— Ерунда. — Долли небрежным движением смахнула пакеты на пол. — Каждый развлекается как может, правда, крошка?

Тори восторженно завиляла хвостиком и забралась к хозяйке на колени. Ральф позавидовал собаке: Долли подхватила ее на руки и чмокнула в блестящий черный нос, а потом принялась поглаживать, зарываясь пальцами в густую шерстку.

— Давайте выпьем еще по глоточку, — предложила она. — Если есть возможность, надо пользоваться предоставленными запасами.

Ральф достал из бара бутылку шампанского и, открыв, разлил вино по бокалам. Все его помыслы сейчас сосредоточились на Долли. Конечно, будь она одной из тех женщин, с которыми ему приходилось иметь дело раньше, он бы знал, как поступить. Но она совсем другая, и любой неверный шаг приведет лишь к тому, что Долли либо высмеет его, либо замкнется в себе. Ее недоступность и некоторая холодность останавливали Ральфа, но желание обладать этим телом разгоралось все сильней.

Если бы можно было узнать, о чем она думает, чего хочет. Что творится за защитной маской равнодушной насмешницы, за тонкой бархатистой кожей, в самых потайных уголках души. Ральф чувствовал себя неловким подростком. Присев рядом с Долли, он протянул ей бокал, но тут же отдернул руку, расплескав шампанское. Тори очень не понравилось, что кто-то отвлекает хозяйку от нее, и она угрожающе оскалилась.

— Черт бы побрал вашу плюшевую игрушку! — раздраженно воскликнул Ральф, едва сдерживаясь, чтобы не вышвырнуть собаку в коридор. — Я начинаю подозревать, что у вас явные сексуальные проблемы.

— Это почему же? — невозмутимо спросила Долли, устраиваясь поудобней.

— Потому что живому мужчине вы предпочитаете лохматое существо, которое все вокруг уже закапало слюной.

— Ну, не сердитесь на Тори, — примирительно сказала Долли. — Она выражает свою любовь, как умеет.

Эти слова подействовали на Ральфа странным образом: вместо того чтобы поддержать занимательную беседу о способах проявлений чувств, он, резким движением отставив бокал, обнял Долли и прижал к себе так крепко, что она задохнулась. Не обращая внимания на ее попытки вырваться, Ральф целовал запрокинутое порозовевшее лицо и мягкие губы.

Сейчас он, даже если бы захотел, не смог бы выпустить Долли из объятий: желание, подспудно нараставшее несколько дней подряд, нестерпимо жгло его изнутри, заставляя сердце громко и часто биться.

— Эй, ковбой, полегче! — Долли уперлась ему в грудь руками, стараясь высвободиться. — Я ведь научилась в полиции кое-каким приемам самозащиты.

— Думаешь, что сможешь меня побороть? — глухо спросил Ральф.

— Запросто.

Долли еще надеялась свести все к шутке, хотя ее тело, не слушая доводов разума, тянулось к этому мужчине, чьи горячие ладони скользили по обнаженным плечам, по спине, согревая и вызывая ответную страсть. Это было мучительно и сладко одновременно. Выпитое шампанское все еще кружило голову, и казалось, что долгую ночь невозможно провести в одиночестве. Но Долли не хотела сдаваться так быстро, и не женское кокетство служило тому причиной.

Она слишком хорошо понимала, что связь с Ральфом не принесет ничего, кроме новых разочарований. И за этой страстной ночью последуют другие, когда она будет одна лежать в широкой постели, листая газеты и равнодушно поглядывая на экран телевизора. Стоило ли ради нескольких мгновений блаженства расставаться с привычным спокойствием, где всему находилось свое место, где жизнь была расчерчена на аккуратные клеточки, а эмоции строго ограничивались заданными рамками.

— Иди ко мне, — прошептал Ральф, обжигая дыханием кожу. — Неужели ты не устала от войны?

— Устала, — согласилась Долли. — Но мне не нравится проигрывать.

— Девочка. — Он нежно, как ребенка, погладил ее по голове. — В любовных сражениях не бывает победителей и побежденных.

— Сначала — нет, но потом кто-то остается с незаживающими ранами, а кто-то уходит. — Она прижалась щекой к плечу Ральфа и закрыла глаза. — Я больше не хочу вновь и вновь собирать себя по кусочкам, верить обещаниям и разочаровываться.

— Тогда давай обойдемся без обещаний и клятв. — Ральф подхватил Долли на руки. — Забудем об условиях и договорах, и будем просто любить друг друга.

Он перенес ее в спальню и успел захлопнуть дверь перед самым носом возмущенной такой несправедливостью Тори. Выключив свет, Ральф опустил Долли на ковер и залюбовался ее стройной фигурой. В лунном свете, проникающем в незашторенное окно, ее кожа серебрилась, а глаза отливали изумрудным блеском. Медленно, словно во сне, Ральф прикоснулся к плечу Долли и провел ладонью вниз, почувствовав, как напряглись соски под тонкой тканью платья.

— Я хочу увидеть тебя всю, — тихо, но требовательно сказал он.

— Хорошо…

Долли сняла платье, оставшись в черных кружевных трусиках и чулках. Сама удивляясь своей стыдливости, она прикрыла руками грудь и потупилась, ощущая каждой клеточкой тела пристальный взгляд Ральфа.

