— Сюда сейчас придут, — предупредила Настя, прислонившись к двери; ей хотелось, чтобы Данила поцеловал ее, как тогда, в своей гостиной. К нему рвалась душа, как железо к магниту, и от этого желания покалывало кожу.

Цербер подошел вплотную, облокотился о дверь по обе стороны от Настиной головы и вдохнул аромат духов. Сама Настя его уже не ощущала, но знала, что пахнет вкусно, зеленым яблоком. Она старалась дышать ровно, но выходило не очень из-за прохлады, которая обволокла голую спину, и колючего ищущего взгляда Данилы. Цербер тоже дышал рвано, усмиряя вспышку гнева; он все же не удержался и провел губами вдоль скулы Аиды, а потом нежно прикусил подбородок. Настя закрыла глаза от наслаждения, ожидая продолжения, но губы Летова вдруг растянулись в улыбке, и он засмеялся. Тихо, зло.

— Веди себя прилично в клубе. Я за тобой заеду в час ночи, как обычно, — сказал он и ушел.

Сбитая с толку, Настя осталась в темной комнате одна. Что это было, как понимать его реакцию? А смех… как будто над собой насмехался. Аида с трудом соображала, барахтаясь в резко обмелевшем чувственном озере.

В «Бронкс» они с Леросом приехали к десяти часам.

— Знаешь, а ты не такая истеричка, какой я тебя считал, — похвалил ее однокурсник.

— Спасибо, да и ты не идиот.

Они отправились к группе Настиных знакомых, которым она представила нового друга, и следующие два часа компания пила коктейли и танцевала. Особенностью «Бронкса» было то, что здесь, как в старинных мужских клубах, имелась Книга пари. Любой желающий мог вписать условие и сделать денежную ставку, остальные посетители, обязательно указав имя, имели право поддержать. Пари на танец с раздеванием Настя неделю назад выиграла… или проиграла, тут как посмотреть.

Сегодня пари было заключено на новенького — Лероса. Кто-то, не теряя времени даром, внес предложение: займется ли он сексом в клубе до наступления полуночи. К Леросу подкатила смуглая брюнетка с татуированными бровями и по доброте душевной провела рукой по брюкам, до самого паха, предлагая помощь. Оказалось, первая ставка была внесена на положительный исход и составляла триста долларов. Под ней на такую же сумму сразу подписались трое человек, включая брюнетку. Если участник не выполнит задание, то денежки — 1200$ в данном случае — уйдут клубу. Если выполнит, то клуб выплатит «подписчикам» ставку в двойном размере, по шестьсот баксов, доложив из собственного банка 1200$. Обычно эти деньги полностью или частично клуб покрывал за счет тех, кто поставил на отрицательный исход. Но против Лероса не подписался никто: уж слишком он сексапильный парень, чтобы сомневаться в его брутальности.

В таких случаях, когда все подписчики были единодушно «за», отказаться от выполнения условия считалось малодушием, и для «слабака» вариантов было два: либо повернуть время вспять и выполнить запрос, либо больше не показываться в клубе, иначе загнобят.

Укурки, ей богу. Лучше бы пустили деньги на новые мозги.

Блин, и что теперь Леросу делать? Не успел войти в круг избранных, как уже придется выйти… или трахнуть кого-нибудь. По лицу однокурсника Настя видела, что он злится и хочет убраться отсюда.

— Узнаю, кто внес предложение и заставлю взять назад, — неуверенно пообещала Настя. Она отправилась к распорядителю клуба и, перекрикивая музыку, поинтересовалась, кто же тот шутник, который записал пари. Ей вручили толстенную тисненую серебром книгу, и под первой ставкой Настя прочла: «Цербер». Она перечитала несколько раз, убедиться, что не глюк. Огляделась по сторонам, как параноик, и не поверила глазам, заметив Данилу в дальнем темном углу. Он шептался с совершенно сногсшибательной куклой, которая обвила его тонкими руками, как осьминог.

У Насти в душе заиграла мексиканская музыка, слишком быстрая, как в ковбойском вестерне, и захотелось схватить внутреннюю гитару и разломать ее о стену к чертовой матери. Да как он посмел?

Разъяренная, Настя промаршировала к его столику и, когда он повернул к ней циничную физиономию, съездила по ней кулаком. Кукла, взвизгнув, отпрыгнула в сторону, а Настя процедила:

— Охренел? Ты зачем человека подставляешь?

— Ну а что, — ехидно ответил Цербер, ощупывая пострадавшую челюсть. — Он думал, что пришел на скучную вечеринку. А теперь бесплатно поимеет Настю Терехову или кого-то другого, кто больше по вкусу. Например, Андрея. Андреев сегодня здесь как минимум три, сможет выбрать любого. Останешься в клубе до полуночи — пойдут слухи, так что собирайся домой. Твой Алекс — актер взрослый, пускай выкручивается.

Кукла опомнилась и, нежно обхватив лицо Цербера ладонями, повернула к себе, проверяя нанесенный ущерб.

— Даня, ты в порядке?

Если бы Настю пырнули ножом в ответ, и то было бы легче. «Даня? Какой он тебе Даня?» Унижение из-за Лероса, которое накрыло горячей волной, презрительный взгляд куклы, слишком элегантной, чтобы быть обычной игрушкой, — все это оглушило и заставило умолкнуть. Настя развернулась и, ничего вокруг не замечая, выбралась на улицу, чтобы дохнуть свежего воздуха. Валера догнал ее и сказал:

— Слушай, я домой.

