Александра Салиева - Притворись моей

– И с чего бы ему это делать? – удивлённо смотрю на Филатова.

– Если будет суд, то будет и огласка, – пожимает плечами брюнет. – Репутация, – обобщает всё то, что вытекает в дальнейшем.

– Ариша там не одна, другая девочка, она тоже там, с ней… – робко вставляет мама. – Бедняжечки мои…

– С учётом, что вина разделена на двоих, при условии, что и та сторона будет согласна, то семь миллионов с каждой стороны – это меньшее из зол, лучший выход из ситуации, – соглашается Андрей Рашидович. – Я позвоню её родственникам и поговорю с ними, – разворачивается и направляется к припаркованному неподалёку Peugeot, за руль которого усаживается, сосредоточившись на своём телефоне.

Разговаривает он долго. Нам же ничего не остаётся, как просто ждать. И мучительно больно думать над тем, где я возьму семь миллионов за одну ночь… нет, не семь, все четырнадцать, потому что…

– Они отказываются, – выносит вердикт своим переговорам вернувшийся Андрей Рашидович.

– Как отказываются? – охает мама, умолкает всего на секунду. – Но ничего, у меня полно драгоценностей, мы их отнесём ювелиру, там должно хватить, – кивает собственным словам, суетливо крутится на месте. – Чего встала, Василиса? Поехали, у нас с тобой ещё куча дел на сегодня! Где моя шкатулка с жемчугом и бриллиантами, ты не помнишь? – спрашивает, но ответа не ждёт, открывает дверцу гибрида с водительской стороны.

– Нет у тебя никакой шкатулки с жемчугом и бриллиантами, мама, – шепчу я едва слышно.

Ноги словно в цементном растворе. Ни шагу не ступить. Но я в очередной раз борюсь сама с собой, иду ей навстречу, отбираю ключ от машины, подталкиваю к другой дверце, ведущей на заднее сиденье.

– Я сама за руль сяду, – поясняю для неё.

Мама упрямо поджимает губы. Но, спасибо, на этот раз со мной не спорит. Она. Но не Филатов.

– Нет. Не сядешь, – непреклонным тоном заявляет он.

Мои ключи опять не со мной. Отбирает их, как собственные.

– Передай операм, к утру деньги будут, – бросает уже небрежно, и не мне, а адвокату. – Вся сумма, – подхватывает сперва под руку меня, затем и мою мать.

Её он сопровождает не так уж и далеко. Ровно до чёрного внедорожника, на который прежде я не обращала никакого внимания.

– Это Майкл, – представляет брюнет вылезшего из тонированного автомобиля здоровенного амбала. – Он отвезёт вас домой, – мягко улыбается ей. – А мы с вашей дочерью пока уладим вопрос с деньгами для Ариши.

Поразительно, но мама не спорит и на этот раз. Лишь благодарно улыбается ему, со слезами на глазах. А я – так и вовсе, как безвольная кукла, позволяю ему усадить себя в салон Bugatti Veyron, совсем не беспокоясь о том, что маму забирает какой-то непонятный тип, после чего увозит её. В голове бьются совсем другие мысли. Куда более тревожные и сумрачные.

– Ты, правда, дашь мне четырнадцать миллионов? – хмурюсь, развернувшись к усевшемуся за руль Глебу.

– Почему нет? – слишком уж беззаботно хмыкает Глеб. – Четырнадцать миллионов рублей для меня не такая уж и проблема.

– Вот так просто? Не проблема, и всё? – совсем не верю.

– Нет, конечно, – оправдывает мои ожидания мужчина. – Взамен ты отработаешь с лихвой эти деньги.

Звучит устрашающе. Особенно – то хладнокровие и отстранённость, с которыми он проговаривает каждое своё слово. К тому же, вместо дальнейших пояснений, Филатов принимается расстёгивать пуговички на своей рубашке, одну за другой, как ни в чём не бывало, после чего и вовсе избавляется от этой части своей одежды. Мы так и стоим перед управлением МВД, не трогаемся с места. И какого чёрта он делает – вовсе…

Непроходящий шок – моё всё!

– Я собираюсь переодеться. Не смотри на меня так, словно я тебе только что предложил отсосать у меня за четырнадцать миллионов, – устало вздыхает Глеб, заметив мою реакцию. – Так легко и просто ты от меня не отделаешься, Дюймовочка, – добавляет, едва я выдыхаю с толикой облегчения.

Он в самом деле меняет свою рубашку на самую обычную футболку, которую достаёт из бардачка. Только потом мы едем… не знаю куда. За боковыми стёклами мелькает панорама ночного города, мы пересекаем одну улочку за другой, двигаясь по направлению к центру, точно не в сторону моего дома. Впрочем, Филатов и не спрашивал мой адрес, значит, он ему не нужен. А я… Что мне остаётся? Разве что подчиниться этим негласным правилам. По крайней мере, сейчас, когда нет особого выбора и я нуждаюсь в расположении этого мужчины, сколь бы низко и неправильно то ни было.

– Ты так и не сказал, что я должна сделать, – заговариваю, спустя долгую паузу.

Неизвестность убивает. Ещё с целую минуту, пока наследник «Галеон» продолжает молча вести машину, будто не слышит моего вопроса.

– Станешь моей любовницей. И родишь мне сына. Потом – свободна. Мы в расчёте. Твой долг в четырнадцать миллионов будет отработан.

