Николас вздрагивает. А челюсть Генри отвисает.

– Нет! Мой брат это сделал? Мистер Чопорность и Правильность на публике? Я не верю в это. – Он подталкивает меня локтем. – Сколько он тебе предложил?

Я злобно ухмыляюсь, а Николас выглядит так, будто хочет меня придушить.

– Десять тысяч долларов.

– Ну и жадный ублюдок!

– Я был пьян! – защищает себя Николас. – Будь я трезв, стартовая цена была бы намного выше.

И мы все смеемся.

Николас опускает руку на плечо брата.

– Я остановился в пентхаусе «Плаза»… Давай выбираться отсюда. Вернешься с нами.

Поведение Генри меняется. Его словно пугает мое предложение, но он пытается скрыть это вымученной улыбкой. Только тогда я замечаю темные круги под его глазами.

– Я не могу. Я только приехал. Много людей, с которыми надо увидеться, шоты, которые нужно выпить, и девушки, которые будут очень разочарованы, если я уеду, не трахнув их. Сам понимаешь.

Глаза Николаса сужаются.

– Тогда когда я тебя увижу? Нам много что нужно обсудить, Генри. Позавтракаем завтра?

Генри качает головой.

– Я не завтракаю. После армии я больше не встаю раньше полудня.

Николас закатывает глаза.

– Тогда пообедаем?

Генри делает паузу, а затем кивает.

– Хорошо, Ники. Пообедаем. – Затем осматривает толпу. – Мне нужно идти, здесь есть девица, чей костюм я пообещал снять.

И указывает на рыженькую в костюме Русалочки.

Николас сжимает плечо брата так, будто не хочет его отпускать.

– До завтра.

Генри похлопывает брата по спине и кивает мне, а после растворяется в толпе.

По дороге в отель в лимузине Николас притихший, только звук дождя и грома заполняет тишину.

– Ты в порядке? – спрашиваю я.

Он потирает нижнюю губу, раздумывая.

– Он выглядит ужасно. Будто его преследуют… или будто он прячется от чего-то.

Я не хочу говорить ему, что все будет хорошо; это слишком легкомысленно, слишком просто. Поэтому даю ему единственную вещь, которая, я думаю, может помочь, – свои объятия.

* * *

Пока дождь стучит по окну, Николас входит в меня сзади, очень медленно. Он обхватывает своими бедрами мои; я чувствую, как они напрягаются каждый раз, когда он толкается, прижимаясь своей грудью к моей спине, словно желает оказаться во мне как можно глубже. Но потом резко выходит из меня и выпрямляется, отчего кровать покачивается.

Он похлопывает меня по спине своим влажным членом.

– Перевернись, дорогая.

Мои уставшие конечности беспрекословно выполняют его приказ. Я смотрю, как Николас проводит рукой по своему возбужденному члену и снимает презерватив, отбросив его на пол. Он очень осторожен в вопросе защиты. Я начала пить противозачаточные несколько недель назад, и, хотя они наверняка сейчас действуют, он все еще продолжает пользоваться резинками.

Николас постукивает членом по моему животу, затем поднимается по моему телу, удерживая большую часть своего веса на коленях.

А его глаза – боже – его глаза затуманены страстью, ярко горят похотью и даже в полумраке комнаты направлены на меня. Мне можно только догадываться, каким будет его следующее действие.

Николас обхватывает мои груди своими ладонями, и волна жара устремляется прямо между моих ног. Когда он щипает меня за соски, я громко стону и выгибаю спину, умоляя о большем. Я чувствую, как он поднимается выше, скользя членом по моей груди. О боже, я никогда не делала подобного раньше.

Но я хочу этого… с ним. Я хочу смотреть, как двигаются его бедра, чувствовать его тепло, слышать стоны его удовольствия.

И мгновение спустя Николас дает все это мне.

Он кладет свой член между моих грудей и начинает двигаться, сначала нежно, затем быстрее, резче, теряя контроль. Я открываю глаза потому, что должна это видеть, чтобы сохранить эту картинку в своей памяти навечно. Эту самую горячую, самую эротичную картину. Его точеное тело движется быстрее. Он впивается пальцами в мою плоть и громко стонет. Темно-зеленые глаза чуть виднеются из-за черных длинных ресниц. Затем он широко их распахивает, когда мои руки накрывают его. Я не хочу, чтобы он сдерживался. Я хочу, чтобы он двигался, чтобы трахался. Взял меня. Всю меня.

Я сжимаю груди сильнее вокруг его члена, который скользит между ними. Николас стискивает спинку кровати, она раскачивается потому, что он использует ее, как рычаг, трахая мои сиськи. Его челюсть плотно сжата, а на лбу выступили капельки пота, которые капают на мою ключицу. Удивительно холодные в сравнении с его теплой кожей.

Николас выдыхает мое имя. Умоляя, требуя.

– Оливия… Оливия.

Я никогда не видела ничего более удивительного – более страстного, – чем этот мужчина, двигающийся на мне. Занимающийся со мной любовью таким грязным, ужасным способом, который подарил мне больше удовольствия, чем я когда-либо получала. Изголовье кровати ударяется об стену раз, другой, третий, затем Николас выгибает спину и откидывает голову. Его горячая сперма брызжет на мою грудь, стекает по шее, смешиваясь с потом.

