Аристарх Ромашин - Призраки

– Пива предложить не могу, так как вообще не употребляю алкоголь, – сказал я, вручая ей стакан.

– Понятно, ведёшь здоровый образ жизни?

– Можно сказать и так.

– Одобряю, улыбнулась она. Я тоже не пью, не курю.

– Здорово! Я тоже не курю. Даже не пробовал.

– Правда? Хм… А я пробовала, но мне не понравилось.

«Отлично», – подумал я.

Так как для меня важно, чтобы женщина не имела вредных привычек. Выпить за компанию бокал вина это одно, но выпивать бутылку просто потому, что хочется – это другое.

Я направился к роялю.

– Ну что, поиграть?

– Конечно, ты же за этим меня пригласил? – спросила она, кокетливо улыбнувшись. – Или нет?

– Исключительно для этого, – заверил я.

– Ну тогда, играйте, маэстро!

И я заиграл. То последнее произведение, которое закончил вчера. Играл с закрытыми глазами, прощаясь с юношеским образом идеала красоты. Прощался, так как Ангелина мне нравилась все больше и больше.

Когда я закончил и открыл глаза, то увидел Ангелину с заплаканными глазами.

– Настолько плохая музыка? Или отвратно играю?

– Превосходно! – воскликнула она, шмыгая красивеньким носом.

– Правда?

– Да! Кто автор? Только не надо мне говорить, что ты не помнишь.

– Автор я, – пришлось мне признаться.

– Ты давал слушать кому-нибудь ещё?

– Нет.

– И зря! Ты можешь зарабатывать на этом большие деньги. Писать саундтреки для фильмов.

– Я сочиняю не ради денег.

– Понятное дело, и все же! У меня много знакомых в Голливуде. Сыграй ещё раз, можно я запишу и отправлю отцовскому другу? Он режиссёр.

– Зачем? Мне это не нужно.

– Это нужно людям. Нельзя скрывать от других такую магию. Это нечестно, – она взяла со стола свой телефон и, посмотрев на меня, сказала повелительным тоном: – играй.

И я снова заиграл.

– Бабушка была права, – сказала она, когда я закончил, – погоди, отправлю. Так… все.

Ангелина снова положила телефон на письменный стол. Потом посмотрела в сторону книжных полок.

– Помимо музыки любишь читать?

– Да. Обожаю! Иногда думаю, что если бы я не писал музыку, то, наверное, писал бы книги.

– Я, кстати, знакома с современным известным писателем.

– Поздравляю. Я читаю больше классику. Из современных могу только тех, кто не пишет чернуху.

– Убийства, погони, стрельба, секс – это для тебя чернуха?

– В некотором роде и это тоже. В современных романах мало хороших героев. Они условно хорошие, но много пьют, курят, убивают.

– Да, согласна! Я даже спросила у того самого писателя, почему они не могут придумать образ хорошего, доброго персонажа.

– И что он ответил?

– Сказал, что для этого сами читатели должны быть хорошими.

– То есть?

– Мол, сейчас многие люди не признают морально-нравственных законов, и, читая книги про правильных героев, они почувствуют себя ущербными, так как не стали бы рисковать своей жизнью, спасая незнакомых людей, как герои в книгах, или не стали бы помогать ближним, если не видели бы для себя в этом выгоду. Мол, прочитав такую книгу, читатель больше не станет покупать того автора. А жизнь у писателей и так несладкая.

– Насчёт читателей не согласен. Возможно, в книгах, чтобы добавить глубину образу, писателю приходится наделять героя плохими качествами. Только в жизни люди не настолько плохие, как о них думает твой друг.

– Согласна.

– И вообще, я всегда думал, что искусство должно обогащать человека и делать его лучше.

– Да, я тоже придерживаюсь такого же мнения.

– Значит не видать нам больше настоящих положительных героев, – вздохнул я печально.

– Почему же, я спросила его и про это, он ответил, что до тех пор, пока какой-нибудь храбрый писатель не напишет роман с по-настоящему положительными героями, которые получатся при этом интересными и живыми настолько, что читателям захочется подражать им, и какие-нибудь храбрые читатели, несмотря на то, что они сами уступают в проценте доброты и правильности, не похвалят эту книгу, то так и будут выходить романы с псевдо-положительными героями.

– Понятно, – улыбнулся я, – себя он не считает храбрым писателем?

– Видимо, нет, – засмеялась Ангелина.

– Я не считаю, что быть хорошим так сложно.

– Да, тебе это легко удаётся.

– В смысле?

– Я наслышалась от бабушки, насколько ты хороший, что безвозмездно помогаешь всем, кому нужна помощь.

– Мама меня в своё время хорошо мотивировала, сказав, что только с добрыми людьми происходят чудеса.

– Хочешь сказать, что у тебя нет отрицательных черт?

– Почему же, у всех они есть.

– Например?

– Ну, например, я однолюб.

Ангелина засмеялась.

– Это не совсем отрицательное качество. А ещё?

– Я никогда не нарушаю своего слова.

– Ну, Анатолий, ты же понимаешь, о чем я.

– У меня склонность к альтруизму.

