон там Светина группа собирается.

Ага, точно не один. Только почему-то он решил, что обучать меня должен непременно сам.

— Да нет уж, я тогда тоже здесь позанимаюсь.

Динка подвела свою лошадь к пеньку, взобралась на него и выжидающе посмотрела на Пашку. Наверное, обычно он помогал.

— Давай, самой уже пора забираться, — усмехнулся тот.

Ох, плохо он её изучил! Даже не видя лица подруги, я ощущала, как она бесится. Мне бы на её месте тоже такое не понравилось, но я решила не встревать. Пусть сами разбираются.

Пока злющая Динка пыталась вскарабкаться на лошадь, Пашка велел мне поставить правую ногу в стремя, взяться рукой за луку седла и, оттолкнувшись левой ногой, перекинуть её через седло. У меня, конечно, не получилось, я повисла поперёк Василия и вдруг ощутила, как меня за попу подтолкнули вверх.

Когда я, готовая возмутиться, глянула на Пашку с высоты лошади, он улыбался так непосредственно, что я растерялась. Наверняка ведь всё не так поняла, ну помог… А как меня ещё подсадить?

Потом он как-то слишком уж долго складывая мои пальцы на поводе, пропуская его между безымянным и мизинцем. И я снова не могла понять — это слишком и пора его осадить, или это нормальный процесс обучения. Вот чёрт, во что меня Динка втянула! Век мне не сдался этот её Пашка, ни как инструктор, ни тем более как…

Наконец с посадкой и всякими премудростями, вроде правильного положения пяток, мы закончили, и Пашка, наконец, отошёл от меня, велев нам с Васей шагать по кругу за Динкой. Мы честно отшагали три круга, когда я увидела, как из конюшни вышел мужчина. Не знаю, кого узнала первым — его или чёрную лошадь, которую он вёл, но щёки вспыхнули и нутро защипало от стыда, хотя сегодня я даже хлебом никого не кормила!