– В деревню? Сегодня днем? – воскликнула Фелисити от дверей, заглянув в комнату после того, как, по всей вероятности, измучила экономку своими проклятыми списками. – Как ты можешь предлагать такое, Талли? Большинство гостей приезжает сегодня днем. Ты не можешь просто умчаться с каким-то дурацким поручением, чтобы просто развлечь себя. Разве тебя не заботит, как будет выглядеть со стороны, если вы с Пиппин уедете?

Именно из-за твоей проклятой вечеринки мы и должны убраться отсюда, захотела ответить Талли сестре, но не осмелилась.

– Кроме того, – продолжила Фелисити, сделав паузу только для того, чтобы глубоко и удрученно вздохнуть, – нам больше не нужно ездить по собственным делам. Это неподобающе. Если вам что-то нужно, то одна из горничных сможет поехать вместе с кучером Джоном, когда он будет отвозить портного обратно в Танбридж-Уэллс, и она привезет все, что вам нужно.

– Нужна всего лишь шерсть для тетушки Минти, – проговорила Талли перед тем, как стиснуть зубы.

– Шерсть? И все? Боже мой, я уверена, что у миссис Гейтс есть немного лишней шерсти, – заявила герцогиня. – А теперь пойдем и найдем мистера Райдера, чтобы разработать наши планы на этот день. У нас так мало времени перед тем, как прибудет мисс ДеФиссер.

С этими словами Фелисити повернулась на одном каблуке и вышла, а Талли бросила последний взгляд на Пиппин, которая, усмехнувшись в ответ, тоже сбежала из комнаты и направилась наверх со своим завтраком, избежав махинаций Фелисити.

Или она думала, что избежала их.

– Пиппин! – крикнула ей вслед Фелисити.

Кузина застыла на лестнице, а затем медленно обернулась.

– Да?

– Пожалуйста, не спускайся вниз для того, чтобы принести завтрак тетушке Минти. Пошли слугу, чтобы он делал это впредь. Тебе нужно заботиться о своей репутации.

– Но я предпочитаю…

– Пиппин! Неужели ты не слышала, что я только что сказала Талли? Мы больше не добываем себе пропитание на Брук-стрит. – Фелисити подошла ближе и понизила голос. – Теперь мы – леди, с положением в обществе. Посылай горничную вниз за вашими подносами, или я прикажу одной из них оставаться в твоей комнате и следить, чтобы ты не шевелила даже пальцем.

– Хорошо, Фелисити, – неохотно согласилась Пиппин, не осмеливаясь смотреть на Талли.

Потому что Талли послала бы ей взгляд, который говорил сам за себя.

Хочешь ты этого или нет, Пиппин, но время пришло.

 

Парковый лес, окружающий Холлиндрейк-Хаус, представлял собой густое переплетение старых сосен и дубов, окружавших герцогские земли и отрезавших их от тех, кто захочет вторгнуться на его территорию. Внутренняя часть парка выглядела совсем по-другому.

На протяжении веков разные герцоги переживали приступы любви к садоводству и вдохновения, включая предыдущего герцога, который в преклонном возрасте стал властным, надменным тираном, но в юности вернулся домой из поездки по Европе, влюбившись в древнеримские руины и распорядившись построить такие же в своем поместье.

Очень тщательно и с огромными затратами собрание мраморных колонн и грубых камней было уложено таким образом, как будто они обрушились тысячелетие назад. Даже траве и сорнякам позволили расти вокруг них, так, что любой, оказавшийся на этом месте, испытал бы такое ощущение, словно забрел в некую тайную античную долину.

Холлиндрейк предположил, что это может стать отличным местом для встречи Ларкена с Темплом, потому что руины не видны из дома, и расположены далеко от обычных скучных тропинок, по которым гости могут совершать утренние прогулки. И поэтому Ларкен торопливо направился сюда, чтобы сделать доклад, с радостью выскользнув из тисков герцогини.

Тем не менее, тот факт, что Пимм послал Темпла – только подумать – принимать его отчеты (следить за ним, что более вероятно), жег его изнутри.

И наименьшей проблемой было то, как он собирается объяснять прошлую ночь?

Ларкен покачал головой и вдохнул прохладный, лесной воздух, надеясь остудить жар, который все еще пылал в его крови. Он провел большую часть ночи – когда не ходил по своему этажу – упрекая себя из-за нее.

Из-за мисс Лэнгли.

Винил себя за то, что поцеловал ее. И, что еще хуже, когда он наконец-то смог обрести небольшую передышку в предрассветные часы после бесплодного обыска дома герцога, то обнаружил, что она бредет сквозь туманы его кошмаров, словно манящая путеводная звезда – ее длинные светлые волосы распущены и спадают роскошными волнами по спине.

А ее губы… они были слегка приоткрыты и дразнили его, приглашая снова испробовать их дурманящий соблазн.

Ларкен сделал еще один глубокий вдох. О чем он думал прошлой ночью – целуя ее? Вот в чем дело. Он вовсе не думал. В одно мгновение он занимался собственными делами, квалифицированно выслеживая жертву, а в следующее – уже катался по траве, держа в объятиях восхитительную маленькую плутовку.

