Она уже не знала, какой сейчас раунд, не помнила, кто победил вчера, и ей это было не важно. Она решила сыграть ва-банк, все или ничего, и это будоражило, как воздушный танец на полотнах из тумана. В военном плане оставалось всего два пункта: разговоры по душам и подарок. Но Настя не могла больше, признания рвались наружу, было больно молчать. Она расскажет Церберу о том, что чувствует. Должна, иначе сойдет с ума.

Навстречу шла заспанная Майка. Гостья равнодушно отнеслась к тому, что Настя бродит по дому в полотенце.

— Привет, все уже разъехались. Я тоже отчаливаю, мое такси прибыло.

— Да? Спасибо, что навестила. Рада была видеть, — они наспех обнялись и разошлись в разные стороны.

Вверх по лестнице, на третий этаж, направо, вторая дверь…

Настя закрыла глаза и досчитала до десяти, чтобы успокоить дыхание; потянула ручку вниз, и дверь отворилась.

Он спал, лежа на животе, прикрыв бедра простыней. Узел паники в груди растаял: Цербер не ушел. У него была идеальная спина, в меру мускулистая, с узкой талией и широкими плечами. Хотелось забраться на кровать и лечь на него сверху, накрыть собой вместо простыни.

«Просто подойти, разбуди его и для начала скажи, что пришла поблагодарить за подарок». Но эта мысль сразу охладила: «Дура, снова ты ему навязываешься, предлагаешь себя». И трудно было двигаться от внезапного онемения. Полюбовавшись на Данилу еще пару минут, послушав его ровное дыхание, Настя на цыпочках вернулась к двери.

— Настя? — раздался позади хриплый голос.

«Вот черт». Но досада тут же захлебнулась в волнении.

Аида развернулась и посмотрела на Цербера. До чего же хорош, хоть бы не ослепнуть. Темные волосы взъерошены, на щеках темнеет щетина, а в глазах разгорается огонь. Насте стало покалывать кожу от предвкушения, и она туже заправила край полотенца на груди.

— Я не знала, уехал ты или нет, — произнесла она наконец. — Хотела сказать спасибо за подарок.

— Ты слишком далеко стоишь, мне не слышно, — ответил Данила, и Настя зарыдала в душе от благодарности, потому что все, чего ей хотелось сейчас, — это почувствовать на себе его руки, которые умели оградить от всего мира, а потом сказать правду.

Она обошла кровать, опустилась на одно колено, прогнув матрас рядом с бедром Данилы, и он снова заговорил, лаская взглядом.

— Если хочешь поблагодарить меня, то перестань цепляться за полотенце.

Настя чувствовала, что он не пытается обидеть ее, а стремится помочь, подтолкнуть, чтобы она прекратила нервничать. Настя медленно опустила руки, наблюдая, как Данила напрягается и делает глубокий вдох.

— Раздень меня сам, — произнесла она зазывным шепотом.

Летов приподнялся на локтях, и простыня сползла ниже, приоткрывая светлую полоску кожи ниже живота, подтверждая, что он спал обнаженным. Настя прикусила губу, чтобы не всхлипнуть, когда Данила обнял ее за талию и притянул к себе, подхватил под колено и заставил сесть на себя сверху. Он просунул руки под полотенце и обхватил бедра, поглаживая большими пальцами, распаляя внутри жар, который она не умела контролировать.

Через тонкую простыню Настя ощущала, что Данила возбужден, и медленно сделала первое скользящее движение. Он шумно выдохнул, напрягая мышцы плоского живота, а затем двумя руками распустил узел на полотенце; сжав махровые углы, развел полы в стороны и замер, глядя на Настю. Он отбросил полотенце и провел ладонями вдоль ее спины, огладил ягодицы, сжал их и стал плавно, ритмично двигать своими бедрами.

Их разделяла лишь тонкая ткань, и Настя остро чувствовала каждое движение горячей кожей и натянутыми нервами. Данила резко сел, так что их лица поравнялись, а затем вместе с Настей передвинулся на край кровати, спустив ступни на пол; чтобы удержаться на его коленях, пришлось скрестить ноги у него за спиной.

— Как же я тебя хочу, — с отчаянием прошептал он, обнимая Настю за талию, скользя ладонями по пояснице и прижимая к себе так крепко, что стало сложно дышать.

«Мне мало лишь твоего влечения.» — хотелось ей закричать, но она не могла произнести ни слова. Вместо этого она откинулась назад в замке его рук, позволяя ласкать себе грудь.

— Ты тоже производишь впечатление, — стараясь скрыть горечь за сарказмом, ответила Настя. Она никак не могла произнести заветные слова, поэтому решила начать издалека. — Почему ты не отдал мне подарок три года назад?

Данила замер, а затем начал нежно водить губами по ложбинке между грудей, выше, вдоль ключицы. «Он не знает, что ответить», — подумала Настя.

— Боялся, что я напридумываю себе всякой ерунды, переоценив такой знак внимания? — стараясь звучать беззаботно, спросила она.

— Просто повода не было, — ушел он от ответа.

— А почему подарил сейчас?

Он напрягся и, избегая смотреть ей в глаза, пожал плечами:

— Подумал, что ты достаточно взрослая для этого.

