– В любом случае?! – рассерженно перебивает Ариша, резким рывком приблизившись ко мне. – Алё! – несколько раз щёлкает пальцами перед моим носом, будто иначе я её не вижу. – Ты умрёшь, Варя! Ты не переживёшь роды! Понимаешь ты это, или нет, дур… – тут я снова затыкаю ей рот.

Ладонью, ага.

А то опять раскричалась.

– Вероятность смертности при моей разновидности порока сердца составляет от сорока до семидесяти процентов, – произношу деланно спокойно давным-давно заученным тоном. – Для меня. Для ребёнка – риск и вовсе минимален. Медицина за последние годы хорошо продвинулась в этом аспекте, а я оставлю соответствующие приоритетные распоряжения на случай, если всё будет плохо, – запинаюсь всего на секунду. – Но, может быть, если повезёт, мы оба будем в порядке. Сорок процентов – не сто. Рано устраивать по мне панихиду, сестричка.

Последнее упоминаю не просто так. Девушка меняется в лице. Смотрит на меня, словно видит привидение. Побледнела.

– Если повезёт? – повторяет она сказанное мною, а в голосе проскальзывает дрожь. – С твоим-то «жизненным» везением, Варя? – хмыкает горько, поднимает лицо к потолку, пряча от меня подкатывающие слёзы. – Господи, чем ты только думала, Варя…

Я не собираюсь уподобляться ей. Не желаю плакать, сожалеть или каяться, надеясь, будто ещё может быть иначе. Хотя горький привкус безысходности всё равно никуда не денешь. Но и над её словами я размышляю недолго.

– Ты помнишь, почему из нас двоих, когда встал выбор, кто будет продолжать обучение в университете, это оказалась ты, а не я? – произношу тихим, ровным, отстранённным тоном, и не жду ответ. – Стресс, нервный срыв, любое сильное эмоциональное потрясение… Чёрт возьми, у меня и парня никогда не было, потому что моё сердце может остановиться в любую секунду, даже от чёртового оргазма. И кто тогда будет заботиться о нашей маме? – очередной риторический вопрос с моей стороны. – У тебя есть все шансы получить нормальное образование, устроиться на работу, за которую будут достойно платить, и тогда ты сможешь заботиться о нашей семье. Ты. Не я, Ариша. И если бы ты осталась там, в том жутком месте, что тогда? Кто бы заботился о маме? А обо мне? Знаешь, я почти задохнулась в том коридоре, перед дверью следователя… – замолкаю, но всего на секунду, сглатывая подкатывающий к горлу ком. – И если бы не Глеб, кто знает, может быть и правда задохнулась. Осталась там. Насовсем. А потом что? Что бы было с вами обеими? Думаешь, у меня было достаточно времени найти лучший выход из ситуации? Да я была в полнейшем шоке! И понятия не имела вовсе, как мне быть! Да я и сейчас не знаю, как было лучше поступить, если уж на то пошло, – хмыкаю, беспомощно развожу руками. – И да, я прекрасно помню, что роды мне противопоказаны. Разве можно такое забыть? То, что у меня не может быть самой обычной жизни? Полноценной жизни? Семьи, детей. И да, даже если я действительно умру при родах, зато малыш будет жить, будь уверена, Филатов об этом точно позаботится, всё-таки это не просто пустая надежда и вера на лучшее, а сделка на хреналион рублей, – усмехаюсь тоскливо. – Пусть и мизерный, но это шанс. Мой шанс, понимаешь? Другого такого не представится. У Филатова есть всё, чтобы дать хорошую жизнь этому малышу, чтобы он ни в чём не нуждался, даже если это будет материнская любовь и забота… – тут я повторно запинаюсь, вдыхаю глубже, вспоминаю о том, что собиралась оставаться спокойной, плавно выдыхаю. – Что я теряю, по-твоему? Ничего. Я и так не живу. Существую. Не говори мне о том, что я умру. Я каждое утро просыпаюсь со знанием того, что оно может быть моим последним.

Слёзы на ресницах сестры застывают. Она смахивает их тыльной стороной левой ладони. Тоже глубоко вдыхает.

– У каждого из нас оно может быть последним, Варя. Не говори так, пожалуйста, – нервно пожимает плечом, придвигается ближе и крепко обнимает, притягивая к себе. – Ты же знаешь, как я тебя люблю? – шепчет сквозь грустную улыбку, ласково треплет мои волосы. – Прости. Мне не стоило повышать на тебя голос. Просто я… Обалдела я. Чего уж там…

Я улыбаюсь ей, обнимаю в ответ. Молчу целую минуту, наслаждаясь наступившей тишиной и теплом от своей близняшки.

– Можно подумать, я не обалдела, когда мама заявила, что тебя забрали опера. И обалдела ещё больше, когда поняла, что это не её очередная выдумка, а очень даже реальность… – нарушаю затянувшееся молчание. – Как ты так вляпалась вообще? – сосредотачиваюсь на её лице. – Вот не зря мне этот Третьяков никогда не нравился, – кривлюсь брезгливо, посылая мысленные проклятия в сторону упомянутого.

Ариша болезненно морщится.

– Я попросила у него взаймы, и он не отказал, – вздыхает, заново сдавливая меня в своих объятиях. – Откуда мне было знать, что это деньги, взятые с кассы? На них не подписано, – умолкает, дарит мне очередную грустную улыбку. – Хотела тебе подарок к дню рождения сделать, а зарплата ещё нескоро, – опять болезненно морщится. – А потом пришли эти, из уголовного, опечатали весь магазин, мы даже ревизию не закончили. Забрали и меня, и Алису, – припоминает имя второй задержанной. – Деньги, которые я взяла у Антона, пошли как вещественные доказательства того, что я причастна к хищению. Никто мне не поверил.

