Выключаю двигатель и вытаскиваю ключ из зажигания, в то время как Мэдди уже отстегивает ремень и выпрыгивает из машины, прежде чем я могу что-то сказать.

Смотрю на Джонатана, который сидит на пассажирском месте. Сегодня он тихий, подавленный. Не уверена, спал ли он вообще. Он остался у меня в квартире прошлой ночью, но так и не лег ко мне в кровать. Когда я проснулась утром, он все еще сидел на диване, полностью сосредоточенный на своем телефоне.

Первые сказанные им слова.

«Они знают».

К утру это было по всему Интернету... Джонни Каннинг обнаружен! Началось все с местоположения — «Хроники Голливуда» сообщили, что он прячется в маленьком безликом городке в пригороде Нью-Йорка, но в течение дня появлялось все больше гипотез. Был вопрос времени, когда кто-нибудь да поймет.

На нем солнцезащитные очки, а кепка низко надвинута на глаза. Несмотря на то, что на улице тепло, Джонатан одет в джинсы и худи, рукава которой закатаны до локтей. Он защищает себя, скрываясь, насколько может, хотя это особо ничего не меняет.

Выхожу из машины, прежде чем Мэдди может убежать, и Джонатан следует за нами к дому моего отца. Как только достигаем крыльца, Мэдди сразу же вбегает внутрь, пока я медлю на дорожке.

— Ты не обязан делать это, — говорю, смотря на Джонатана. — Мэдди поймет.

Он вздыхает.

— Все в порядке. Я заварил эту кашу, мне и расхлебывать.

— Да, но...

— Но?..

— Я не знаю, — говорю. — Просто, кажется, что должно быть какое-то но.

Джонатан смеется, когда мой отец выходит на крыльцо, вытирая руки о фартук для гриля.

— Привет, пап, — говорю. — Неплохая вечеринка.

— Это не вечеринка, — отвечает. — Просто небольшой сбор.

Скорее, больше похоже на испытание. Мероприятие «добро пожаловать», но не такое дружелюбное, как должно быть.

— Мистер Гарфилд, сэр, — Джонатан прочищает горло. — Ценю ваше приглашение.

— Этого хотела моя внучка, — отвечает отец. — Все что угодно, лишь бы сделать ее счастливой. Надеюсь, ты понимаешь.

— Конечно, — говорит Джонатан.

— Итак, мне нужно вернуться к моему грилю, — мой отец смотрит на меня с подозрением, когда говорит. — Следуй за мной, Каннингем, сможем пообщаться.

Джонатан робко улыбается мне, пытаясь успокоить, но я без сомнения знаю, что мир перевернется с ног на голову.

Гравитация, не подведи меня сейчас.

Я смешиваюсь с толпой, избегая определенных разговоров, уклоняясь от вопросов, придерживаясь простых любезностей с соседями. Мэдди бегает вокруг, рассказывая всем, кто готов слушать, о своем папочке. Пытаюсь угомонить ее, но она всего лишь ребенок, и не понимает, насколько все серьезно. Ей просто хочется поделиться своим счастьем, пока я не могу избавиться от чувства тревоги.

Оно нарастает, углубляется, как бездонная яма.

Оно вот-вот поразит нас как буря.

Каждый раз, когда смотрю на Джонатана, то вижу, что он рядом с моим отцом; оба мужчины напряжены в процессе разговоров, и все время кажется, что они на пике. Но как только отец объявляет, что время приступать к еде, Джонатан исчезает.

Я делаю Мэдди хот-дог, усаживаю на кресло в патио и прошу оставаться на месте, пока иду искать ее отца. Джонатана нет на улице, поэтому иду в дом, по пути услышав его голос — тихий, очень тихий, даже подавленный.

Он говорит по телефону.

— Просто делай, что можешь, — просит. — Попытайся все устаканить, пока не вышло из-под контроля.

Джонатан просто стоит у входной двери, один, что-то выглядывая.

— Знаю, я слышал тебя, просто... я не могу, — говорит через мгновение. — Я понимаю, и ты прав, но я не могу сделать это, поэтому делай все, что можешь, чтобы это остановить.

Вздохнув, сбрасывает вызов и кладет телефон в карман. Я обдумываю его слова, тон его голоса, когда подхожу ближе. Поскрипывание половиц выдает мое присутствие, и Джонатан смотрит через плечо, на его лице отражается вспышка паники.

— Все хорошо?

— Все нормально, — отвечает. — Нужно было переговорить с Клиффом.

— Что вы собираетесь предпринять?

— Пиар-менеджеры должны сделать заявление, попросив о моей приватности, — отвечает. — Не уверен, что от этого что-то изменится. Клифф считает, что единственный способ остановить этот процесс — уехать, спрятаться в другом месте и отвлечь внимание отсюда, так, чтобы вся шумиха выглядела сфабрикованной.

— Ты собираешься?

— Нет, — отвечает, затем медлит. — Если, конечно, ты этого не хочешь.

Прежде чем могу ответить, чего хочу, Джонатан тянет меня и ставит перед собой, обнимая и прижимаясь грудью к моей спине.

