Экран компьютера вдруг потух перед ее глазами, перейдя автоматически в режим ожидания. Женя вздрогнула, моргнула грустно. Вспомнилось ей отчего-то, как встречали они все вместе раньше новогодние праздники… По-настоящему встречали, как самые что ни на есть натуральные счастливые и веселые. Детей под мышки — и к друзьям. У них хорошая компания за годы сложилась. Разномастная, но дружная. Четыре семьи. Они — Ковалевы, Женя с Игорем, потом Ася с мужем и детьми, потом Новоселовы, еще Демченки…

А потом их семья Ковалевых развалилась. А компания осталась, конечно же. Все дружно осудили Жениного вероломного мужа, а ее пожалели, стало быть. И прошлый Новый год она встречала вместе с друзьями, но уже без Игоря, естественно. Боже, что это была за пытка, кто бы только знал!.. Хотя, конечно же, никакой такой особенной пытки и не было. Было другое: преувеличенно-жалостливое к ней внимание всех, на праздник собравшихся. Очень преувеличенное. То есть с самых первых музыкально-танцевальных аккордов кто-нибудь из мужчин кидался к Жене с приглашением, как кипятком ошпаренный. А скорее всего не ошпаренный, а ведомый командующим глазом жены: не видишь, мол, что ли, опять Женька одна сидит. Никогда раньше Женя на себе так много мужского внимания не ощущала. И выкручивалась как могла. Нельзя ж было друзей в их великодушии обижать! Улыбалась изо всех сил, изображая необузданную веселость. А на душе такие кошки скребли. Прям слоны настоящие, а не кошки. Господи, ну почему, почему все-таки люди не понимают, что проявленное в данном случае медвежье горячее великодушие ранит еще больнее, чем равнодушие ледяное? Во льду хоть согреться перспектива есть, воспрять, как говорится, да снова взлететь, а в горячем огне великодушия вся твоя личностная оценка, подхватившись, тут же и сгорает, практически до нуля падает.

Содрогнувшись будто от холода, Женя вскинулась, нажала быстрыми пальцами на нужные клавиши, снова уставилась в цифры на компьютерном экране. Хватит уже потому что! Работать все равно надо. Сразу после праздников годовой отчет начнется. А в компанию свою на этот раз можно и не ходить — подумаешь, один раз пропустит… А куда она тогда пойдет, кстати? И впрямь ведь — идти ей некуда. Ася-то права…

* * *

Нет, надо все-таки честно признать — есть что-то завораживающее в этих предновогодних хлопотах. Как будто и впрямь чуда какого ждешь. Знаешь, что не будет никакого чуда, а все равно радуешься этому самообману, как ребенок малый. Поддаешься невольно, и тоже будто чего ждешь усиленно, и носишься как оглашенный по магазинам, и глаза горят, как у дурочки какой-то наивной… Всем, всем хочется праздника! И неважно, как он со стороны выглядит, праздник этот. Пусть даже и обыкновенным психозом выглядит, честно работающим на ловких торгашей, спихивающих на кормежку этому психозу все, что на полках залежалось. И время бежит в этой суете незаметно и обманчиво, вытекает ручейком, как деньги из кармана.

— …Так. Валерке я подарок купила. Детям тоже. Теперь бы еще свекровке-вредине как-то измудриться угодить, — рассуждала Ася, держа в руке белую кофейную чашку. Потом повернула голову к Жене, взглянула будто виновато: — Ой, а ты-то как, Женька? Я смотрю, вялая ты какая-то, не покупаешь ничего.

— Да успею еще, — отмахнулась от подруги Женя. — Вот отнесу сегодня деньги за Максимкин зимний лагерь, там и сориентируюсь. Бог его знает, сколько они запросят. Может, и не хватит еще ни на какие подарки.

— Ну да… Конечно… Я понимаю… Жень, я б тебе подкинула, да у самой в обрез, — виновато произнесла Ася.

— Да ну тебя! Обойдусь! Чего я, не понимаю, что ли?

Женя прикрыла глаза, улыбнулась легкомысленно, слегка покачивая головой в такт разудалой ритмической мелодии, льющейся из динамиков маленького кафе, затерявшегося в недрах огромного торгового центра. Вот же ловко придумали эти торгаши, научились-таки использовать в торговых центрах всякого рода завлекухи! То кафушек везде понатыкают, то каток построят, то концерт доморощенный организуют. Все для вас, дорогие наши потребители! И хлеб, и зрелища. Спешите, потребляйте… Все лучше, чем дома сидеть и думы тяжкие думать о трудной своей жизни. Тем более — всего неделя до Нового года осталась, а вы, дорогие наши потребители, не весь еще товар у нас потребили.

— А давай, Жень, так с тобой сделаем! — решительно хлопнула ладошкой Ася, пытаясь перекричать льющиеся из динамиков вопли распоясавшейся мальчуковой хулиганской группы. — Давай так — ты не будешь свой взнос на стол делать! Я ж со всех по две тысячи собираю — и с Новоселовых, и с Демченков… А ты не будешь. И я никому не скажу. Договорились? Ты как? С Катькой поедешь или одна?

— Не знаю, Ась, — пожала плечами Женя. — Может, я вообще нынче никуда не пойду.

— Как это — не пойду? Ты что? — всполошилась испуганно Ася. — Совсем рехнулась, что ли? Одна дома будешь сидеть?

— Почему одна? С Катькой.

— Ага! Размечталась! Так она и осталась на Новый год дома — под мамкиной юбкой сидеть. Как пить дать, умчится по подружкам!

