— Мистер Гарфилд, сэр.

Мой отец пялится на его вытянутую руку, прежде чем пожимает.

— Каннингем.

Это самое близкое к перемирию, что когда-нибудь будет между этими двумя. Джонатан уходит отсюда, не будучи кастрированным, и это прогресс. Он убирает руку, посмеиваясь.

Мы выходим, и я быстрыми шагами направляюсь к машине. Располагаю Мэдди на ее детском кресле и пристегиваю, когда слышу голос близко к нам.

— Чей это ребенок, Джонни?

— Проваливай, — говорит Джонатан, когда я поднимаю голову и вижу рядом с нами парня, отчего мое сердце бьется быстрее. Репортер.

Он держит свой телефон, который все записывает, в вытянутой руке.

— Да ладно тебе, не будь таким, — говорит парень, подходя ближе. — Я выполняю свою работу.

— Отстань, — предупреждает Джонатан.

Я закрываю дверцу машины. Парень не отстает, вместо этого начинает стрелять быстрыми вопросами, каждый последующий хуже предыдущего: «Итак, что это за женщина? Это ее ребенок? Ты проводишь время с ней? Как долго вы встречаетесь? Сколько времени ты изменяешь Серене? Подожди... Это твой ребенок? Ты обрюхатил ее, Джонни? Она залетела, и ты заплатил ей, чтобы она держала рот на замке? Сколько это стоило тебе? Почему ты это делаешь? Не хочешь, чтобы кто-то знал об этом выродке?»

Вот оно.

Вот когда все происходит.

В секунду, когда эти слова повисают в воздухе, Джонатан вспыхивает. Вижу, как его выражение лица суровеет, злость накрывает. Он разворачивается и ударяет парня по лицу рукой с гипсом. Ошеломленный, парень бросает свой телефон, и Джонатан топчется на нем.

— Я сказал тебе отвалить, — произносит Джонатан у лица репортера. — Я не буду повторять снова.

— Джонатан, перестань! — кричу, когда он бьет парня, и хватаю его за руку, чтобы оттащить, но тот сопротивляется. — Пожалуйста, садись в машину.

Он делает несколько шагов назад, пока парень кричит, что с ним не так, но Джонатан не обеспокоен этим.

— Держись от меня подальше, черт побери, — приказывает. — И от моей семьи.

— Ты пожалеешь об этом! — кричит парень. — Я снял все на видео!

Джонатан отходит от меня и хватает телефон, у которого разбит экран, с тротуара. Нажимает на кнопки, чтобы остановить запись, и когда мне кажется, что он собирается удалить видео, Джонатан швыряет телефон в парня.

Репортер пытается поймать устройство, но тот выскальзывает из его хватки и падает на тротуар к ногам.

— На хрен тебя и твое видео, — говорит Джонатан. — Только попробуй появиться здесь снова.

Он садится в машину, я спешу сесть за руль, когда репортер поднимает телефон и говорит:

— Все тот же прежний Джонни Каннинг.

Еду домой и всю поездку смотрю в зеркало заднего вида. Мэдди по-прежнему спит. Она пропустила весь скандал. Джонатан ничего не говорит, сгибая и разгибая пальцы, все время морщась.

Останавливаюсь на парковке возле здания, выключаю двигатель, сканируя все пространство вокруг нас, ожидая засады.

Что-то прикасается к моей ноге, и я подпрыгиваю, крича. Рука Джонатана покоится на моем бедре.

— Ты в порядке? — спрашивает.

— Думаю, что это я должна у тебя спросить.

— Я в порядке.

— Твоя рука повреждена.

— Она и раньше была повреждена.

— Но, тем не менее, этот парень... Он вел себя как придурок.

— Я привык к этому, — говорит, медля, прежде чем добавляет: — Насколько человек может привыкнуть к подобному. Но он сказал много дерьма, а я знаю, что для тебя это в новинку.

— Со мной все хорошо.

Он кивает, но знаю, что не верит мне.

Я сама не знаю, верю ли себе.

Дрожу. Вся трясусь.

Его рука в уверенном жесте лежит на моем бедре.

— Нам нужно зайти внутрь, — говорит он, кивая в сторону здания. — На случай, если кто-то здесь покажется.

На это раз он несет Мэдди, заходит в квартиру и направляется прямо к ней в спальню, пока я закрываю дверь. Измотанная, иду на кухню и роюсь в шкафчиках, прежде чем хватаю стакан и наполняю его водой, делая глоток, и бормочу:

— Я бы убила за алкоголь прямо сейчас.

Почему я вылила весь этот идеальный виски?

Смешок раздается позади меня.

— Я понимаю это чувство.

Джонатан стоит в дверном проеме.

Я робко улыбаюсь.

— Мне не стоило этого говорить.

— Тебе не нужно следить за своей речью. Я взрослый парень и могу с этим справиться, — он делает паузу, качая головой, когда медленно ко мне приближается. — Обычно. Очень много работал над этим на реабилитации. Плохие слова не должны приводить к плохим поступкам. Думаю, я все еще работаю над прогрессом.

— Мы все.

