Не совсем разумно, с фатальной поспешностью, но при мысли об этом часть «плохого», застрявшая в моём сознании, становится немного терпимее.

– Я пришла первой. Моя сестра физически ничего не могла добавить в тот чай. Мы рядом сидели. Откуда ты вообще всё это знаешь? – смотрю на него с непередаваемым изумлением.

– Видеокамеры. Пока ты приходила в себя, у меня было трое суток на то, чтобы разобраться со всем случившимся. Ваша встреча была спланирована заранее. Как и подача ужина. А значит, и отрава в чай была добавлена вместе с приготовлением пищи. Неважно, чья рука положила. Важно, чья рука и кому подсунула, – служит мне категоричным ответом. – Единственно, на что не рассчитывала твоя сука-сестра, это вмешательство Веры. Я, кстати, тоже не рассчитывал, – а это уже мрачно. – Я просто хотел узнать, что ей нужно от меня, понимаешь? Не трогал я её. Не в том плане, о чём ты подумала. Если бы приехали на минуту позже, застала бы совсем другое.

И почему я упускаю тот момент, когда мои пальцы комкают его футболку? Хватаюсь, как утопающий за спасательный круг. Очень хочу ему верить. Особенно, после того, как…

– Я бы ни за что не перепутал тебя с ней. Совсем ты в меня не веришь, Дюймовочка, – качает головой в мнимом расстройстве Глеб.

– Да? В самом деле? Ты поэтому меня цвет волос заставил сменить? – ехидничаю встречно. – И чем же мы с ней отличаемся тогда? Когда этот цвет всё равно в итоге одинаковый?

– В твоих глазах отражается всё самое лучшее, что есть в нашем мире. Я это заметил, ещё когда тебя впервые увидел. Ты – другая. Совсем не похожа на неё, – вздыхает, отпускает мой затылок, а потом прижимает к себе всю, целиком, немного погодя и вовсе перетаскивает на колени. – Зря ты встала.

Тоже вздыхаю. И тоже обнимаю его. Кажется, впервые за долгое время дышу по-настоящему свободно.

– Почему не сказал? Ещё тогда, в кабинете следователя ведь знал… какая она. А мне не рассказал.

– Не хотел тебя расстраивать. Ты слишком дорожишь своей семьёй. Несмотря на то, какие они у тебя, – улыбается грустно, проводит по моим волосам.

Мне тоже хочется улыбнуться. Но не с грустью. Так, чтоб его грусть исчезла. Вот только…

– Мама! Моя мама, – спохватываюсь.

Что за дочь я такая, если о ней только сейчас вспоминаю?!

– А что с ней? Навестим, как тебя выпишут.

– То есть, она всё ещё на реабилитации? – уточняю недоверчиво.

– Где ей ещё быть? Если только не сбежала, предварительно выдернув капельницу. В кого-то же ты получилась такая шельма без инстинкта самосохранения, – хмыкает.

И почти сразу хмурится, задевая участок кожи с запёкшейся кровью на мне. Останавливается, больше не течёт. Не снаружи. Единственная, оставшаяся у меня рана – она внутри. И кровоточить будет долго. Возможно всегда. Наверное, я ещё долго не смогу осмыслить, почему Ариша со мной так поступила. Впрочем…

– Я должна с ней поговорить. С Ариной.

– Нет.

– Но…

– Нет. Не в твоём состоянии. Нельзя, – категоричное, наряду с усиливающимися объятиями. – К тому же, с ней никто, кроме следователя и адвоката, в ближайшее время не увидится. Уж прости, на свидание в изолятор я тебя точно не отпущу.

– В изолятор?

– Потерпевший по делу о краже с участием Антона Третьякова вернул мне выплаченные деньги. Решил, что всё должно быть по закону. Арина Демидова ответит за свой проступок, как положено. И даже больше. Учитывая эпизод с твоим отравлением и наймом водителя пикапа, который совершил на тебя покушение. Это уже тоже доказано.

– Так уж и вернул? Прям все деньги? Сам? По собственной инициативе? – округляю глаза.

– Угу. Ну, почти сам. И почти все. Так что ты мне ничего не должна. Соответственно, наша сделка аннулируется, – пожимает плечами в полнейшей беззаботности Глеб.

– То есть, я могу просто оставить ребёнка себе?

– Если выдержишь судебный процесс со мной. За право опеки. Или замуж за меня выйдешь. Тогда сколько угодно его в нашей будущей детской себе оставляй. Особенно на ночь. А то мне утром на работу надо. Я не готов к шестнадцатичасовым совещаниям после бессонных суток, ночных кормлений и что там ещё будет, когда он появится на свет… – призадумывается.

Я тоже призадумываюсь. Но не о детской. О том, как всё выворачивается. И о том, что до сих пор не верится. А ещё…

– Ты в курсе, что любовница твоего отца и глава твоей службы безопасности – родственники?

Не совсем уместно. Но я должна заполнить все пробелы. Прежде чем приму окончательное решение.

– Естественно, я в курсе. Вера так с моим отцом и познакомилась. Когда пришла увидеться с братом.

– И она считает вашу семью воплощением настоящей клоаки, – добавляю осторожно.

– Она не так уж и далека от истины. Кто не без греха? – на удивление спокойно реагирует Глеб. – Мои родственники твоим не особо уступают, разве что следы своих деяний гораздо тщательнее заметают. Но ты же помнишь, что я тебе говорил? Есть только ты и я. Всё остальное – просто шум, – склоняется, повторно поддевает пальцами подбородок, приподнимая.

