— А что было до этого? — осторожно продолжил я расспросы.

— А до этого был какой-то важный писюн.

— Кто?! — офигел я.

— Приезжий. Оля говорит, он назвался строителем.

Я не сразу понял, что за Оля. Но потом сообразил. Оля — это Ольга Викторовна, мама Кошки.

А я, значит, и есть тот самый важный писюн.

— Строитель… — эхом повторил я.

— Важный писюн, — поправит меня Пират.

— Почему ты его так называешь?

— По описаниям. Понтоватый был очень. Заделал Насте ребенка и скрылся в тумане.

— Значит строитель — отец Вани, — зачем-то повторил я.

Хотя все давно было ясно. Еще с того момента, как я услышал, что Ване пять лет…

— Отец? — скривился Пират. — Лично я бы таким отцам просто-напросто отрывал яйца.

Из моего горла вырвался хлюпающий звук.

— Да-да, — подтвердил пират. — Не отрезал бы, а именно отрывал. Путем откручивания. Без наркоза.

У меня в паху все свело. Я даже инстинктивно прикрылся.

Блин.

Если я ему признаюсь… Открутит или нет?

43

Настя

Может, он не слышал? Мы были… не знаю, наверное, в десяти метрах от Матвея, когда я подняла глаза и встретилась с ним взглядом.

Или меньше?

Или больше?

Я не знаю! Я так испугалась, что ничего не соображала. У меня было одно желание: убежать от Матвея, спрятать от него Ванечку.

Мне казалось, он гонится за нами… Какая я дурочка! Никто за нами не гнался.

Что, на самом деле, странно.

Даже если он не слышал… Матвей поджидал нас неподалеку от дома. А я, как обычно, не смотрела по сторонам. Я постоянно погружена в себя, не замечаю знакомых на улице. Те, кто давно меня знает, уже не обижается. А малознакомые иногда думают, что я зазналась.

Так вот, Матвей ждал нас. Но ничего не сказал и не сделал, когда мы проходили мимо. Вернее, пробегали.

Какое у него было лицо? Я пыталась вспомнить. Да, вроде бы, нормальное. Не сильно удивленное.

Наверное, он не расслышал… И я зря повела себя так странно — рванула прочь, как будто за мной черти гонятся.

Получается, возможны два варианта. Первый — он не слышал разоблачающей фразы, а преследовать меня не стал из-за Вани. Приставать к маме ребенка у него на глазах — низко даже для Матвея.

Второй вариант — он слышал. И испугался. Понял, что Ваня — его сын, и решил сбежать. Как пять лет назад.

Тогда он тоже испугался, что наши отношения могут слишком далеко зайти. Испугался, что я его не отпущу.

Этот мужчина, скрывающий настоящую фамилию и адрес, панически боится ответственности. Все эти сказки про то, что ему нужно было прятаться… я в это не верю. Так же, как не верю в его слова о любви и желании жениться.

Он просто врет! Чтобы получить свое.

Это, конечно, странно. Кругом столько красоток… Но он запал на меня. У него бзик на рыжих с формами, это мы выяснили еще пять лет назад. Вот в чем дело. А вовсе не в том, что я такая уж неотразимая.

Если он решил сбежать — это прекрасно!

Это самая лучшая новость за последнее время. Испугался ответственности и помчался на самолет, сверкая пятками… Как это похоже на Матвея!

Но я ошибалась. Матвей не улетел. Он появился примерно через час после того, как мы с Ваней вернулись домой.

Позвонил у калитки. Я, усадив Ваню за мультики, пошла открывать.

Сердце бешено колотилось, в горле пересохло, ноги отказывались подчиняться. Но у меня не было выбора. Я уже знала — раз Матвей пришел, он просто так не уйдет. Он настойчивый и упрямый. Он всегда получает свое.

Но в этот раз не получит!

У меня еще была слабая надежда, что он пришел не из-за Вани. Но, когда я увидела его лицо, надежда мгновенно испарилась.

Матвей выглядел по-другому.

Без своей обычной насмешливой улыбочки. Без наглого раздевающего взгляда. И даже поза у него была не такой вызывающей, как обычно. Он держался за забор, как будто ему нужна была дополнительная опора.

— Ваня — мой сын, — произнес он.

И это был не вопрос.

Он все же услышал… Сумел посчитать и понять.

— Целый час соображал? — выдала я.

Мне было страшно. Но я держалась. Я тоже могу быть насмешливой и ироничной. Я не покажу Матвею свое волнение и свой страх!

— Ага, — отозвался он. — Я знатный тормоз.

Мы стояли друг напротив друга. Как несколько часов назад, когда он внезапно предложил мне стать его женой.

Но теперь все было по-другому. Матвей вглядывался в меня так, как будто впервые видит. Смотрел пристально, будто пытался заглянуть прямо в душу.

Я ждала, что он начнет меня упрекать — я не сказала ему о сыне! Но он неожиданно произнес:

— Настя, прости меня.

Я растерялась.