– Он тебя подставил, – выношу вердикт услышанному. – Сволочь.

На этот раз сестра ничего не говорит. Молча кивает. Так и не отпускает меня.

– Ты так и не ела ничего, да? – спохватываюсь, подскакиваю с места, включаю чайник, после чего направляюсь к холодильнику.

Он… пуст, конечно же.

Я бы больше удивилась, будь то иначе.

Ведь продукты накануне я не покупала.

– А сама? – хмыкает встречно сестра.

Неопределённо пожимаю плечами.

Когда я ела в последний раз?

Не припоминаю.

– Шоколадку будешь? – предлагаю, разочарованно закрывая холодильный шкаф.

Где-то в моей комнате точно имеется парочка плиток.

Что поделать, люблю я сладости…

– Попьём чай, а потом вместе сходим в магазин, – согласно кивает Ариша.

– Лучше кофе, – на свой лад соглашаюсь и я.

Минуты через две сладость правда найдена в моей спальне, а затем притащена на кухню, и каждая из нас наслаждается тем, что предпочитает больше: я – чёрным без сахара, сестра – зелёной травкой с ароматом жасмина, заваренной в фарфоровой чашке.

– Ну, и? – ни с того ни с сего деловитым тоном интересуется Ариша. – Как ты собираешься пережить свой первый оргазм?

Глоток кофе застревает в горле. Закашливаюсь. Кашляю я долго. А эта… которая бесстыдно усмехается непонятно чему, заботливо хлопает меня по спине.

– Мы договорились. Никакого секса. Искусственное оплодотворение, – откашливаюсь, пусть и не сразу.

Сестра изумлённо выгибает бровь.

– Серьёзно?

– Почему нет?

– Хм… – до сих пор не верит родственница. – Ну, допустим…

Так и не договаривает. Со скептицизмом рассматривает моё лицо, словно ищет там нечто особенное, что могло бы дать ответ на невысказанное.

– Но про то, что в твоей грудной клетке побывала арматура, ты ему не рассказала, – заключает в итоге.

– Не рассказала, – не спорю.

– Он точно не будет в восторге, когда узнает.

– В условиях нашей сделки не было ни слова про мою стопроцентную выносливость, – отзываюсь, только теперь решаясь на новый глоток кофе.

Живительный напиток приятно согревает изнутри. Я делаю ещё один глоток.

– Как вариант, тебе стоит рассказать о состоянии своего здоровья в самое ближайшее время. Не думаю, что Филатов настолько козёл, чтоб, зная все риски, всё равно заставить тебя пойти на такое, – рассуждает Ариша, распечатывая лиловую упаковку, отламывая кусочек шоколада, протягивая тот мне.

– И тогда я должна буду немыслимым способом вернуть ему все деньги? – кривляюсь, принимая сладость. – Нет уж. Я буду молчать. До последнего. И даже не думай снова читать мне морали по этому поводу! – на всякий случай предостерегаю близняшку.

Та явно собирается перевести тему разговора именно в данное русло, потому что на мои последние слова тяжело выдыхает.

– Но он же всё равно узнает, – укоряет она меня. – И с его-то нравом… – качает головой. – И кстати, ты как собралась себя искусственно оплодотворять, если тебе забракуют эту процедуру ещё на начальных этапах? – вопросительно выгибает бровь.

Чашка с кофе наполовину пуста. Отставляю её в сторону. На неё и смотрю, опустив голову.

– Я ещё не придумала, – сознаюсь нехотя.

Сестра страдальчески закатывает глаза.

– И когда же у нас грядёт сие грандиозное событие? – невесело усмехается Ариша.

– Да с самого утра уже грядёт, – по-прежнему изучаю тёмную жидкость в своей чашке. – Как деньги отдал, так сразу и потащил в медицинский центр, на обследование. Спасло то, что сперва мы заехали на мою работу, чтоб я написала заявление об увольнении, а потом пришлось поменять планы. В кабинете Быкова была подружка его отца. Она настояла, чтоб мы пообедали с ними, так что визит к медикам пришлось перенести, – кривлюсь, отпивая новый глоток кофе.

– Что-то ты не очень рада такому спасению, – замечает Ариша.

– Эта Вера, она… себе на уме. И похоже, что она собирается шантажировать Глеба тем фактом, что тот так сильно потратился на меня, – выдаю и эту новость. – Его отец не знает о деньгах, – поясняю следом. – А она знает. Такое ощущение, что она вообще всё знает, словно следит за ним.

– Ого…

– Угу, – признаю грустно.

– И что ей надо?

– А чёрт его знает, пока не сказала, – пожимаю плечом. – Ещё и Антона Быкова притащила на обед, – добавляю задумчиво. – Я так понимаю, у неё плотная дружба со всем семейством моего бывшего шефа.

– Хм…

Кофе допит, шоколад съеден. Но сборы в магазин так и не начаты. Едва я поднимаюсь на ноги, мой гаджет заливается мелодией входящего. У Ариши обе брови взмывают вверх, едва она замечает высветившееся «Любимый» на экране.

– Не спрашивай, – отмахиваюсь понуро, раздумывая над тем, что может понадобиться Филатову, ведь отпущенные им два часа ещё не закончились.