Наклонившись, шепчет:

— Посмотри на другую сторону улицы.

Делаю, как он сказал. Все кажется таким тихим.

Не уверена, чего он от меня хочет.

Напротив нас старый кирпичный дом, вокруг которого слишком много растений в горшках. Пара, живущая в нем, давно на пенсии. В настоящее время они на заднем дворе моего отца, поедают хот-доги с моей дочерью.

— Что ты видишь? — спрашивает.

— Кучу уродливых растений.

— Это все?

— Эм, дом, деревья... почтовый ящик и флаг, и... — замолкаю, когда мое внимание привлекает движение. Кто-то прячется. — Кто это?

— Он называет себя репортером.

Я смотрю на Джонатана в удивлении.

— Ты говорил с ним?

— Нет, но твой отец да. Репортер постучался к нему сегодня утром, желая поговорить с тобой.

— Со мной?

— Сказал, что здесь должна быть девушка, которая знает обо мне, — поясняет Джонатан. — Твой отец приказал парню убираться с его собственности, но затем заметил, что тот рыскает у соседей, поэтому и пригласил их всех сюда.

— Ничего себе, — не уверена, что сказать. — Почему в дом моего отца? Почему не прийти в квартиру, где я живу?

— Не знаю, — отвечает Джонатан тихо. — Но уверен, что, в конце концов, они придут и туда.

Репортер пропадает из виду, стараясь оставаться незамеченным.

— Еда готова, — говорю, все еще пытаясь все обдумать. — Ты должен поесть.

— Я не голоден.

— Но, тем не менее, ты должен есть, — отвечаю, поворачиваясь лицом к Джонатану и игриво хлопая его по животу, при этом не акцентирую внимание на том факте, что наши жизни могут измениться. — Тебе нужны силы, так как я уверена, что развлекательная часть этой вечеринки будет состоять из твоего допроса.

Мы направляемся на задний двор и наполняем свои тарелки. Джонатан едва ест, но уже кажется более непринужденным, даже когда начинаются вопросы.

Они не личные. Нет, люди не задают вопросы о нашей ситуации. Вместо этого они выспрашивают о гламурной жизни Голливуда. Знает ли он их любимых звезд?

Джонатан с честью выдерживает это.

Он остроумный и очаровательный.

Он ведет себя без притворства, как тот самый паренек, в которого я влюбилась в академии «Фултон Эйдж».

Он наслаждается компанией Мэдди, смеша ее, когда та сидит у него на коленях и рисует картинки для соседей, чтобы скоротать время. Она впитывает любовь как солнечный свет, и я без сомнения знаю, что никто из этих людей не скажет ничего плохого репортеру.

— Это было умно, — говорю, приближаясь к отцу, когда он сидит один с краю патио, отгородившись от всех.

— Не уверен, что ты имеешь в виду, — отвечает.

Присаживаюсь с края его кресла и смотрю на него.

— Да, ты знаешь. Вся эта тактика «перетащить соседей на его сторону». Как ты до этого догадался?

— Я работал в политике, — поясняет. — У меня много козырей в рукаве.


***


— Вторая поправка существует по какой-то причине, — говорит мой отец. — Право людей держать и носить оружие не должно нарушаться. Вот что говорится в законе. Нет никаких но, оговорок или ограничений.

— При всем уважении, это ерунда, — парирует Джонатан. — Никто не хочет, чтобы какой-нибудь сумасшедший бегал с АК 47. Отцы-основатели хотели не этого.

— Ох, и это значит, что ты общался с ними? Просвети меня, что сказал Томас Джефферсон, когда ты спросил? Потому что, извини меня, сынок, за то, что огорчу тебя, но просмотр «Гамильтона» на Бродвее, не делает тебя знатоком их намерений.

— Это здравый смысл, — спорит Джонатан. — Береженого Бог бережет.

— Теперь вот это ерунда, — утверждает отец. — Ты не можешь посягнуть на конституционное право, потому что думаешь, что кто-то может так сделать.

Джонатан собирается ответить, но я громко прочищаю горло, привлекая их внимание. Не знаю, как так вышло, но они сидят в гостиной и спорят о политике — любимое времяпровождение моего отца — пока Мэдди спит на диване.

— Несмотря на серьезность вашего разговора, — начинаю. — Уже поздно, поэтому вы можете просто остаться при своих мнениях?

Они смотрят друг на друга.

Никто не хочет быть тем, кто первым уступит.

Должна сказать, что очень мило видеть, как эти двое разговаривают о чем-то, что не связано со мной.

— Бла-бла-бла, мы никогда не придем к согласию, но я уважаю твою точку зрения, хотя и считаю тебя идиотом, — говорю, махнув между ними. — Я закрыла эту тему для вас обоих. Теперь время ехать.

Мой отец бормочет что-то о том, как я испортила его веселье, когда наклоняюсь его обнять. Уже ночь, снаружи темно. Мы провели здесь весь день, и я устала.

Поднимаю Мэдди, она что-то бормочет во сне, ее тело тяжелое, когда я пытаюсь устроить ее поудобнее, голова покоится у меня на плече. Джонатан встает и протягивает руку моему отцу.