Теплая ранняя весна и пришедшее ласковое лето пробуждали в Руслане невероятные сексуальные фантазии. Все чаще он выезжал с Ларисой за город и там, в окружении ожившей, цветущей природы отдавался им. Ложем для любви становились разложенные сиденья авто, трава. После таких прогулок, заканчивавшихся порой затемно, Лариса едва держалась на ногах от усталости. Переполненная впечатлениями, с подпухшими губами она возвращалась домой. Ей нравилась такая необузданность, только сколько это продлится? Ему приятно совокупляться и потом отправляться по своим делам, порой на всю ночь. Лариса столько раз, бывало, звонила ему, но к телефону никто не подходил. На вопросы, которые она задавала, Руслан отвечал односложно: дела. Пресекал любую попытку ревности, мотивируя тем, что сам скажет, если в его жизни появится другая женщина. Он не терпел раздвоения. Ему это было не нужно. На время очередного романа остальные женщины переставали для него существовать. Он порывал с ними легко и так же легко впадал в пучину новых страстей. Он как-то сказал, что с Ларисой у него все по-другому. Он терпит ее выходки, порой ненавидит, но неудержимо стремится к тому, чтобы быть вместе. Единственное, чего Шмелева не понимала, это о каких выходках с ее стороны идет речь? Он хотел бы, чтобы в его отсутствие она ходила в парандже, а сам позволял себе пропадать ночи напролет. Он ревновал к каждому ее взгляду, случайно остановившемуся на другом мужчине, а ей запрещал даже интересоваться, где проводит время без нее. Ведь они встречались то каждый день, то вдруг Руслан пропадал на несколько суток. Но лишь изредка она признавалась, что звонила, искала его. Она поняла, что если хочет подольше быть с ним рядом, не должна показать, насколько она привязана к нему. Он не должен почувствовать, что она надеется на большее, чем роль ухоженной, сексуальной любовницы. Руслан был самым красивым, привлекательным мужчиной из тех, кто оставил в ее душе след. Шмелева понимала, что такой мужчина не создан для семьи, но с поразительным упорством пыталась одомашнить его. Она отказывалась ехать ужинать в ресторан, приглашая его к себе домой. Она каждый раз пыталась удивить его новыми блюдами, чистотой и уютом своей небольшой, но опрятной и светлой квартиры. Конечно, после его хором двухкомнатная малютка казалась жилищем для гномов. Но Лариса не высказывала особых восторгов по поводу масштабов его квартиры и никогда не отзывалась плохо о своей. Она играла, постоянно играла и была начеку. Почему ей это нравилось, она не могла объяснить. Ведь раньше любой дискомфорт она тут же исключала. Все, что шло в разрез с ее «я», переставало для нее существовать. С Улановым было по-другому. Оба признавались себе, что таких отношений ни у одного их них не было.

— Очнись, подруга, — отпивая холодный зеленый чай, сказала Лита. Она помахала перед лицом Ларисы рукой и не заметила никакой ответной реакции. Только со второго раза Шмелева очнулась от своих воспоминаний. — Возвращайся, пожалуйста. В какую бездну ты упала?

— Бездну страсти. Я не могу устоять перед его ласками, сладкими речами. Как кролик перед удавом: знаю, что проглотит, и пододвигаюсь ближе. Он умеет влиять на меня, — стряхивая пепел, ответила та. — Раньше я бы никогда не простила того, что прощаю ему. Ну почему? Неужели это страх одиночества лишает меня уважения к себе?

— Ты становишься старше, твои ориентиры меняются, вот и все.

— Если бы у меня не было Димки и Мишки, я бы вела себя иначе. Я чувствую, что могу вытерпеть многое, лишь бы им стало немного легче на душе, чтобы они почувствовали мужчину рядом. Их отцы не особенно часто балуют вниманием. Один за тридевять земель, другой — весь в бизнесе со своей старушкой.

— Не отталкивайся в этом случае от детей. Это плохой ориентир. Не оправдывай происходящее тем, что делаешь им добро. Ведь однажды он может ударить тебя при них, что тогда? — Лита внимательно посмотрела на подругу. — Шмелик, я не уверена, что это повторится, но не отрицаю возможность.

— Я понимаю. Он обещал не делать мне больно ни словами, ни физически. Я так хочу ему верить! Наверное, я люблю этого мерзавца. С ним так интересно, он много знает. Я слушаю его, контролируя себя, чтобы не отвисала челюсть. Он знает столько, что я удивляюсь, когда только успевает?

— По ночам, когда ты звонишь, а его нет. Так вот, он в это время штудирует толстые тома энциклопедий или листает кипы журналов, — засмеялась Лита. — Да, умный мужчина знает, как тебя опутать.

— Вчера отдал мне путевки в пансионат на троих: маме, Димке и Мишке. На двадцать дней, Форос. Наверное, там красиво. Дети так давно не были на море. Я бы очень хотела, чтобы они подышали тем воздухом, оздоровились. Да и мама устала: готовит, убирает, уроки бесконечные. Кажется, что это просто и от этого не устанешь. Как бы не так! Ей тоже нужно сменить обстановку и отдохнуть от плиты.

— Она не против ехать?

— Только «за».

— А ты?

— Если отпустишь меня в отпуск в августе на десять дней, то я с Русланом поеду в Испанию.

