От других, но не от мистера Пендлтона.

Как скоро до Блейка дойдут деревенские сплетни? Может, послать ему эсэмэску или позвонить? У нее ведь где-то есть его визитка… если только она ее не выкинула.

Трюфелька вдруг навострила уши и посмотрела на железные ворота – там на подъездную дорожку выруливала низкая спортивная машина. Машина, похожая на черную гладкую пантеру, проехала по аллее серебристых берез. У Тилли волосы встали дыбом, стоило услышать низкий рокот мотора.

Машина Блейка ему подходит – такая же мощная, сексуальная.

Трюфелька, решив, что машина – идеальная добыча, ринулась подобно сверхзвуковой космической ракете. Тилли не успела схватить собаку за ошейник, споткнулась и упала на гравий коленями. Поднявшись, она увидела кровавые ссадины. Ну почему она не надела джинсы вместо юбки? Тилли извлекла из ранки мелкие камушки, достала спрятанный в лифчик бумажный платок и промокнула кровь.

Блейк стоял около машины, и Тилли проковыляла к нему. У его ног уже сидела Трюфелька… ну просто примерная ученица в школе собаководства.

Блейк бросил взгляд на ободранные коленки и нахмурился.

– Не сильно ушиблись?

– Сильно… благодаря вам. Могли бы позвонить или прислать эсэмэску, что приедете. Трюфелька нервничает при виде машин. Знай я, что вы заявитесь, не спустила бы ее с поводка.

– Пойдемте в дом – надо промыть ранки. – Он протянул руку, но Тилли отошла в сторону и бросила на него взгляд, ясно говоривший: «держись от меня подальше».

– На сегодня вашей помощи вполне достаточно, – сказала Тилли. – Вы что, не знаете, что вся деревня гудит от новостей о нашей помолвке? Я выключила телефон, измучилась от звонков и эсэмэсок с поздравлениями.

Он удивленно на нее посмотрел и тут увидел на пальце кольцо.

– Но я вижу, что вы приняли мое предложение и…

– Приняла? – фыркнула Тилли. – Я по глупости надела кольцо, чтобы посмотреть, как оно выглядит… на пальце, и оно застряло. А потом я была у мистера Пендлтона в медцентре: оттуда сообщили, что он упал. Он увидел кольцо и начал смеяться, когда узнал, кто мне его дал.

– Смеяться?

Тилли с такой силой сжала зубы, что вполне могла бы расколоть орехи вместо щипцов.

– Да. Он смеялся. Видно, я слишком старомодна и благоразумна для такого, как вы. И у меня нет никаких шансов вас укротить. Но если мистер Пендлтон не купился, то медсестра наоборот – она сочла эту новость замечательной и, вероятно, растрезвонила всем. И вот теперь полюбуйтесь. Я помолвлена с вами, и вся округа, черт возьми, хлопает в ладоши от радости, потому что бедняжка брошенная Тилли Топпингтон нашла себе другого. Клянусь богом, я готова была от бешенства заорать так, что сломала бы голосовую почту в телефоне.

Блейк еле-еле удержался от улыбки.

– Значит, вы сказали старику, что кольцо дал вам я?

Тилли закатила глаза, как в фильме об изгнании нечистой силы.

– Он увидел у меня на руке кольцо и спросил, уж не мой ли бывший приполз на коленях обратно. А я сказала, что кольцо мне подарил другой мужчина, и он настаивал, чтобы я ему сказала, кто же это. И я битых три часа сидела и слушала, как мистер Пендлтон заливается смехом, узнав, что этот мужчина – вы.

– Как же вы объяснили ему наши отношения?

– Я сказала, что вы пришли в кондитерскую и влюбились в меня с первого взгляда, – торжествующе заключила Тилли.

Блейк захохотал:

– Вы хотите сказать: с первой пробы пирожного? Стоило мне откусить шоколадный эклер – и я на крючке?

Тилли его смех не понравился. Он над ней потешается? Она ткнула его пальцем в грудь.

– Весь этот дурацкий фарс с невестой – ваша вина.

Он поймал ее руки и сжал.

– Старик согласился продать мне Макклелланд-Парк?

– Понятно, что вас беспокоит. – Тилли указала пальцем на себя. – Сейчас мы говорим о моей жизни. О моей репутации. Что подумают все вокруг?

– Подумают, что вы правильно поступили, связав себя с богатым и красивым женихом, после того как тот негодяй вас обесчестил.

– Ну этого-то он, по крайней мере, не успел, – сказала Тилли и… прикусила язык.

На лице Блейка промелькнула озабоченность.

– Вы о чем?

– Не важно. – Тилли повернулась к Трюфельке. Собака лежала у ног Блейка с видом покорной рабыни, готовой выполнить любой приказ хозяина. – Предательница. Мистеру Пендлтону надо было взять гончую, а не тебя.

Трюфелька выразительно посмотрела на Тилли коричневыми томными глазами и взвизгнула, как бы говоря: «Я слишком умная и знаю, что ты на меня не злишься».

Блейк засмеялся:

– Сообразительная собачка. А вы разве не пригласите своего нового жениха в дом чего-нибудь выпить?

– Нет. Не приглашу.

Он посмотрел на нее в точности как Трюфелька.

– Тилли, послушайте, нам придется сыграть эти роли, а иначе не только Джим Пендлтон не поверит нашей помолвке.

