— Не достанет, Ален. Он больше на пушечный выстрел ко мне не подойдет.

— Ой! Свежо предание! Да с чего бы это? — встряла в интересный разговор и Оля, выглянув из-за своего монитора. — Или мы, Жень, пропустили чего, а?

— Нет. Ничего вы не пропустили. Просто каждый человек имеет способность меняться. Вот и Юрику надоело, наверное, быть вампирским хвостиком. Решил нормальным человеком заделаться. А что, бывает.

— Ну-ну. Посмотрим завтра, каким таким нормальным он заделается.

— Ага. Посмотрите, конечно. Ох, и попляшем завтра, девчонки… Я уж и не помню, когда последний раз танцевала. Вы наряжаться будете или как?

— Ой, я буду! — радостно подскочила на своем стуле Аленка. — Я вчера такое платье обалденное на распродаже купила!

— А я — или как, — снова спряталась за свой компьютер Оля. — Не хочется мне наряжаться. Настроения нет. Обошлись с нами в этот Новый год вероломно-беззарплатно, еще и наряжайся тут им.

— Оль, а что, у нас и правда на фирме с деньгами трудности, или это такой воспитательный процесс просто? — осторожно поинтересовалась Женя. — Ты ж у нас к финансам всех ближе расположена, наверняка все секреты знаешь.

— Знаю, конечно. Но не скажу. Меньше знаешь, крепче спишь потому что.

— Понятно…

— Чего тебе понятно?

— А то и понятно, что я тоже, пожалуй, завтра наряжаться не буду. Тоже протестовать буду против вероломной беззарплатности. Хотя, я думаю, протеста нашего никто толком не оценит.

Начало празднования подступающего Нового года было объявлено по фирме на раннее уже послеобеденное время — а чего до вечера терпеть? Стены большого кабинета шефа украсили стихийно вырезанными из бумажных салфеток снежинками, повесили гирлянды под потолком, даже елку искусственную прошлогоднюю из каких-то подсобок извлекли. Почистили, расправили — ничего получилось. Вполне сносно. А то и впрямь — как же без елки-то? Надо обязательно с елкой. Как завещал великий Петр Первый. Хоть одно, мол, еловое деревце, но будь добр поставь, несмотря на свое бедное состояние. Хоть самое захудаленькое, а пусть будет. А потом стол накрыли чем бог послал. Хотя бог тут ни при чем, конечно. На ту сумму и накрыли, которую шеф на выпивку-закуску выделил. В общем, и двух часов еще не случилось, а народ, если по-шукшински, к разврату уже готов оказался. Сели за длинный стол, устремили все взоры на шефа, Петра Алексеевича, в ожидании торжественного поздравительного слова. Женя рядом с Аленкой села, а вот Оле в этом плане меньше повезло. Оля должна была по сложившемуся на корпоративках стихийному этикету сидеть обязательно по правую руку от шефа. Она ж не кто-нибудь, она ж главный бухгалтер все-таки. Значит, и есть его правая рука. Вот она и сидела там, во главе стола, с завистью поглядывая на подруг да блестя стеклами стильных очков. А вот и Петр Алексеевич поднялся со своего места, окинул всех присутствующих нежным начальственным взглядом…

— Сейчас скажет, что год для нас неплохо прошел, — тихо шепнула Аленке на ушко Женя.

— …Ну что ж, уважаемые коллеги, я думаю, что этот год для нас очень неплохо прошел! — под тихий, только одной Жене слышный Аленкин смешок, начал свою речь Петр Алексеевич. — Дела наши идут неплохо, можно сказать, успешно даже идут, и нам с вами есть чем гордиться.

— А сейчас скажет про временные трудности, которые общих успехов не определяют… — снова шепнула Женя Аленке, едва шевеля губами и продолжая мило улыбаться навстречу шефу.

— Хотя, я согласен, пришлось нам, конечно, в канун Нового года и с трудностями столкнуться, но у кого, скажите, трудностей в бизнесе не бывает?

Аленка прыснула в ладошку, взглянула искоса в Женино внимательно-улыбчивое лицо, но была тут же приведена в чувство Жениным же локотком, остро и коротко проехавшимся ей по боку: тихо, мол, веди себя прилично. Петр Алексеевич тоже взглянул на Аленку коротко и ласково-настороженно, будто учуял что. И выдержав небольшую паузу, проговорил тихо и сердечно, возложив широкую ладонь на грудь:

— Да, я понимаю, конечно, уважаемые коллеги, что сильно подвел вас с зарплатой к Новому году… Но поверьте мне — это обстоятельство я и сам пережил очень тяжело. Может, тяжелее даже, чем вы думаете! Но я уверен, что вы поймете меня правильно, и… и… В общем, с наступающим вас, друзья! Будем надеяться, что в Новом году мы совместно преодолеем все наши трудности! С праздником, друзья!

— Ага, наши трудности… — наклонившись к Жениному уху, громко прошептала Аленка, пока весь коллектив вызванивал бокалами с напитками, дружно чокаясь. — А вот девчонки из маркетинга говорили, что он с семьей на Новый год в Таиланд собрался лететь. На наши зарплатные деньги, что ли?

— Да ладно тебе, пусть летит на здоровье! — весело проговорила Женя, с удовольствием ощущая на языке вкус мартини, разбавленного апельсиновым соком. — Не порти мне настроение, Аленка! Все равно ничего уже с этими зарплатными трудностями не поделаешь, так что расслабься и получи удовольствие, как говорится. Положи-ка мне лучше на тарелку вон тот бутербродец с красной икрой… А лучше парочку.

