Литта Лински - Принцесса и Дракон

Арман де Ламерти, покинув таверну, направил свои стопы в сторону главной улицы Суарсона. Молодой человек старался не бросаться в глаза, что было не так-то просто в этой глуши, учитывая его внешность, манеру держаться и одежду. Не доходя до центра, Арман обратил внимание на небольшое сборище зевак, столпившихся у двери какой-то лавки. Приглядевшись, однако, не подходя близко, Ламерти разглядел, что стоящие читают и обсуждают содержание какого-то листка, прибитого к двери. Не желая попадаться никому на глаза, он переждал пока народ наговорится всласть и разойдется, и лишь потом подошел, чтобы прочесть текст самолично.

Прочтя объявление, Арман с чувством выругался. Плакат возвещал о том, что разыскивается враг революционного правительства, опаснейшая заговорщица и роялистка – Эмильенна де Ноалье, а также скрывающий ее и переметнувшийся на сторону контрреволюционных сил ренегат Арман де Ламерти. Далее следовали описания вышеупомянутых личностей. Ниже изобилующего пафосными эпитетами текста красовались изображения злостных врагов молодой республики. Поскольку художник никогда в жизни не видел тех, кого изобразил, а руководствовался лишь описаниями, то, как логично предположить, портреты Эмильенны и Армана имели крайне мало общего с оригиналами. Мадемуазель де Ноалье явно была олицетворением мечтаний живописца и виделась ему этакой исполненной страсти белокурой красоткой. Сам же Арман нашел свое изображение жалким и безобразным. Впрочем, он был немало благодарен неизвестному художнику за то, что жители Суарсона, в большинстве своем не умеющие читать, будут пытаться опознать государственных преступников, исходя исключительно из этих портретов, не дающих даже приблизительного представления о внешности разыскиваемых. Пока народ будет занят поисками этого щеголя, умудряющегося совмещать кислую мину со зловещим взглядом, он – Ламерти, может спокойно бродить по деревне.

Не успел Арман так подумать, как его заставила вздрогнуть рука, тяжело опустившаяся ему на плечо.

– Гражданин Ламерти? – сурово вопросил глас стоявшего сзади.

Арман медленно повернулся. Бесцеремонный незнакомец оказался невзрачным человеком средних лет с усталым лицом, которому он старался придать мужественное и суровое выражение, впрочем, довольно безуспешно.

– Что вам угодно, сударь? – высокомерно поинтересовался Арман, передергивая плечом и брезгливо сбрасывая чужую руку. Он пока не решил как действовать, стоит ли отрицать свою личность или признать ее. Сперва нужно понять, кто перед ним и что ему известно. А потому удобнее всего просто проигнорировать обращение по фамилии, тем самым не утверждая незнакомца в его подозрениях и не опровергая их.

– Мне угодно арестовать вас по подозрению, как участника роялистского заговора против республики! – фраза звучала донельзя пафосно, и момент был бы почти торжественным, если не принимать в расчет печальные глаза и выпирающее брюшко потрепанного жизнью человека, произносившего эти речи, а также прозаичность пустой и грязной деревенской улочки, где происходило задержание столь важного государственного преступника.

– На каком основании? – холодно вопросил Ламерти.

– Не стоит прикидываться! – мужчина кивнул на бумагу, белеющую на двери. – Согласен, на портрете вы не слишком похожи, однако, у меня нет сомнений, что речь идет о вас. Где гражданка Ноалье?

– Понятия не имею, где она и кто она такая! – лицо Армана выражало безразличие и презрение. Он выглядел не напуганным, а скорее раздосадованным оттого, что приходится тратить свое время на общение со всякой швалью.

– Не пытайтесь запираться! – верный слуга революции по– прежнему старался придать своему голосу силу и властность. – Я не просто догадался, кто вы, хотя и это не было сложно, поскольку вы выделяетесь на улицах Суарсона, как жемчужина в куче навоза.

– Сравнение весьма точное и уместное, – ухмыльнулся Ламерти, заставив незнакомца до конца осознать смысл сказанного и побагроветь.

– Я имею в виду, что тут не разгуливают каждый день «бывшие»! Но дело даже не в этом, – мужчина приумолк, выдерживая паузу, очевидно для пущего эффекта. – Дело в том, что я знаю вас лично! – говорящий был явно горд собой.

– Да что вы! Не припомню, кто и когда представил нас друг другу.

– Никто и никогда, – провинциальный нахал, которому указали его место и не думал смущаться. – Конечно, к чему юному щеголю и аристократу, хозяину замка Монси обращать внимание на сына мэра близлежащего городка? Однако я-то вас помню, не шибко вы за эти годы изменились. Вас с дружками не раз приводили к отцу после ваших проделок. Или вы не помните как подожгли склад бакалейщика и сломали загон для свиней тетки Бужо, выпустив всю скотину на улицу?

– О, теперь я наконец понимаю, в каких преступлениях меня обвиняют. Благодарю за разъяснения. – Арман отвесил издевательский поклон.