Пробуя ее на вкус. Исследуя ее изгибы. Необдуманно, импульсивно. Без каких-либо мыслей о последствиях. Нисколько не заботясь о том, что она – леди, и, по всей вероятности, невинна.

В его голове вообще не было никаких мыслей. Только грохот страсти и желания, которые лишили его самоконтроля.

Казалось, что она заглянула ему прямо в душу, увидела ту его часть, что тосковала… о, дьявол, он не знал. Жаждала чего-то. И не важно, какова будет цена. Даже, если это означало провал его миссии.

Ларкен запустил руку в волосы и тут же пожалел об этом жесте, потому что рука испачкалась дурно пахнущей помадой, которой он намазал их. Когда он поднял голову, то увидел, что уже добрался до фальшивых руин и что Темпл ждет его, а его лошади нигде не видно.

– Господи! – воскликнул герцог, когда Ларкен вошел в круг упавших камней. – Что это за зловоние?

Ларкен усмехнулся.

– Моя новая помада. Тебе нравится? – Он вытянул вперед руку.

– Вовсе нет! – заявил ему Темпл, с тревогой сморщив свой римский нос. – Что ты пытаешься сделать – найти Дэшуэлла или окурить этими благовониями весь дом?

Ларкен рассмеялся, вытащив из кармана носовой платок и вытирая им пальцы.

– Замечательный совет! Ты полагаешь, что это удержит на расстоянии сующую всюду свой нос герцогиню и ее сестру? Не даст ей найти мне невесту? – Ларкен принял несгибаемую позу, скрестил руки на груди, и заглянул Темплу в глаза. – Вы не сказали мне, что его высокопреосвященство Майло Райдер приедет на эту вечеринку, чтобы ему подобрали жену.

Теперь пришла очередь засмеяться Темплу.

– Разве я забыл упомянуть об этом?

Ларкен закатил глаза.

– Да, совершенно забыл.

– Чрезвычайно безответственно с моей стороны, – проговорил Темпл, пытаясь, чтобы в его голосе звучало искреннее раскаяние, но блеск в глазах говорил совсем о другом.

– Ах ты, поганый ублюдок, – ответил Ларкен, погрозив ему пальцем. – Мне следовало бы повесить тебя вместо Дэшуэлла.

– Сейчас это вряд ли будет забавно. Кроме того, мне кажется, что, проведя дома прошлые шесть месяцев, ты совсем размяк, если не можешь перехитрить скромные махинации герцогини Холлиндрейк. – Темпл помолчал. – Не прибегая к услугам такой дрянной помады, я имею в виду.

– Скромные махинации! – Ларкен снова начал возбужденно расхаживать взад-вперед. – Эта женщина могла бы обратить в бегство Наполеона за две недели.

– Жаль, что премьер-министр не подумал об этом.

Ларкен застонал.

– А эта ее сестра. О, от этой мисс не стоит ждать ничего, кроме неприятностей.

– Ах, так теперь ты согласен со мной, что она представляет собой нечто большее, чем легкомысленная болтушка?

Ларкен неохотно кивнул.

– Прошлым вечером она спустилась вниз в платье, которое было похоже на то, что могла бы одеть одна из них.

– Одна из кого?

– Одна из них, – повторил Ларкен. А когда Темпл продолжил в недоумении смотреть на него, он дополнил свою неубедительную теорию: – Как одна из Черных Лилий.

– Талия Лэнгли? Французская шпионка? – Темпл снова рассмеялся. – Эта помада затуманила тебе мозги. Она всего лишь своевольная девчонка, которая выше понимания. В самом деле, я знаю ее с тех пор, как она была ребенком. И во многих смыслах Талли все еще остается ребенком.

А теперь, чье зрение затуманилось?

Мисс Лэнгли – ребенок? Едва ли, захотелось заметить Ларкену. Скорее, она принадлежит к женщинам, которые могут опутать мужчину, словно наиболее опытные куртизанки.

И все же, учитывая почти отеческое выражение на лице Темпла, когда он говорил о причиняющей беспокойство девице, Ларкен передумал исправлять мнение друга об этой озорнице, рассказывая о свидании с ней…

О том, как мисс Лэнгли выгибалась вверх, ее тело оживало под ним, ее пальцы, сначала крепко цеплявшиеся за отвороты его сюртука, распластались по его груди. Один ее пальчик вжался в рубашку как раз напротив его колотящегося сердца, где внутри пробуждалось что-то еще…

Ларкен сделал успокаивающий вдох и прошелся взад-вперед. Нет, если он расскажет Темплу о том, что скомпрометировал мисс Лэнгли, хотя и при исполнении служебного долга – по крайней мере, именно так он предпочитал смотреть на хитросплетения прошлой ночи – то все закончится тем, что придется объяснять хозяину дома, каким образом он умудрился подбить оба глаза во время невинной утренней прогулки.

Но он не может скрывать все от Темпла, потому что предполагалось, что они будут работать вместе, чтобы обнаружить местонахождение Дэшуэлла. По крайней мере, таково было внешнее распоряжение Пимма.

– Ты не приближался к дому прошлой ночью? – спросил Ларкен, не только потому, что в ранние часы утра ему пришло в голову, что в лабиринте мог скрываться не Дэшуэлл, а Темпл.