В первую секунду я решаю, что ослышалась. Во вторую, что он спятил. А в третью – невольно задумываюсь над его дорогостоящим предложением.

Почему?

Да просто – это мой последний шанс…

Жёлтые, оранжевые, лиловые – огни в темноте мелькают за окнами Bugatti Veyron часто-часто, автомобиль несётся по переулкам, не сбавляя скорость. Глеб молчит. Вот уже минут пять. Как и я. Я просто не знаю, что сказать ему после того, что именно он мне озвучивает. Если только…

– Почему я?

Брюнет едва уловимо морщится.

– Ты – единственная из всех встреченных мною девушек, кто добровольно не захотел прыгать ко мне в койку, – выдаёт неохотно.

А у меня будто невидимый тумблер в голове перещёлкивает.

– Ты серьёзно? Просто покупаешь меня, потому что я не захотела с тобой добровольно? – протягиваю в шоке.

Наследник «Галеон» снова морщится, на этот раз явнее. Руль под его пальцами тихо скрипит. Вены на запястьях и шее становятся заметнее, в плечах – напряжение, на лице мелькает страдальческая гримаса.

– Ты неправильно поняла, Дюймовочка. Не в этом дело. Вернее… – запинается, умолкает, поджимает губы. – Потом поговорим. Сперва доберёмся до отеля.

Теперь я знаю, куда мы едем. Но от этого не легче. К тому же, вся обстановка гостиницы «Pontos Plaza» так и дышит помпезностью и дороговизной – всем тем, что раз за разом напоминает мне о моём положении. Декор из лепнины, мозаики, кованый металл с цветочным орнаментом, посреди просторных холлов с вышколенным персоналом – даже моё платье не спасает от ощущения, что я здесь лишняя со всеми своими бедами и проблемами.

Мы поднимаемся на четырнадцатый этаж. Никто из попавшихся на пути не задаёт вопросов: вежливо приветствует, открывает перед нами двери, нажимает на кнопку лифта… Я до сих пор отчаянно надеюсь на то, что всё вокруг – дурной страшный сон, настанет утро и всё закончится. Просто-напросто успокаиваю себя этим. Знаю прекрасно, лишь тону в собственных заблуждениях. Ничего не закончится, ничего не наладится, если только я сама ни приложу к этому усилия. Всегда – сама. Кто, если не я? Собственно, именно поэтому…

– Так почему я? – повторяю не так давно сказанное, едва створки лифта за нами закрываются.

Мы оказываемся посреди громадного пентхауса. Роскошная анфилада ненавязчиво перетекающих друг в друга пространств поражает воображение своей искусностью. Холл, гостиная, кухня, рабочая зона, спальня, гардеробная и даже ванная комната вытянуты вдоль панорамных окон – я отмечаю это всё автоматически, как и тот факт, что помещения абсолютно пусты, будто здесь никто не останавливался до момента, пока мы двое сюда не входим. Впрочем, так думаю лишь я одна. Глеб первым делом сбрасывает ботинки, проходит в кухонную зону, включает кофемашину. Аппарат от итальянского производителя варит двойное эспрессо и американо, оба – без сахара. И если первое предназначается самому мужчине, то второй напиток он протягивает мне.

– Как я и сказал тебе, именно ты – не другая, потому что ты – единственная из всех, кто не позарился на… скажем так, моё состояние, – заговаривает, спустя долгую паузу, Глеб. – Можешь считать это сделкой. Взаимовыгодной. Тебе нужны деньги, мне – гарантии того, что потом ты не создашь дополнительных проблем, если вдруг захочешь поиметь с меня что-нибудь ещё.

Моя бровь взлетает вверх. В очередном удивлении, да.

– Ты предложил родить тебе ребёнка. Ничего себе взаимовыгодная сделка, – смотрю на него, словно впервые вижу.

В отличие от меня, Филатов по-прежнему невозмутим.

– И не буду я твоей любовницей, больно надо, – морщусь, уткнувшись в порцию американо. – Ребёнка можно и по-другому зачать. Зачем тебе вообще ребёнок? Тебе! Ребёнок! Серьёзно? – возвращаю к нему внимание.

Самообладание мужчины всё ещё на высоте. Он неспешно усаживается на один из высоких табуретов у барной стойки, жестом указывает мне расположиться рядом. Нехотя, но всё же делаю, как велит Глеб.

– Что ты знаешь обо мне? – задаёт он неожиданный вопрос.

Хотя, где предел того, чего можно ожидать от этой жизни, а чего – нет, понятие давно спорное. Ко всему прочему, собственная память подсовывает некоторые занятные и в ту же пору сомнительные факты, связанные с Филатовым, от которых становится вдвойне не по себе.

Какой же надо быть идиоткой, чтобы оказаться наедине с мужчиной, которого обвиняют в насилии?!

Уровень тупости – я.

– Немного, – отзываюсь обтекаемо.

Не говорить же ему о том, что подозреваю его в маньячестве, а заодно и себя? Иначе что я тут с ним делаю? Риторический вопрос. Пойду куда угодно и сделаю что угодно, лишь бы сохранить те десять лет жизни, что могут быть отобраны у моей Ариши. Без неё мне никак. Как и маме.

– У тебя очень живая мимика, ты в курсе? – усмехается мне в ответ Глеб.

– В курсе.

Теперь…

– То есть, о том, что в данное время в штатах проходит судебный процесс с моим участием, ты тоже в курсе? – по-своему расценивает он.

Включила бы дурочку, мне не привыкать, но какой смысл?