– Не паясничайте! Ваши преступления указаны здесь! – господин, оказавшийся сыном мэра, снова кивнул на плакат. – Точнее с вашими преступлениями будет разбираться трибунал из столицы, и уж будьте уверены, что я сделаю все, чтобы вы перед ним предстали, причем, вместе со своей сообщницей.

– Если верить этой писанине, это я – ее сообщник, а она – воплощение зла. Жаль, что я не имею чести быть знакомым с этой

барышней. Судя по всему, она очень… соблазнительна, – Арман бросил взгляд на портрет роскошной белокурой дамы.

– Можете отрицать сколько угодно, трибунал развяжет вам язык! Итак, хватит пустых разговоров. Следуйте за мной.

– Вы серьезно думаете, что я захочу провести хотя бы час в вашем обществе? – Ламерти скривился. – Не льстите себе… и не рискуйте своей головой. Не могу сказать, что мне эта часть вашего тела кажется ценной, но, полагаю, вам она дорога.

Бравада Армана была блефом, ибо он был безоружен, отдав пистолет Эмильенне. Впрочем, молодой человек вполне мог рассчитывать на свою физическую силу и ловкость, поскольку полноватый и рыхлый слуга республики явно был ему не соперником. Если только у представителя власти не окажется с собой пистолета.

Увы, пистолет у сына бывшего мэра был, и тот не преминул им воспользоваться. Будь соперник Армана вооружен хотя бы шпагой, у Ламерти был бы шанс. От шпаги можно увернуться, использовать против нее палку, железный прут или еще какое-нибудь попавшееся под руку средство. Но пистолет направленный прямо в лицо лишал молодого человека возможности сопротивления или бегства. С такого расстояния не промахнется даже этот патриотически настроенный рохля.

– И куда же вы жаждете меня пригласить? – демонстрируя полное равнодушие, Арман прикидывал шансы выбить оружие из рук противника.

– В комендатуру. И, кстати, поскольку это официальный арест, я должен вам представиться – Андрэ Лаваль, – несмотря на изрядную долю уверенности в себе, сын мэра не льстил себя надеждой, что бывший аристократ помнит или хотя бы знает его имя.

– Не могу сказать, что мне очень приятно, – хмыкнул Арман, к его разочарованию Лаваль держал оружие крепко и не отводил прицела от головы арестованного.

Ламерти пришлось последовать за вооруженным представителем власти, при этом немногочисленные попадавшиеся на их пути прохожие удивленно глазели и, по большей части, присоединялись к процессии. В итоге к комендатуре Лаваль со своим пленником подошли уже в сопровождении небольшой толпы.

Комендатура, как и следовало ожидать, располагалась в здании бывшей мэрии. Видно, господин Лаваль не мог расстаться с помещением в котором работал его прославленный отец и где прошли годы его юности. Хотя было и более прозаичное объяснение – мэрия была единственным административным зданием в городке. Оставив зевак на улице, миновав тесную приемную, Арман в сопровождении своего конвоира оказался в том самом зале, где не раз находился в юности. Правда, в отличие от Лаваля, Ламерти не придавал этим эпизодам своей жизни большого значения, и не напомни ему о них сын мэра, возможно Арман бы вообще не вспомнил, что бывал тут, хотя обстановка комнаты и в этом случае показалась бы ему смутно знакомой. Особенно, с учетом того, что в комнате ничего не изменилось за исключением привнесения революционной атрибутики.

– Прошу садиться, – церемонно произнес Лаваль, указав на стул. – Думаю, что не стоит затягивать с допросом, а потому мы начнем прямо сейчас.

– Начинайте, – равнодушно кивнул Арман, вольготно развалившись на стуле и всячески демонстрируя, что происходящее его нисколько не касается.

– Вы так же вели себя с отцом! – выдержка изменила коменданту. – Смотрели на него, как на ничтожество, словно вы честь ему оказали, посетив мэрию, а не притащили вас за уши после очередной каверзы! Но хватит! Хватит! Прошли ваши времена, господа «бывшие»! Вы нам за все теперь ответите!

Во время этой страстной тирады, Арман внимательно разглядывал собственные ногти, что еще больше взбесило допрашивающего. Впрочем, Лаваль быстро сообразил что ставит себя в унизительное положение и постарался взять себя в руки.

– Итак, вернемся к главному вопросу, – комендант вновь пытался придать голосу властность и значительность. – Где Эмильенна Ноалье? – приставку «де» Лаваль намеренно опустил.

– Понятия не имею, – все так же лениво отозвался Ламерти, не глядя на допрашивающего.

– Советую вам хорошенько подумать, – Лаваль встал, оперся ладонями о стол и теперь нависал над Арманом, что впрочем, не мешало последнему по-прежнему игнорировать представителя власти. – Кого бы вы из себя не корчили, жить-то хочется и вам! Очевидно, до вас, господин Ламерти («господин» прозвучало как оскорбление, поскольку Лаваль счел, что обращения «гражданин» арестованный не заслуживает) до сих пор не дошло, насколько серьезны ваши дела. Можете сколько угодно любоваться своими холеными ручками и делать вид, что вам плевать на меня и то, что я говорю. Но если вы не раскроете местоположение вашей сообщницы, вас расстреляют не позже, чем на рассвете.