— Жень… А Юрий Григорич-то и впрямь в твою сторону не смотрит даже, — вдруг сделала открытие Аленка, распахнув на Женю удивленные глаза. — Смотри, смотри, как он Таню Углову обхаживает… Ни фига себе! Уже и обниматься к ней полез! Главное, нахально так! Вот это да! Вот вам и Карандышев, маленький человек! Да тот Карандышев с ним и рядом не стоял вовсе. Поразительно просто, что за преображение на человека накатило!

— Ну, так я вчера еще вам с Олей говорила, а вы мне не поверили! Говорю же — меняются люди! — с удовольствием впилась Женя зубами в бутерброд. — Сегодня он Карандышев, а завтра, глядишь, нормальным человеком стал.

Юрий Григорьевич Караваев поразил на этой вечеринке не только Аленку. Поразил он своим поведением и всех остальных коллег, на ней присутствующих. Никто не ожидал от него, от тихого интеллигентного Юрия Григорьевича Караваева, начальника отдела поставок, такого буйного новогоднего веселья и такого неожиданного и откровенного флирта с маленькой и ничем, в общем, не примечательной женщинкой — экспедиторшей Таней Угловой. Была Таня из тех как раз женщин, что сами себя стесняются. Пухленькая, с расплывшимся мягким телом, на свою внешность давно рукой махнувшая и, как следствие, на мужское внимание к себе особо и не претендующая. А когда к ней обращались, то улыбалась так, будто просила не бить пока. А еще носила она вечную шапочку, натянутую на лоб, из-под которой торчали редкие пергидрольные куделечки.

Выплясывал Юра на пару с Таней так, будто завтра должен был наступить конец света. Будто завтра уже не жить. С отчаянием тряс всем своим худым неказистым телом, демонстрируя неуемное веселье, а заодно и отношение свое особенное к Тане демонстрировал, отчего она расцветала прямо на глазах удивленных коллег. И Женя тоже не могла отвести от них взгляда, развлекаясь зрелищем. Нет, вовсе не смешным. Чего тут было смешного-то? Она даже в некотором роде созидателем этого зрелища себя чувствовала, режиссером почти.

— Вот и смотри теперь, как твой кавалер с другими бабами развлекается! — хохотнула в ухо сбежавшая со своего начальственного места и присевшая рядышком с ней Оля. — Раньше он вот так на тебя смотрел, а теперь давай — ты на него.

— Он не так смотрел, Оль! — весело крикнула ей в ухо Женя. — Совсем не так!

— А чему ты радуешься-то, глупая? Упустила мужика! Может, он последним раком на твоем безрыбье был? Особенно в нашем бабском коллективе. Даже и не взглянул сегодня ни разу в твою сторону. Будто отрезало. Надо же, как бывает!

— Ну да. Отрезало, — довольно покивала Женя. — Точно. Отрезало. Как говорится, не было бы счастья…

— Это ты о чем, Жень?

— Об обретенной радости свободы и независимости, вот о чем!

— С ума сошла баба… О какой такой свободе ты вдруг толкуешь? От Юрика, что ли? Подумаешь, нашла, чему радоваться. Иль ты клюкнула уже порядочно? Вон как глаза у тебя заблестели.

— Ага! Пойдем танцевать, Оль! Слышишь, музыка какая веселая? Я эту мелодию хорошо знаю! Слышишь? — И Женя запела озорно, следуя ритму песенки и увлекая Олю в круг танцующих: — «Девчонки, ями-ями, следите за краями… Девчонки, кто-то сзади подумал, что мы кошки!»

И все-таки с новогодней вечеринки она решила уйти пораньше. Провожать-то теперь некому! Свобода свободой, а с прелестями одиночества тоже приходится считаться… Заскочила к себе в кабинет, оделась быстро и помчалась вниз по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Но видно, не судьба ей была улизнуть с вечеринки пораньше. Между третьим и вторым этажом умудрилась-таки угодить в пьяные руки начальника, того самого Петра Алексеевича, любителя коллективной борьбы с материальными трудностями. И конечно же, пришлось выслушивать его особое мнение по поводу на вечеринке случившегося:

— Что, Ковалева, довыпендривалась, да?

— Это вы о чем, Петр Алексеевич? — подняла бровки Женя, строя из себя наивную дурочку.

— Да все о том же! Зря ты так с Юриком-то, ох, зря… Видишь, что получилось? Перегнула палку, выходит…

— Ага, перегнула. Что ж теперь сделаешь, — вежливо согласилась Женя. Не объясняться же перед ним по полной программе, в самом деле.

— У тебя еще кто-то есть на примете, что ли? А, Ковалева? Ты это, давай… Мужиками-то не разбрасывайся! Лучше замуж выходи! Терпеть не могу незамужних баб!

— Знаю, Петр Алексеевич. Слышала. Вы мне говорили уже об этой вашей принципиальной кадровой установке, когда на работу принимали. Я учту ее на будущее. Так я пойду, Петр Алексеевич?

— Погоди… А может, тебе помощь оказать в этом вопросе? — доверчиво поднеся к ней свое красное выпившее лицо и дыхнув запахом хорошего табака и непрожаренного бифштекса, спросил начальник. — А то у меня есть на примете мужичок один… Ничего себе такой. Пьет, правда, порядочно. Подкатить тебе его?