— Продолжай. — Он отошел на несколько шагов и замер, сдерживая дыхание.

— Теперь твоя очередь, — прошептала Долли.

— Но… — Он растерянно оглянулся, будто опасаясь, что за портьерами притаились любопытные зрители. — Я не привык раздеваться на глазах у женщины.

— Когда-нибудь приходится менять привычки.

Ральф улыбнулся и не стал спорить. Он расстегнул рубашку и, сняв ее, небрежно бросил на пол. Затем нерешительно потянул вниз молнию на джинсах — этот металлический звук в напряженной тишине показался обоим ужасно громким.

— А ты очень красив, ковбой, — с нескрываемым восхищением сказала Долли, оглядывая его мускулистую фигуру с широкими плечами, впалым животом и узкими бедрами. — Неужели в Техасе все такие?

— Нет, я редкое исключение.

— Значит, мне очень повезло.

Они стояли друг напротив друга, не осмеливаясь приблизиться. На мгновение каждый подумал, что эта затея напрасна и доставит лишь неприятности. Но взаимное притяжение тел оказалось сильнее рассудка. Кровь пульсировала в висках, желание уже обжигало, причиняя почти боль, и требовало утоления.

Но все же страшно было сделать первый шаг. Молчание затягивалось: еще немного, и тонкая ниточка чувств, возникшая между ними, лопнет, не выдержав напряжения. И тогда уже точно невозможно будет начать сначала. С каждой секундой промедления они теряли решимость, и Долли уже собралась поднять с ковра платье, когда Ральф вдруг бросился к ней.

Их губы встретились и слились в головокружительно долгом поцелуе. Опасения развеялись как дым: не бывает ничего прекрасней долгожданного соединения, когда в стороне остаются раздумья, когда уже нельзя повернуть назад. Трепет узнавания охватывает тела, восторг смешивается с изумлением. И уже трудно поверить, что еще совсем недавно этот человек был таким же чужим, как и тысячи людей вокруг.

Ральф опустился на колени и прижался губами к пушистому холмику, проникая языком в жаркую глубину. Долли изогнулась и тихонько застонала.

— Не торопись…

Сладость ласк доводила ее до исступления, она вся раскрывалась навстречу им, словно алый бутон розы под солнечными лучами. Как давно она не испытывала ничего подобного, и уже, казалось, успела забыть эти восхитительные ощущения.

Ральф на мгновение замер, когда дрожь наслаждения пробежала по телу Долли. Желание измучить ее, заставить забыть обо всем на свете, было настолько сильным, что он уже не думал о собственном удовольствии. И это случилось впервые: нет, конечно, Ральф доставлял женщинам радость, как умелый любовник, но никогда не стремился к тому, чтобы они в одиночестве получали свою долю любовного восторга. И поэтому быстро переходил от прелюдии к близости.

Но с Долли было совсем по-другому: он мог бы часами ласкать ее гибкое тело, покрывать поцелуями бархатистую кожу, нежно поглаживать растрепавшиеся густые волосы. Он отстранился и, подхватив ее на руки, перенес на кровать. Долли открыла глаза, блестящие от счастливых слез, и притянула Ральфа к себе.

— Я хочу тебя, — прошептала она, губами прикасаясь к его щеке.

— Повтори еще раз. — Тихий голос распалил его в одно мгновение.

— Я хочу тебя! — Это уже была не мольба, а требование.

Долли вскрикнула, когда Ральф овладел ею, и обхватила его ногами, чтобы со всей полнотой ощутить накал его страсти внутри себя. Он двигался медленно, словно боясь причинить боль, но постепенно ритм учащался, пока оба не задохнулись от накатившего пряной волной наслаждения. Не размыкая объятий, они лежали несколько минут в молчании, глядя друг на друга расширившимися глазами и прислушиваясь к биению сердец.

— Ты прекрасна… — Ральф отвел с лица Долли прядь волос и нежно поцеловал. — В это трудно поверить, но я впервые…

Она накрыла его губы ладонью.

— Я верю.

— Тебе хорошо? — Он приподнялся, опираясь на локоть.

— Да, милый, мне очень хорошо.

Ночной ветерок покачнул штору на окне, луна скрылась за облаком. Где-то в отеле, несмотря на поздний час, негромко звучала музыка — кто-то перебирал пальцами струны гитары, наигрывая знакомую мелодию, все тише и тише…

Долли проснулась от странного ощущения и, резко сев, открыла глаза. Какие-то непонятные звуки раздавались рядом с ней. Привыкнув к темноте, она различила под белой простыней фигуру и едва не закричала от внезапного ужаса. И лишь через несколько секунд, придя в себя, поняла, что это Ральф. И тут же воспоминание о случившемся обожгло ее сознание.

Все-таки она не удержалась и совершила ту ошибку, о которой еще не раз придется пожалеть. Легкое опьянение прошло, тело налилось усталостью, мышцы болели так, будто Долли пробежала многокилометровый кросс по пересеченной местности. Два или три часа беспокойного сна не принесли облегчения, голова казалась тяжелой, мысли мешались.

Как она могла забыть о даваемых себе зароках! Что послужило тому виной — ночь, напоенная ароматами и пением цикад, шампанское, усталость от бесконечного одиночества или просто близость сильного мужского тела? Теперь уже не важно, любовную схватку нельзя отменить, время нельзя заставить течь вспять.