— Не уверен насчет этого, — говорит, изучая меня. — Кажется, ты очень хорошо собрана.

— Кто я? Помощница менеджера в супермаркете «Пигли Кью»?

— Ты — это не твоя работа.

— Приятно слышать, потому что не уверена, что проработаю там еще. Если они нашли моего отца, то, вероятно, найдут, где я работаю.

— Извини.

— Не твоя вина. В конце концов, я бы уволилась. Просто планировала поупрямиться подольше.

Он смеется над этим, прислоняясь к столешнице рядом со мной.

— Ты всегда была самым упрямым человеком в моей жизни.

— Да, но ты составлял мне серьезную конкуренцию в этом. Я нашла в тебе свою половинку.

— Союз, заключенный на небесах.

— Или в аду. В зависимости от того, кого спросить.

— Тебя, — говорит Джонатан. — Я спрашиваю тебя.

— Я бы сказала, немного и того, и того. Мы были как огонь и керосин. Горячо горели долгое время.

— Прошедшее время.

— Что?

— Ты сказала это в прошедшем времени.

— Полагаю, я привыкла так говорить.

Повисает тишина.

Мои руки все еще дрожат.

Вожусь со стаканом, потягивая воду, пытаясь обдумать произошедшее.

— Я могу уйти, — предлагает Джонатан тихо. — Пойму, если ты не хочешь, чтобы я здесь находился.

— Почему я не должна хотеть этого?

— Не знаю, — отвечает. — Я на самом деле не знаю, что происходит у тебя в голове, Кеннеди. Иногда мне кажется, что знаю, но в остальное время...

Поставив стакан, хватаю его за руку.

— Как насчет того, что я покажу тебе?

— Покажешь мне?

Киваю.

Тяну его к кровати.

Толкаю на нее.

Одежда исчезает, сваленная в кучу на полу, когда наши тела переплетаются вместе. Я сверху, и Джонатан во мне, мои ладони прижаты к его голой груди, ощущая жар его тела.

Огонь? Он все еще горит.

Что-то подсказывает мне, что так будет всегда, независимо от того, кто попытается его погасить.


***


Когда я просыпаюсь, по квартире разносятся шаги. Еще рано. Пытаюсь выскользнуть из кровати, но Джонатан бормочет во сне и прижимает меня к себе.

Смеясь, вырываюсь из его хватки и набрасываю кое-что из одежды. Иду по коридору, когда слышу звон в кухне, и детский голосок произносит:

— Ой.

— Что такое? — спрашиваю, видя, как Мэдди сидит на столешнице, держа коробку хлопьев «Лаки Чармс», в то время как миска валяется на полу. — Что ты делаешь?

— Завтрак, — объявляет она.

Снимаю ее со столешницы и забираю коробку с хлопьями.

— Почему бы тебе не найти мультик по телевизору? Я сейчас принесу что-нибудь поесть.

— Хорошо, мамочка, — отвечает Мэдди и исчезает в гостиной. Я смешиваю хлопья с молоком и разворачиваюсь, чтобы покинуть кухню, когда раздается стук во входную дверь. Черт.

Мое сердце ухает вниз.

Делаю шаг, напрягаясь, когда слышу, как Мэдди открывает дверь.

— Золотко, подожди!

Она дергает ее, распахивая.

— Ой.

— Мэдисон Жаклин, — шиплю, направляясь к ней. — Как много раз мне говорить тебе, не открывать...

Дверь.

Не успеваю произнести это слово.

Замираю на месте. На моем пороге стоит полицейский.

— Эм, здравствуйте, — говорю. — Могу я вам помочь, офицер?

— Я кое-кого ищу, — отвечает, смотря за мое плечо на квартиру.

— Кого?

Хриплый голос раздается позади меня.

— Должно быть, это за мной.

Я разворачиваюсь и вижу заспанного Джонатана, одетого только в пижамные штаны.

— За тобой?

Он кивает.

Я поворачиваюсь к офицеру.

Он тоже кивает, подтверждая.

Требуется пару мгновений, чтобы все обрело смысл. Когда меня осеняет, протягиваю Мэдди миску хлопьев.

— Поешь в своей спальне.

— Но ты говорила, что мы не можем есть в своих спальнях, потому что спальни не для этого.

— Я делаю исключение. Или поиграй.

Я рада, что она не спорит.

Не хочу, чтобы она увидела то, что, по моему мнению, здесь произойдет. Я и сама не хочу этого видеть, хотя это и не впервой мне.

— Не возражаете, если я оденусь? — спрашивает Джонатан обыденным тоном. — Уверен, за нами наблюдают.

— Идите, — позволяет офицер. — Только не задерживайтесь.

Проходит минута, может, две, прежде чем Джонатан возвращается, полностью одетый в джинсы и футболку, кожаную куртку и ботинки. Я пялюсь в шоке, когда он приближается к офицеру.

— На что ордер? — спрашивает. — Нападение?

Офицер кивает.

— И причинение вреда.

Джонатан поворачивается, заводя руки за спину. Офицер надевает наручники, но, кажется, его это не беспокоит, он даже не выглядит удивленным.