В момент, когда его член перестает пульсировать, Николас ложится на меня и берет мое лицо в свои ладони для дикого поцелуя. Он липкий, грязный и идеальный.

* * *

Позже ночью раздается стук в дверь, разбудив нас обоих. Я не знаю, сколько было времени, но снаружи все еще темно, а дождь прекратился. Николас накидывает халат и открывает дверь.

По другую сторону стоит обеспокоенный Логан.

– Извините, что помешал, Ваша Светлость, но вы должны это увидеть.

Он берет с тумбочки телевизионный пульт и переключает на новости. Я щурюсь от яркого света, мне требуется несколько секунд, чтобы сфокусироваться, но когда я это делаю… вашу ж мать!

– Сукин сын, – ругается Николас, потому что он тоже это видит.

Генри ведут в наручниках в полицейский участок, а надпись в нижней части экрана гласит: «Принц Генри и его свита арестованы».

14

Николас

Кузен Маркус слабоумный… Кузен Маркус слабоумный…

Я повторяю это про себя снова и снова. Если я буду помнить об этом, то не убью при встрече своего брата. Весско нужен запасной план и, несмотря на последнюю выходку Генри, он все еще наш лучший вариант.

Что за тупая подстава.

До полицейского участка мы добираемся ближе к трем. Оливия зевает, на голове у нее гнездо, одета в помятую толстовку и джинсовые шорты, что выглядит мило. Она заметно устала. К счастью, в участке есть черный вход, так как у главного уже собралась толпа. Арест члена королевской семьи – это большая новость, особенно в Америке, где больше, чем возносить знаменитостей, их любят низвергать.

Я пожимаю руку суровому седому офицеру, который смотрит на меня с симпатией.

– Следуйте за мной.

Он ведет нас по коридору через две запертые решетки, которые открываются с жужжанием, затем в небольшую комнату, где за столом сидит молодой офицер. Дальше по коридору расположены камеры для содержания заключенных.

Я четко слышу голос моего брата. Он поет.

– Nooobody knows the trouble I’m in… Nooobody knows till tomorrow.

Кузен Маркус слабоумный… слабоумный… слабоумный… слабоумный. А Луи Армстронг переворачивается в гробу.

Младший офицер дает мне на подпись формы.

– Остальные документы будут отправлены в посольство, – говорит он.

– Спасибо, – бормочу я.

Когда Генри приводят – пьяного, еле держащегося на ногах и нуждающегося в стрижке и расческе, – я разрываюсь между беспокойством и осуждением. Да что, мать вашу, с ним не так?

Он фокусируется на Оливии с глупой улыбочкой.

– Олив. Ты здесь! Я так рад. Ты поможешь мне идти, сейчас у меня с этим небольшие проблемы, – затем он обнимает Оливию, отчего ее колени сгибаются.

Я оттаскиваю его к Логану.

– Помоги ему идти. – А после предупреждаю брата: – Следи за своим поведением, или у нас состоится разговор, после которого тебя выкатят на носилках.

Он гримасничает, передразнивая меня, как восьмилетка, и моя рука дергается от желания врезать ему. Но я этого не делаю. Потому что мы на публике. Пусть он не уважает свое положение в этом мире, но я уважаю.

Принцы выбивают дерьмо друг из друга наедине. Но я не могу удержаться от возмущения:

– Кокаин, Генри? Из-за него ты так себя ведешь в последнее время?

Наркотики нашли в машине, на которой он путешествовал – без охраны, – с несколькими «друзьями», когда их остановили за опасное вождение.

Он стоит, опираясь на Логана, и смотрит на меня мутным взором.

– Нет, – усмехается он. – Я не прикасаюсь к этой дряни, слишком высоко ценю свою жизнь, – затем потирает лоб. – Дурь Демиана Клаттербака. Я познакомился с ним на каникулах в Вегасе, а потом он приехал в Нью-Йорк со мной. Я и понятия не имел, что у него был кокаин. Он… – Брат хмурит брови, когда смотрит на Оливию. – Как это слово? Пиц… пац?

– Тупица? – предлагает Оливия.

Генри щелкает пальцами.

– Точно. Демиан – тупица.

– Это ты тупица! – Я склоняюсь над ним. – Тебя депортируют.

– Ох, что ж… спасибо, Господи, за дипломатическую неприкосновенность. – И пожимает плечами. – Я все равно подумывал о том, чтобы посетить Амстердам.

– О нет, младший братик, – предупреждаю его я. – Ты едешь домой. И если мне придется связать тебя, как свинью, и засунуть в ящик, то я так и сделаю, лишь бы убедиться, что ты попал туда, куда тебе и надо.

Он глубоко вздыхает, будто хочет сообщить что-то очень важное, но говорит следующее:

– Какой же ты вредный, Николас.

Я потираю глаза и качаю головой.

– Заткнись, Генри.

Затем мы уходим тем же путем, каким и пришли.

* * *

Я отвожу Оливию домой, прежде чем разобраться с Генри. На всякий случай мы паркуемся у задней двери, хотя благодаря помощи полиции у «Амелии» народу стало меньше. Я провожаю девушку внутрь, а Генри плетется следом за нами.