Я приготовила все свои колючки, чтобы защищаться от него. А он не нападает…

— У меня все прекрасно, — произнесла я.

— Я очень перед тобой виноват, — продолжил Матвей.

— Мне не нужны твои извинения.

— Я готов на все, что угодно…

— Ты мне не нужен. И Ване тоже.

В этот момент его лицо стало жестким.

— С этим я не могу согласиться.

— У тебя нет права не соглашаться.

— Я хочу общаться со своим ребенком, — произнес Матвей ту самую фразу, которой я так боялась.

— Он привяжется к тебе, а ты исчезнешь! — выпалила я.

— Я не исчезну.

— Вернешься домой, в Москву.

— Я не исчезну из жизни своего сына.

— Я тебе не верю. Как ты думаешь, могу я тебе верить? У тебя даже фамилия ненастоящая!

— Моя фамилия Морозов. Морозов Матвей Михайлович.

— Очень приятно. Матвей Морозов…

— Взаимно.

— На самом деле нет, не приятно! Ты даже не Иванович! И отчество было фальшивое… Ты весь — фальшивка!

— А какое отчество у Вани?

Кажется, в этот момент зазвучала барабанная дробь. Я ее слышала. И по глазам Матвея видела, что он тоже слышит.

Он напрягся. Натянулся, как струна. Он ждал приговора…

Как я в этот момент жалела, что при рождении Ванечки поддалась слабости и дала отчество настоящего отца! Тогда я еще надеялась, что он скоро вернется.

Но он вернулся слишком поздно.

— Матвеевич, — нехотя ответила я.

— Настя! — выдохнул он.

Это был вздох, наполненный благодарностью.

— И я жалею об этом, — добавила я.

Но Матвей меня уже не слышал.

— Иван Матвеевич, — произнес он. — Мой сын. Похожий на меня.

Эти слова прозвучали так торжественно…

— Мама! — раздался в этот момент голос Ванечки.

И он сам подбежал к калитке.

— Иди домой, — прикрикнула на него я. — Смотри мультики.

— Мультики закончились.

— Включи другие.

— Привет, ковбой! — произнес тем временем Матвей.

Он смотрел на Ваню каким-то жадным взглядом. И меня это пугало.

— Привет, — отозвался мой сын. — Будешь сегодня моим конем?

— Конечно!

— Ой, там папа едет! — внезапно воскликнул Ваня. — Он будет моим конем.

У калитки притормозила машина Паши.

— Папа, папа! — Ваня побежал открывать переднюю дверь.

Мой муж вышел, Ваня бросился ему на шею, обнял, начал что-то увлеченно рассказывать. Напрочь забыв про Матвея.

А новоявленный папаша стоял и смотрел на это с таким потерянным видом, что мне даже стало его жалко…

44

Матвей

Это было как удар ножом в печень. Вполне заслуженный удар. Но от этого не менее болезненный.

Мой сын называет папой другого мужика!

Прыгает ему на шею, шепчется с ним о чем-то. Предпочитает, чтобы он был его ковбойским конем.

Ваня забыл обо мне в тот момент, как увидел глиста.

Это было больно. Очень больно!

В эти мгновения вся жизнь пронеслась у меня перед глазами. Вся моя никчемная бестолковая жизнь…

Пять лет. Я просрал пять лет.

Я не был с Настей, когда она была беременна. Ей, наверное, было страшно. Я исчез. Она осталась совсем одна… Но сохранила ребенка.

Моего ребенка.

Я не встречал ее из роддома. Не помогал в первые, наверное, очень трудные, месяцы.

Я не видел своего новорожденного сына. Меня не было рядом, когда он делал первые шаги, говорил первые слова…

Но теперь я никуда не денусь!

Хотя Настя, кажется, думает по-другому.

— Тебе пора уходить, — говорит она.

И смотрит на Глиста.

А он смотрит на меня. И я не могу понять его взгляда. Вчера он чуть ли не целовался со мной и называл друганом. Но он был пьян.

А сейчас… он идет ко мне. Неужели снова будет драться? Ну не на глазах у Вани же! Не хотелось бы случайно размозжить ему голову и напугать ребенка.

— Здорово, — Паша протягивает мне руку.

Я ее пожимаю.

Он смотрит на меня. На Настю. Снова на меня…

— Папа, пошли, я тебе покажу, какую башню я построил! Выше моей головы. И она не падает!

— Пошли, — говорит Глист.

И они уходят в дом.

Настя хочет, чтобы я убрался отсюда.

— Уходи, — снова повторяет она.

— Нет, — просто отвечаю я.

— Нет?!

— Я хочу пообщаться с сыном.

— Но он этого не хочет.

— Он просто не знает…

— Не вздумай говорить ему!

— Почему это?

— Потому. Ты уедешь. Не надо вносить хаос в его жизнь.

— Я не уеду, — заявляю я.

— Пф-ф-ф! — фыркает Настя.

— Я не брошу своего сына.

— Где ты был пять лет назад? Четыре года? Три? Два?

— Я не знал…

— Потому что не хотел знать, — обрывает меня Настя.