— Что? А, да… хорошо. Прости меня, Валер. Я эгоистичная сука.

— Да все в порядке, ты-то здесь при чем. Да и не хотелось мне связываться с этим клубом. — Но Настя знала, что это ложь. Все студенты мечтали попасть в «Бронкс».

— Я за тобой утром в семь тридцать заеду, — пообещала она, еле ворочая языком. — На дачу к Прохорову. Помнишь?

— Да, спасибо тебе огромное. Извини, если не справился.

— Ты просто супер, Валера, не мели чепухи.

Он подмигнул на прощание и, выйдя к дороге, тормознул такси. А Настя продолжала стоять под дождем, дрожа от ярости. Вскоре на плечи опустилось тепло: на нее набросили пиджак, который пах Цербером.

— Что, Настенька, такая расстроенная? Вышло не по-твоему? — нежно прошептал он ей на ухо, касаясь губами волос. — Я схожу за Диной, и мы отвезем тебя домой. Зайди под козырек, простудишься.

Настя не сдвинулась, ощущая, как морось охлаждает тело, но не нутро, в котором пламя рычало и не желало утихать. Если существовало искусство вырезания по сердцу, то Данила только что достиг новой высоты. Он с Диной — «мы». Откуда кукла вообще взялась? Никто о ней никогда не слышал.

Стоп.

Много-много путаных мыслей — и…

Да не может того быть…

Вот так к концу второй субботней вечеринки Настя наконец увидела нюанс, который до этого упустила: Данила знал, что она с ним играет.

Настя открыла в мыслях виртуальный дневник практики и проанализировала все, что с ними произошло за последнюю неделю. Память у нее была превосходная, особенно на диалоги. Она могла цитировать романы. Вспомнив поведение Данилы в берлоге, когда он, хлопая ресницами, склонился к порванному вырезу футболки с Дарт Вейдером, она осознала, что Летов раскусил ее флирт с первых же минут и ответил тем же. А она повелась, гордая своей победой.

Но если Настя точно знала, зачем ей это все нужно, то найти мотив Данилы не могла. Он не хочет ей мстить, не хочет убрать со своей дороги, ведь самый простой способ для него — это держать дистанцию, пока она не уедет в Гарвард. Да, Цербера тянуло к Насте чисто физически, но спать с ней под носом у ББ он вряд ли собирался, а потому снова мимо. Тогда зачем? Скучно? Решил позабавиться за ее счет? Может быть, но вряд ли.

И Настя выудила причину из мусора бытия. Цербер вознамерился преподать ей урок, показать, насколько она упряма в своих тупиковых желаниях. ББ ведь выбрал Летова для практики именно для этого — открыть Насте ее истинную суть.

«Кому, как не Дане, известны твои слабые места», — сказал Большой Босс в памятное субботнее утро, когда сообщил о новом месте ее ссылки. По сути, отец имел в виду: у кого, как не у Цербера, получится выбить из тебя дурь?

Вот Данила и придумал, как Настеньку проучить. Ослу понятно, что убеждать Аиду на словах — дело пустое, а вот показать на практике, растоптав «избалованную принцессу» ее собственными ногами, надломив упорство о неприступную стену, — метод действенный. Так даже до Насти дойдет, что с ее характером не выжить в мире акул. Она сдастся, как сломанная кукла, свесит язык на сторону и пустит слюни, оставив дело борьбы тем, кто этого действительно достоин.

Цербер сходу учуял, что Настя затеяла игру, и решил использовать это против нее же самой. Так он и Аиду обломает, и перед Большим Боссом снова выслужится.

Вот же гад.

Скорее всего, Данила считает, что она поступила так из мести, из желания досадить ему, выбить из колеи. Он, конечно, прав, но ведь это такая маленькая верхушка огромного айсберга. Возможно, если бы он об этом знал, то не стал бы отвечать вызовом на вызов, а просто ушел бы с пути… Но, увы, первым из них двоих не заговорил никто, а сейчас уже поздно, игра запущена, и адреналин в крови зашкаливает. Теперь тот, кто заговорит, будет проигравшим.

Второй раунд Настя отдала без борьбы, ответив ревностью на ревность. Если и дальше так пойдет, то Цербер докажет Насте ее несостоятельность, пожурит наравне с отцом, потопчется на аидовских останках и как ни в чем не бывало продолжит три раза в месяц забирать с вечеринок, пока не посадит на самолет до Штатов. А Настя за год выгорит от его присутствия рядом, и плевать ей станет и на Гарвард, и на торжество идиотов.

Ну нет, не бывать этому.

Она достала из сумочки пачку тонких сигарет; выудив одну, повертела в пальцах и сунула в рот, не поджигая. Эту привычку она переняла от ББ, который успешно бросил курить пару лет назад. Отец говорил, что такое действо позволяет закалить силу воли и успокоиться.

Курить Настя начала в семнадцать, когда Данила из лучших церберских побуждений назвал ее потаскушкой. К счастью, под влиянием Саньки Прохоровой вредная привычка за два года сдулась. Подруга сказала, что сигареты для Насти — это понты обиженки. Так оно, собственно, и было, не поспоришь. Но сейчас запах табака и наличие сигареты в руке удерживали от истерики, хотя руки все равно дрожали, и явно не от дождя. Стало холодно, противно, и в первую очередь от себя самой. От того, что позволяла Церберу оскорблять себя, что зависела от него и эта зависимость была гораздо хуже табачной.