— Опять я слышу загадочное, завораживающее слово. Почему именно туда?

— Руслан сказал, что однажды побывал в этой стране и влюбился в нее. Он хочет, чтобы и со мной произошло что-то подобное, — сказала Лариса.

— Да, в Испании есть что-то магическое. Родина Гойи, Пикассо, Колумба.

— До августа, правда, надо еще дожить в мире и согласии, — заметила Шмелева.

— Почему именно август? Если устала, я отпущу тебя хоть сейчас, только приведи в порядок бухгалтерию и передай мне список клиентов.

— Дело в том, что мы должны попасть в Бунол в последнюю среду августа. Живописный, тихий городок. В этот день там происходит невероятное помидорное сражение. Праздник урожая «Томатина». Ты слышала об этом?

— Да, в свое время Георгий мне рассказывал. Он ведь побывал во многих странах. Когда-то отдыхал в Валенсии и ездил в Бунол на тот праздник, — ответила Лита. — Ты хочешь почувствовать себя сосиской в кетчупе?

— Честно говоря, не представляю, как это происходит.

— Будем надеяться, что ты попадешь туда. Ведь кроме помидорной битвы это еще и фейерверки, музыка, вкуснятина, — заметила Лита.

— Вот уж засвечу томатиком милому в глазик! — засмеялась Шмелева. — Отведу душу!

Лита улыбнулась. Какая же Леська смешная. Тянется к мужчинам, как подсолнух следует за солнцем, а все не складывается. Не получается, чтоб раз и навсегда. Уж не верится: бывает ли такое на свете? Но ведь живут ее родители уже четвертый десяток вместе. Как им удалось сохранить то, что связывало их в молодости? Хотя от того чувства вряд ли что осталось. Вместо страсти — привязанность, привычка, благодарность за прожитые годы.

— Слушай, Леська, а ты никогда не жалеешь, что не уехала со своим Леней Годфильдом в Израиль?

— Почему ты именно сейчас об этом спросила? — напряглась Шмелева.

— Не знаю, просто подумала, что не было бы у тебя всех твоих проблем.

— Были бы другие.

— Не спорю, но все-таки, ответь.

— Жалею. Давно и безрезультатно. — коротко произнесла Лариса. — Если бы он попробовал меня уговорить, я бы согласилась. Но он сказал, что мнение родителей для него превыше моего. Это все решило. Зачем мне такая постановка вопроса, да еще и в Израиле? Как у меня хватило ума не отказаться от предлагаемых денег? Они были счастливы избавиться от меня, паршивой овцы в их отаре. Мама потом ела поедом. Слава богу, появился Сергей. Знаешь, я до сих пор удивляюсь, как не сошла с ума, когда он ушел от пас.

— Ты сильная, ты не сгибаешься от тяжести обстоятельств, — заметила Лита.

— Ладно тебе, «Тающая легче снега, я была — как сталь», — с позерством продекламировала Лариса и увидела, как округлились глаза подруги. — Да, как ты хотела? С кем поведешься, от того и наберешься. Я за последнюю неделю только Цветаеву и могу воспринимать. Читаю и плачу, как будто обо мне написано.

— Это самое прекрасное, что я услышала от тебя сегодня, Шмелик, — искренне сказала Лита. — Мы так давно знаем друг друга, что перенять привычки — самое простое дело. Но при этом мы остаемся сами собой.

— Точно, — допивая напиток, согласилась Шмелева.

— Я люблю тебя, — посылая воздушный поцелуй Ларисе, сказала Мартова. Ей уже было стыдно за то, что она хотела умолчать о своих чувствах к Ивану. Что им скрывать — им, с детских лет не имевших ни одного секрета?

— И я тебя, Владимировна, честно, — улыбнулась Лариса и посмотрела на часы. — Наш перерыв подходит к концу. Как раз пройдемся по скверу, а я выкурю еще сигаретку.

— Ты много куришь последнее время.

— Знаю, но бросить не могу себя заставить. Мне некому дать слово, что больше не буду. Нет такого мужчины, ради которого я могу отказаться от удовольствия.

— Почему для этого нужен мужчина, а ради себя?

— Пробовала, не получается.

— Тогда ради меня, попытаешься? — поднимаясь из-за стола, спросила Мартова.

— Лита, это слишком серьезно. Я подумаю.

— Думай, на то тебе и голова. Ты же хочешь быть неувядаемой. Не кури.

— Какая ты все-таки, Литочка. Не все такие волевые, как ты. Не дави на меня! — воскликнула Лариса. — Мне хочется провалиться сквозь землю, когда на меня оказывают давление.

— Даю на размышление несколько дней, до конца недели. Бросишь курить — получишь прибавку к зарплате.

— Ну, это форменный шантаж! — автоматически закуривая, сказала Шмелева. — Ты пользуешься своим служебным положением.

— Для чего оно тогда существует? Кстати, возвращаясь к работе: кто у меня остался на сегодня?

— Последний прием Полины Власовой, в половине второго. Ты говорила, что с нею уже порядок. А на закуску — Тарасова Кристина Валентиновна. Записалась по телефону в прошлую среду, как и лже-Карпов.

— Что ж, новые клиенты — это приятно.

— Я ограничиваю прием, чтобы ты успевала поработать с каждым основательно. Вы ведь разговариваете не пять минут. Семь человек в день — мы с тобой установили эту норму.