Елена Лабрус - Привет, грабли! Да, снова я

— Сядешь — скажу, — ответил Сава, а когда её задница соизволила упасть на сиденье, повернулся к таксисту: — Сначала девушку.

Она заупрямилась, но под молчаливым взглядом водителя, как под прицелом, всё же назвала адрес.

— И что же я тебе должна? — промолчав всю недолгую дорогу, спросила она, когда такси остановилось.

Савелий молча вышел, обошёл машину и открыл ей дверь:

— Поцелуй, Кис-Кис. Ты должна мне поцелуй.

— Вот ещё! — хмыкнула она, выйдя из машины.

Он пожал плечами.

— Не забывай, теперь я знаю, где ты живёшь, — довольно улыбнулся Сава и сел в машину с её стороны.

— Даже не мечтай! — скривилась девушка. — И что это ещё за Кис-Кис?

— Ну-у, а как ещё тебя назвать? М-м-м… — провёл Сава языком по зубам, словно определяя вкус и, конечно, намекая на поцелуй. — Клубника со сливками? Длинно. Мечта стоматолога? Сложно. Конфетка? Пошло. Поэтому будешь Кис-Кис. Как ирис Кис-Кис.

— Вообще-то я грызла карамель, а не ирис, — скорчила она ехидную гримасу.

— Хорошо, будешь карамель. Горячая, сладкая, клубничная карамель, Кис-Кис! — подмигнул Сава и захлопнул дверь.

— Не дождёшься! — крикнула она вслед.

Машина поехала.

Во рту до сих пор чувствовался сливочный привкус её конфеты.

И черт побери, Савелий хотел ещё. Он хотел её всю, эту дерзкую девчонку. Кипел от возмущения. И какая-то его часть хотела её придушить. Но когда она прижалась к нему и дыхнула клубникой, он уже знал, что бы сделал с засранкой. Привязал к спинке кровати её руки носками и…

Такси остановилось у гостиницы.

Он вытащил чемодан из багажника. Полез в карман за бумажником.

Не понял…

Похлопал по карманам.

Вот шельма! Хорошо, что за такси деньги списали онлайн, хорошо, что гостиничный номер уже отплачен компанией, что пригласила его на работу, а документы он положил в сумку, когда проходил таможенный досмотр — эта зараза спёрла у него бумажник.

Лучше бы я сразу поехал на такси, подумал он… негодуя и толкая чемодан к стойке регистрации.

А потом добавил:

Теперь я просто вынужден её найти!

И вернуть должок! С лихвой!

— Да твою ж ногу за ногу! Ну, конечно! Просто супер! — выдохнула я, глядя на лежащий на асфальте бумажник. — А теперь он скажет, что я его украла!

Да что за непруха-то, а?

Но не оставлять же кошелёк здесь. В надежде, что этот нахал вернётся. Мы всё же не в Швейцариях живём, или где там чужие вещи никто не берёт, а сдаёт в полицию.

Я сунула дорогое портмоне в карман и, вернувшись на квартал назад (он же не думал, что я назову настоящий адрес), громыхнула дверью скромного бабушкиного двухэтажного особняка.

— Эвочка, это ты? — раздался из спальни сильный, чистый и совсем не старческий голос, хотя моей любимой старушке давно перевалило за семьдесят.

— Я, бабуль, — замерла я на пороге своей комнаты на одной ноге, словно пойманная с поличным. Но я же и так знала, что она будет меня ждать и не заснёт.

— Там Дуся гречу на ужин варила. Она, конечно, уже остыла, но, если будешь ужинать, скажи, она тебе разогреет.

Если только она мне виски нальёт. Прямо в гречку.

— Я не буду, бабуль. Спасибо. Пусть Евдокия Геннадьевна отдыхает. Час ночи — какая греча! — пожала я плечами, входя в её «будуар».

— Что-то ты сегодня поздно, — удивилась бабушка.

И она была права. Обычно от отца я сбегаю пораньше. Потому что наши еженедельные встречи по выходным заканчиваются одинаково: он начинает разговор о моём замужестве, и я быстренько испаряюсь, не желая слушать какого очередного великолепного кандидата в женихи он мне нашёл, а ещё хуже — знакомиться с «неожиданно» появившимся гостем. Но сегодня… сегодня всё было иначе.

— Одна из его ручных обезьянок всё же забеременела, — присела я на край бабушкиной кровати, удивительно маленькой для французской кровати восемнадцатого века, но как и положено антикварной мебели: с тяжёлым балдахином, гнутыми ножками и резной спинкой. В бабушкином доме по сравнению с отцовскими хоромами и размахом всё было небольшим, уютным, камерным и настоящим.

— Он всё же заделал ребёночка одной из своих наложниц? — укоризненно покачала она головой.

Даже в кровати, с распущенными, а не замысловато уложенными в причёску седыми волосами, прямая, худая, строгая, моя бабуля выглядела царственно. Жаль, что мне не передалось ни грамма её голубой крови. Только цвет глаз, их фамильный — сиренево-голубой. Остальным я пошла в отца — не в маму блондинку, не в бабушку. К счастью, это не мешало Ба меня любить, а отца презирать. С того дня, как они с мамой развелись, бывшая тёща за два года не обмолвилась с ним ни словом.

— Разве не в этом был смысл? — подогнула я ногу. — Он же сказал: женится на той, что первая забеременеет. И ни одну от другой не скрывал.