— Ой, да пусть…

— И что? Одна останешься?

— Ну и останусь.

— Жень, да что с тобой такое происходит, в самом деле? Ты прямо пугаешь меня… Это ж прямая дорога в депресняк — одной Новый год встречать… Не боишься этого, Жень?

Женя пожала плечами, опустила лицо, начала внимательно разглядывать остатки кофейной гущи в своей чашке. Молчала. А что она должна была ответить своей подруге? Что она и впрямь до ужаса боится этого — встречать Новый год в одиночестве? Ну да, конечно же, боится. Но и сбегать от этого страха в прежнюю компанию тоже не хотелось. Потому что оно пустое, бегство это. Потому что одиночество ее и там догонит. И не просто догонит, а еще и поддаст в солнечное сплетение пребольно — ишь, мол, засуетилась, убежать решила. Вот и майся теперь, принимай на себя чужую жалость, для тебя же и унизительную. Лучше бы дома осталась, подружилась со мной… Чего бояться-то? Никто еще не придумал договора более честно-человеческого, чем договор с собственным одиночеством.

— А что, может, и правда, не стоит этого бояться?.. — тихо произнесла она, так и не подняв на Асю глаз. — Чего бояться-то? Надо хоть раз попробовать одной Новый год встретить — может, и впрямь не так это и страшно.

— Да не выдумывай, Жень! И слышать этого не хочу! Да и себе не прощу, если ты одна в Новый год останешься. Да я просто не допущу этого, вот и все! Что я тебе, не подруга, что ли?

— Подруга, Ась, подруга… Самая настоящая. Давай не казнись заранее, чего ты? Понимаешь, я сама должна решить… Как там говорится? Не бойся своих страхов, повернись к ним лицом? Вот и хочу — чтоб лицом. Чтоб не бояться.

— Да ну тебя! Развела философию на пустом месте… Нельзя так, Жень! Ты ж такой не была, чего ты… Это развод на тебя так подействовал, да?

— Да. Наверное, — пожала плечами Женя. — Говорят, каждый своим способом из этой проблемы выходит. Вот и я свой способ изобретаю. Экспериментирую, так сказать. И не мешай мне, Ась, ладно? Я сама решу, как мне поступить. Не обижайся.

— Да мне-то за что обижаться, господи… — кинула быстрый взгляд в ее сторону Ася. — Я ж как лучше хотела. По-человечески, по-простому, без всяких там экспериментов… У меня, слава богу, нет пока в этих экспериментах никакой такой надобности… Мой-то Валерка всегда при мне…

Женя кивнула в знак согласия, улыбнулась грустно, проглотив очередной горьковатый кусочек от пирога женской дружбы. Что ж делать, попадаются иногда в этом пироге такие кусочки. Как перца горошинка. А без перца и пирог не пирог — так, преснятина сплошная. Да и не судят о пироге по одной только перца горошинке.

— Ладно, пошли по домам, Ась. Мне еще надо к Максимкиному тренеру заскочить, деньги отдать. И дома ужина нет.

— Пошли, что ж… — нехотя отодвинула от себя пустую чашку Ася. — Хотя погоди, пирожное доем! Чего добро оставлять.

— И мое доешь. Хочешь?

— Давай! Счастливая ты, Женька, — сладкого не любишь! Потому и фигурка у тебя, как у малолетки нерожавшей. А я вот маюсь со своими обвесами, ни в одну юбку уже не влезаю!

Ася и впрямь к своим тридцати трем годам выглядела булочкой сдобной. Но обстоятельство это ее ничуть не портило, потому что была эта булочка очень свежей и очень аппетитной, только-только с пылу с жару. Так и хотелось улыбнуться завистливо, глядя, с каким удовольствием эта булочка уминает пирожное! И энергия от Аси всегда шла такая — добрая и хлебная. Бывают такие люди, с которыми даже посидеть рядом приятно. И все у них всегда хорошо, все замечательно… Жене вдруг подумалось на секунду — а как бы Ася повела себя в ее ситуации? Ну, если б ее Валерка взял бы и бросил ее в одночасье? Вызвал бы в судилище, стал бы при ней умолять судью оформить развод побыстрее… Интересно.

— Интересно, Ась, а как бы ты себя на моем месте повела? — озвучила Женя свою мысль, грустно улыбнувшись. — Вот если б Валерка, не приведи господи, конечно, с тобой развод затеял?

— Я ему затею! Так затею по одному месту, что мало не покажется! — грозно взглянула на подругу Ася. — Пусть только попробует, точно живой не останется!

— Ну, а все-таки?

— Да никаких все-таки! Я просто не допущу этого, и все. Да и у него возможности такой нету, чтоб дурости всякие затевать.

— А что ты имеешь в виду под возможностями? — с интересом спросила Женя.

— Как что? Деньги, конечно. Вот как только у Игоря твоего зашевелилось лишку в кошельке, так у него крыша набекрень и съехала. А когда у мужика забот в голове других нет, кроме добычи для семьи пропитания хоть самого мало-мальского, ему дурости всякие любовные на ум не приходят. Ну, сгульнет, может, на стороне пару раз для интересу, и все… Мужиков надо правильных выбирать себе, Женька! Чтоб звезд с неба не хватали! Тогда и проживешь всю свою женскую жизнь без огорчений.

— Значит, я себе неправильного выбрала, — вздохнула Женя, горько улыбнувшись. — Вернее, позволила себя выбрать неправильному.