«Достаточно взрослая, чтобы реалистично оценивать наши отношения? Физическое влечение, притяжение, игра? Или думал, что я сразу прибегу признаваться в любви, как собачонка? У которой ни гордости, ни предохранителей?» Реальность хлестнула плетью, и Настя осознала, что именно так и поступила.

«Ну что ж, раз такие дела, Цербер, тогда давай играть дальше. Ты у меня еще по-другому запоешь, серенаду мне напишешь и татуировкой ее себе набьешь, на свою идеальную спину». Она видела, что Данила испытывает к ней более сильные чувства, чем говорит, и это вселяло в нее уверенность. Новый, короткий, раунд остался за ним, прямо в нокаут послал вредную Аиду. Теперь ее ход.

— Да, я взрослая и благодарить умею, правда? — Она лукаво улыбнулась, потянулась к его рту и провела кончиком языка по нижней губе, услышав приглушенный стон своего мужчины. Она нашла его и не собиралась отпускать, разве что он сам уйдет.

Данила углубил поцелуй и провел ладонями по ее ногам, спине, и выше, обхватывая Настин затылок и заставляя откинуть голову назад; провел языком по шее, от ключицы вверх, прикусил мочку уха, а затем у Цербера начали сдавать тормоза.

С глухим стоном он крепко, почти до боли, сжал пальцами сначала Настин подбородок, будто решая, что сделать с ее ртом, потом переместил пальцы на шею, поглаживая бешено бьющуюся артерию, и посмотрел прямо в глаза. Взгляд у него был затуманенным, а в зрачках Настя видела себя. Данила грубо впился ей в губы поцелуем и жестче притянул к себе второй рукой. Он терял контроль, и, почувствовав это, Аида отцепила его ладонь от своей шеи и сказала:

— Сейчас сюда явится Большой Босс.

— Как скажешь. — Данила явно не услышал ее.

Тогда Настя склонилась к его уху и ехидно прошептала:

— Я ведь могу залететь. Тебя убьют, а я стану матерью-одиночкой с маленьким Церберчиком.

На этот раз Летов остановился: видно, дошло, что Настя больше не реагирует на его ласки и вернулась к подтруниваниям.

Он глубоко вдохнул-выдохнул и уткнулся лицом в изгиб ее шеи.

На этот раз он не стал оправдываться, что у него давно не было женщины. Врать уже не было смысла, они оба прекрасно понимали, что их тянет друг к другу, как магнитом.

***

Завтракали в полдень, когда вернулся ББ. Он сидел во главе стола и читал новости на айпаде, попивая зеленый чай.

Настя отправила домохозяйку отдохнуть, а сама приготовила омлет, тосты и кофе. Уже привычно сыпнула корицы на белую пену: Цербер пил без сахара, с молоком. Себе сделала крепкий американо, принесла все добро в столовую и решила пошалить. Теперь, когда они снова вернулись к безопасной игре, стало легче, ушло напряжение, которое держало Настю в тисках все выходные. Она снова была Аидой, которая что хотела, то и творила.

Настя уселась напротив Данилы, и когда отец, потерянный в виртуальном мире, внимательно просматривал сводку новостей и электронную почту, спросила:

— Как спалось, Цербер? Явился к утру, буйный и злой. Таким макаром я тебя скоро сдам в питомник.

Данила, который за неделю отвык от подколок, подавился и вернул чашку с кофе на блюдце.

— Спасибо, Анастасия, спалось хорошо. Гостеприимство вашего дома иногда поражает, особенно по утрам. — Он ухмыльнулся, и Настя почувствовала, как в душе снова поднимается она — волна удовольствия от безобидных перепалок.

Настя отрезала кусочек тоста, открыла маленькую разовую баночку апельсинового джема, намазала и медленно слизала остатки с ножа. Данила тоже «включил» стального Цербера, а потому даже не дрогнул, но глаз не отвел; проследил за тем, как она облизала губы, и вернулся к своему кофе, а потом и вовсе завел разговор с Большим Боссом. Видимо, решил спрятаться в безопасной зоне.

После обеда все живое в доме потянулось к солнцу, перебравшись к открытому бассейну во внутреннем дворе.

Настя сидела в раскладном полосатом кресле и, скрестив ноги, читала потрепанную годами книгу «Преступление и наказание». Там как раз убили старушку-процентщицу. На ней (не на старушке, а на Насте) были хлопковые шорты и короткий топ, не доходивший даже до пупка. Плавать она не собиралась, поэтому купальник не надела.

Рядом в похожем шезлонге дремал Цербер, хотя из-за зеркальных очков было непонятно, закрыты ли у него глаза.

Большой Босс играл в шахматы с Ниной Михайловной на другой стороне бассейна.

Идиллия. Можно начинать.

— Данила Дмитриевич, у меня к вам вопрос.

Тот не отозвался. Настя огляделась, подняла банку с солнцезащитным кремом и запустила Летову в плечо, прикрытое коротким рукавом летней рубашки. Данила дрогнул и передвинул очки на голову.

— Я слушаю, — сонно сказал он, и Настя пожалела, что разбудила его. Но дело сделано, былого не воротишь.