Она испепелила его сердитым взглядом.

– Я не желаю, чтобы мне поверили. Я не желаю продолжать эту глупую выдумку.

– Не получится… пока я не верну свою собственность, – заявил Блейк. – И, между прочим, люди станут удивляться, почему я живу в пансионе, а не здесь с вами.

– Если вы сюда переедете, то это не означает постель с вами. Понятно?

Глаза у него загорелись.

– А как еще убедить старика продать мне Макклелланд-Парк? Только помолвкой.

– Я с вами не помолвлена. – Слова у Тилли вылетали, как лимонные зернышки. – В любом случае это противозаконно, чтобы старый человек, у которого проблемы с памятью, подписывал юридические документы.

– У него слабоумие? – насторожился Блейк.

– Нет, просто временная спутанность сознания из-за падения. Но я все равно считаю, что неправильно этим воспользоваться.

– Разумеется. – Он улыбнулся, словно небрежно отмахнулся от ее слов. – Мне просто надо проявить терпение.

Тилли не показалось, что Блейк обладает терпением, учитывая его предложение, сделанное ей спустя пару недель знакомства. Но какими глазами он смотрел на дом, где провел первые десять лет жизни! Георгианский особняк с десятью спальнями стоял посреди леса, с озером перед домом, с регулярным и пейзажным парком и оранжереей. Два месяца назад, после того как у мистера Пендлтона случился удар, Тилли перебралась в усадьбу. И теперь ей не хотелось уезжать. Она могла понять привязанность Блейка к этому месту. Если бы ей пришлось нарисовать дом своей мечты, то он не сильно отличался бы от этого. Неужели с ее стороны нечестно противодействовать Блейку и не пускать его сюда, чтобы он продолжал жить в пансионе? У нее никогда не было постоянного места, которое можно назвать домом, потому что отец – викарий и они переезжали из одного прихода в другой. Она семь лет жила во флигеле егеря на усадьбе родителей Саймона, поскольку отцу дали другой приход, в доме священника она оставаться не могла, а ей надо было закончить последний год обучения в школе по соседству, чтобы затем поступить в кулинарный колледж. Но она вполне представляла, что тот, чья семья прожила в таком поместье, как Макклелланд-Парк не один век, испытывал намного более сильную привязанность к дому.

Блейк перевел взгляд от дома на ноги Тилли – на голенях у нее капельки крови.

– Надо обязательно продезинфицировать ссадины.

Тилли и забыла про свои коленки. Трудно в его присутствии замечать что-либо, кроме блеска серо-голубых глаз, изгибов чувственного рта. А что она ощутит, если его рот коснется ее рта? Каково это будет? А какие у него губы: твердые или мягкие или что-то среднее?

– Да… хорошо… тогда заходите, пожалуйста, раз уж вы здесь. – Слова вылетели сами по себе.

В глазах у него вспыхнул проказливый огонек.

– Вы уверены, что старик не стал бы возражать, что старомодная и благоразумная девушка приглашает в дом мужчину, которого знает всего две недели?

Тилли с кислой физиономией махнула рукой.

– С чего ему возражать? Мы же… вроде помолвлены. Вы забыли?

Он усмехнулся:

– Как я могу забыть?

Глава 3

Блейк переступил порог своего родового дома, и воспоминания захлестнули его. Боль разлилась от сердца по всей груди, мешала дышать. Во всех комнатах дома живет память, в каждом окне, в каждой стене, в каждой половице. Он провел самые счастливые годы в своей жизни здесь с двумя людьми, которых любил больше всего на свете. Этот дом воплощал для него давно утерянный мир надежности и любви.

Изменился цвет стен, мебель, но основное осталось. Через окна с переплетами-средниками лился свет; натертое дерево половиц скрипит под ногами; лестница на верхние этажи с перилами, по которым он съезжал столько раз, что и не счесть. Он почти слышал голос матери, мягкий, веселый, – этот голос позвал его, когда он вошел в парадную дверь. Ему даже послышался стук ее туфель по паркету и донесся запах ее духов. Он, казалось, почувствовал ее руки у себя на плечах – они ласково обнимали его.

– Я вас тут оставлю, – сказала Тилли. – Пойду промою колени.

Блейк очнулся.

– Я вам помогу. Ведь по моей вине вы поранились.

– Наклеить пластырь я и сама в состоянии, – холодно и высокомерно ответила Тилли, и его это позабавило. Его вообще многое в ней забавляло и еще притягивало своей непосредственностью.

– Я настаиваю, – заявил он.

Она тяжело вздохнула и направилась к ванной. Блейк не мог оторвать глаз от того, как юбка колыхалась на крепких бедрах.

Позволит ли она ему остаться здесь? Удастся ли уговорить ее? Ему вполне удобно и в пансионе, если, конечно, не считать кровати, в которую проваливаешься, как в облако, откуда торчат одни лишь ноги. И каждый раз он на грани сотрясения мозга, проходя в дверь. А завтраки миссис Роузторн, от которых можно лопнуть? Это сведет на нет всю работу с личным фитнес-тренером.

Какое у Тилли основное возражение? Дом большой, комнат достаточно, чтобы не сталкиваться, если она того не желает. Хотя он как раз имел в виду, чтобы они сталкивались. И близко.