– Ну все! Так не бывает. У каждого человека есть скелеты в шкафу.

– Кто это сказал? Какой-нибудь плохой человек, который тем самым пытался оправдать своё несовершенство. Мы же по образу и подобию, так?

– Да, так, – согласилась она.

– Так наша обязанность соответствовать тому самому образу.

– Согласна. Хотя, с другой стороны, если мы по образу и при этом можем так грешить, настолько ли хороши те, по чьему мы образу?

– Это сложный вопрос. Я размышлял над этим. Пришёл к выводу, что, возможно, в этом и заключается разница между нами и творцами: в том, что им как раз легко удаётся совладать с собой и усмирять своё эго, а человеку нет. Но то, что мы все-таки по образу, означает, что в нас есть достаточная сила воли соответствовать изначальному образу.

– Возможно, – кивнула она.

Несколько минут мы молчали, размышляя каждый о своём, потом она спросила:

– Слушай, ты мне во дворе сказал, что загадал что-то и тебе был знак, что загаданное сбывается.

– Да. Было дело.

– Расскажешь, что ты загадал?

Я пристально посмотрел в её неестественно золотистые глаза. Посмотрел на её черные волосы, которые казались чужеродным элементом в её внешности. Посмотрел на слой тонального крема поверх губ с левой стороны.

Кого же она мне напоминает?

– Ну? – нахмурилась она.

И я начал ей все рассказывать. И про женщину на балконе, и про девушку, которую видел два дня назад. И о своём обещании, что если закончу произведение, то отпущу манящий образ и стану строить свою личную жизнь.

– Жёлтое платье и синий плед говоришь?

– Ага.

– А девушка была в красном пальто?

– Да.

– Хм… В таком, как у меня?

– Примерно.

– И что? Будешь искать дальше?

– Нет.

– Почему?

Я ласково посмотрел на неё и сказал:

– Кажется, я нашёл человека, который поможет мне позабыть призрачные образы.

Ангелина улыбнулась, щеки залились румянцем, и она опустила глаза.

Каждым последующим дням, проведёнными с Ангелиной, я бы мог посвятить десятки глав, описывая то, как мы с ней узнавали различные подробности друг о друге и сближались со скоростью кометы. Но о зарождающихся отношениях написано тысячи книг и снято столько же фильмов, что ничего нового к этому добавить я не смогу.

Однако некоторыми подробностями я все-таки считаю нужным поделиться.

В одном из своих откровений Ангелина поведала мне о том, что её родители примерно пятнадцать лет назад переехали в Америку. Её отец мечтал сделать там карьеру голливудского режиссёра. В сфере тамошнего кинобизнеса вертелись многие его друзья, вот он и надеялся на их помощь. Возможно, отец Ангелины стал бы выдающимся режиссёром, если бы не рак, который забрал его через пять лет после переезда.

– Мама любила отца, да и сейчас любит, настолько сильно, что отказалась выходить замуж во второй раз и до сих пор ни с кем не встречается, оставаясь верной отцу.

– Как трогательно, – восхищался я, – а мама твоя где? Что-то я её ещё не видел ни разу.

– Она оставила меня у бабушки, а сама поехала к друзьям в Питер. А что, ты готов познакомиться с моей мамой?

– Куда же я денусь, – улыбнулся я, смущаясь.

– Хорошо, – засмеялась Ангелина. – Через десять дней она вернётся, и я тебя познакомлю с ней. Конечно, если ты к тому времени не передумаешь.

На том и договорились.

Потом она рассказала о том, как три года назад рассталась со своим парнем, который оказался жеребцом, гуляющим направо и налево, гнилым человеком, отбившим у неё охоту строить отношения с мужчинами. И, вообще, она удивляется, как это так получилось, что она открылась мне и новым отношениям, возможно, на неё подействовали хвалебные речи бабушки о молодом, красивом соседе с нижнего этажа.

– А мы строим отношения? – спросил я.

– А что мы делаем? – вопросом на вопрос ответила Ангелина.

– Поближе узнаем друг друга, – ответил я.

– Разве это не одно и тоже?

– Возможно, – улыбнулся я.

 Почти две недели я был для Ангелины гидом по Москве. Мы посещали различные музеи, несколько раз были в Большом Театре, раза четыре на Красной Площади. Я все больше и больше привыкал к её неестественно золотистым глазам, к черным волосам в форме каре, к слою тонального крема над губами, наличие которого я не понимал, а о причине его существования стеснялся спросить. Восхищался тем, что она никогда не пользовалась косметикой, да ей это и не нужно было делать, так как она выглядела бесподобно и без неё.

За эти дни мы успели сделать многое, кроме одного. Мы ещё ни разу не целовались. И дело не в том, что я был робким или от неё не исходило достаточных намёков к готовности целоваться, дело в том, что я не хотел спешить. Есть мужчины, которые женятся, охваченные порывами страсти. Есть такие, которых вынуждают жениться родители. Есть такие, которые женятся по любви. А есть такие, которые женятся навсегда. Я бы хотел входить в число тех, кто способен комбинировать последние два варианта: жениться по любви и навсегда.