— Исправно осеменяя, — зло дёрнула головой бабуля, — как племенной жеребец. Это безнравственно. И отвратительно.

— Это честно. Его империи нужен наследник. А после того, как они с мамой расстались…

— Мать твою надо за хвост да об стенку! Но можно подумать, до этого он был святым! — взмахнула она руками.

— Паулина Витольдовна, — сжала я её сухую ухоженную руку со свежим маникюром, — они стоят друг друга. Она актриса, он король. Бог с ними, пусть оба живут как хотят. Только не лезут в личную жизнь их единственного ребёнка.

— Неужели попытки выдать тебя замуж он так и не оставил? — всплеснула она руками. — Кто в этот раз? Крупный банкир или известный скрипач?

— Ты хотела сказать Остолоп номер раз или Остолоп номер два? В этот раз он сказал, что меня ждёт сюрприз. В следующие выходные. Отец собрался закатить грандиозную вечеринку в яхт-клубе в честь своей помолвки. И намерен с кем-то меня познакомить.

— Идиот, — покачала головой Ба. — До сих пор поражаюсь как он умудрился заработать такую кучу денег. На недвижимости! — покачала так, словно для торговли элитными особняками нужны какие-то сакральные знания. — Его должны были облапошить на покупке первого же дома.

— Бабуль, он умный, азартный, удачливый. Харизматичный. Талантливый! А ещё у него чуйка, — улыбнулась я. Несмотря ни на что, я отца обожала. Да и он меня тоже.

— А с чего это ты выглядишь такой довольной? — прищурилась она с подозрением.

— Довольной? Я?!

Вот черт! Я и не заметила, что всё время улыбаюсь.

И вот, честно, не знаю, чему. Он же… Нет, этот хам точно не в моем вкусе. Высокий. Худой. Длинношеий. Как жираф. Или страус. С замашками сердцееда. Но такой зануда. И красавцем я бы его не назвала.

Но я даже не подозревала, что меня так просто завести. Что надо всего лишь запустить руку в волосы, опрокинуть, подхватить за затылок…

Убиться веником, накрыться тазиком, но это было головокружительно. Волнующе. Страстно. Самоуверенно. Да что там, безапелляционно!

Интересно, он в постели такой же?

Етишкин крантик! О чём я думаю! Вот о чём? Я не знаю кто он. Не знаю откуда. Одного проходимца мне в жизни не хватило? Я же даже не знаю, как его зовут, и туда же! Опять.

Хотя вот «как зовут» было совсем и нетрудно выяснить. Но всё же надо срочно позвонить Феликсу. Для профилактики случайной влюблённости. Он знает, как привести меня в состояние душевной гармонии со своим взбрыкнувшим либидо, не зря же записан в моём телефоне как «Жеребец».

— Не знаю, — пожала я плечами, отвечая не столько на вопрос, сколько на бабушкин пытливый взгляд. — Наверно, радуюсь предстоящему знакомству хрен знает с кем. Эх, жисть моя поломатая, переехатая колесом! — потянулась я, сладко зевнула и встала. — Ладно, пойду спать. Завтра на работу.

— Спокойной ночи, моя девочка, — позволила бабуля чмокнуть её в щёку и взяла очки с толстой книги.

Читать перед сном — в нашей семье было святое.

И что сегодня перед сном буду читать я — знала точно.

Когда в тюрбане из полотенца я залезла на свою кровать, из бабушкиной комнаты уже доносился храп. Моя старушка всегда отличалась отменным здоровьем и крепким сном.

Двумя пальцами, словно боясь оставить отпечатки пальцев, я открыла бумажник.

Портянка чужих визиток: одна выпала, словно была вложена совсем недавно, наспех. Две карточки разных банков. Немного наличных в трёх разных валютах. И… фото девушки.

Очень красивой девушки. Рыжей. Яркой. Зеленоглазой.

Хм, сентиментально…

И старомодно.

Кто вообще сейчас носит бумажники, а в них фотографии любимых девушек?

Я покрутила снимок, пытаясь вспомнить, было ли у него на пальце кольцо.

Нет. Определённо, нет: одной рукой он придерживал за ручку чемодан, другой — кожаную сумку с ноутбуком через плечо. А потом подал его назад, когда я… ну, в общем, попросила помочь.

Я вернула на место фото и принюхалась. Те же духи? Ты подумай, какие стойкие — даже бумажник пропах.

Достала кредитки.

«SAVELIY DEMIDOV» — гласили обе.

— Савелий Демидов? — произнесла вслух. — Сава, значит. Сава Демидов.

Вкусно. Звучит. Ему даже идёт.

Убрав на место кредитные карты, я подняла упавшую визитку и поняла откуда идёт стойкий и, не буду врать, приятный запах женского парфюма. Картонный прямоугольник словно пропитался им насквозь и гласил примерно следующее: «Венера Одбер. Хранитель кладбища». Если я, конечно, правильно поняла длиннющие симметричные надписи с двух сторон визитки на английском и французском языках, верно перевела словосочетание «русский погост» и должным образом прочитала Сент-Женевьев-де-Буа.

Не знаю, что меня больше удивило: зачем Савелию Демидову телефон хранителя кладбища, или что у хранителей французских кладбищ бывают визитки. Но воображение уже нарисовало эту дышащую духами и парижскими туманами француженку высокой, стройной, темноволосой, в строгом траурном костюме и, конечно, красивой. Настолько, что где-то в глубине души уже подняла голову ревность, принюхиваясь…