– Камеры видеонаблюдения я всё равно посмотрю, – выдыхаю в его губы. – Особенно те, что в баре.

– У меня на телефоне есть копии. Хоть сейчас открывай, – безропотно соглашается Филатов.

Конечно же, и не думает исполнять. Поднимается вместе со мной, несёт в постель.

– Ты говорила, что наизусть выучила всё от и до, что связано с твоим диагнозом, – протягивает задумчиво, укладывая меня на подушку. – Так когда там можно, в случае трёхдневной отключки, заниматься сексом?

– Филатов! Мы в реанимации!

– В океанариуме тебе понравилось. А тут и кровать есть.

– Но ребёнка мы уже заделали!

– Одно другому не мешает. Особенно, если очень хочется.

Мои возражения заканчиваются. Вместе с поцелуем. Таким же жарким и сулящим забвение, как и всё то, чего мне не хватало…

Эпилог

Форест-Хиллс. Два года спустя

Я люблю осень. Как по мне, это самое яркое время года. Когда часть листвы ещё остаётся на деревьях, а другая – украшает улицы буйством самых разнообразных оттенков. Впрочем, не вся живность вокруг нашего нового дома желтеет или меняет цвет в зависимости от смены сезона. Например, газон с коротко подстриженной травой на заднем дворе – он всегда зелёный. Если, конечно же, наш риэлтор не врёт. Наша семья из трёх человек переезжает сюда, в один из первых в США частных посёлков, построенных по единому генеральному плану, лишь пару недель назад, так что в скором времени нам предстоит убедиться в этом.

– В каких облаках витаешь, Дюймовочка моя?

Тепло родных объятий укрывает со спины, и я невольно улыбаюсь, плотнее прижимаясь к подошедшему супругу. Да, оригинальный розовый бриллиант стоимостью почти в сорок миллионов, как и второе кольцо, идущее к нему в пару, я всё-таки надеваю. Ещё полтора года назад. Тогда же завязываю с рефлексом то и дело возвращать его тому, кто дарит мне это украшение.

– В тех, где, похоже, порция кофеина нужна не мне одной, – хмыкаю, приподнимая чашку с терпким напитком в своей руке чуть выше, предлагая ему.

Время близится к вечеру, хотя ещё не темнеет. А Глеб только-только возвращается из офиса, расположенного в центре Манхеттена. Этим утром он отправляется на работу, несмотря на то, что ночь выдаётся бессонной. У нашей малышки режутся верхние и нижние боковые резцы одновременно, так что спокойный сон нам обоим лишь грезится в несбыточных мечтах.

– Привет, – дополняю уже тише, обернувшись.

Моя ладонь с чашкой обхвачена его ладонью. Он отпивает прямо так, не отпуская мои пальцы.

– Привет, – отзывается таким же полушёпотом глава «Галеон».

Ещё один глоток. На моих губах остаётся привкус эспрессо без сахара вместе с его неспешным ласковым поцелуем.

– Угадай, о чём я думал, пока возвращался домой?

Судя по тому, как отчётливо чувствую на уровне чуть выше поясницы его неумолимо твёрдый стояк, ответ вполне очевиден.

– М-мм… даже не знаю, – протягиваю, вопреки всему, полностью разворачиваясь к мужчине. – О глобальном потеплении и том, что айсберги в Арктике тают? – лукаво прищуриваюсь. – Или о какой-нибудь другой глобальной проблеме?

Короткий рывок, и я вжата в сильное мужское тело.

– О демографическом кризисе, ага, – шепчет мне в губы Глеб. – Нашей дочери срочно нужен братик.

– А как же твоё «со вторым ребёнком подождём минимум три года, чтобы беременность протекала без осложнений»? – хмыкаю встречно, обнимая супруга за шею.

С подколом о том, что у нас рождается дочка, а не сын, как в то неуклонно верил когда-то сам Глеб, так и быть, на этот раз умалчиваю. Ведь именно благодаря бескомпромиссной решительности любимого мужчины моя первая беременность обходится без особых осложнений из числа того, что ожидается при моём диагнозе. Безусловно, еженедельные медицинские осмотры, множество процедур и строжайшим режим жизни утомляют похлеще всякого токсикоза. Но итог того стоит. На тридцать шестой неделе плановое кесарево протекает, как задумано. И уже буквально через несколько часов я счастливо улыбаюсь, качая крикливые три восемьсот, пока Филатов хмуро гипнотизирует нас обеих, не решаясь взять на руки младенца.

– Да. Но надо же сперва несколько репетиций устроить, чтоб на этот раз наверняка мальчик получился, – ухмыляется он без малейшего зазрения совести.

Столь же бессовестно сжаты мои ягодицы. А я приподнята и усажена на кухонную столешницу. Чашка с недопитым кофе летит в мойку. Только чудом не разбивается. По телу разливается огненная волна возбуждения, и уже я сама целую супруга, бесстыдно подаваясь навстречу каждому прикосновению, позабыв обо всём… Обо всём. Да не обо всём.

– А-аа-ааа! – доносится с улицы громкое и отчаянное, сквозь распахнутое настежь окно, расположенное чуть правее от нас.

Мальчишеский вопль вынуждает прекратить прелюбодействовать и соскользнуть со стола, броситься к террасе. Громкому крику тем временем вторит не менее громкий плач, на этот раз девчачий.