Марианна Кисс - Продана монстру

И держал долго, пока мои желания не обуздались, не приняли форму и не выстроились в подробные пункты.

После университета, где я отшельником учился, не подпуская к себе ни друзей, ни подруг я вступил в право наследования компанией моего отца. В последние годы его управления всё было очень плачевно и мне пришлось спать в офисе и заставлять сотрудников работать на износ, чтобы вытянуть её из петли, которая затягивалась всё сильнее в виде долгов.

Несколько раз я порывался всё бросить, уйти, продать, заняться чем-то ещё, но дело, которое досталось мне от отца, я считал обязанным сохранить. Не знаю даже, что помогало мне больше, желание всё это сохранить, или былая ненависть к моему отцу.

На ней я многое выдержал, только лишь на этой ненависти. Она заставляла сцепить зубы и идти дальше и доказывать, доказывать.

Теперь, спустя столько лет, понимаю почему я такой. Не будь той ненависти, и желания доказать самому себе, что сын шлюхи тоже может быть на что-то способен, возможно я не добился бы ничего, и не имел бы столько, сколько имею теперь.

У меня есть всё, чего я только могу пожелать.

Единственное чего не хватает это чувства, которого я никак не могу найти. Много лет ищу, но понимаю всё не то, все не те.

Что-то происходит.

С того вечера, когда я впервые раздвинул ей ноги.

Состояние ребёнка получившего именно ту игрушку, с которой он мечтал поиграть и хочет играть без конца. Долго.

Теребить её, дергать, бить и любить.

Мысли всё время на втором этаже. Иногда на третьем.

Разум судорожно решает что делать дальше. Что вначале? Как потом?

Какой будет эта игра?

То что она будет приятной, я не сомневался. Жесткой – да.

Хочу ли я сломать эту игрушку? Нет.

Просто смотреть, как она ломается, но не ломать окончательно. Хочу терзать её мучить, но не ломать.

– Нам непременно нужна эта сделка. Если нет, то Братья Круз окажутся на шаг впереди нас, а этого никак нельзя допустить… – ворвался в сознание и спугнул мысли о Виоле голос Лопеса, моего первого помощника.

– Делайте как лучше, – кинул я рассеянно и взгляд Лопеса тут же схватился за моё лицо.

– Вы не заболели Эрик? Что-то вы какой-то бледный сегодня.

Да, понимаю, необычно. Чтобы я бывал равнодушен в деловых разговорах. Никак не могу переключится, хотя раньше за собой такого не замечал.

Мне было всё равно, какая шлюха сидит у меня на втором этаже. После каждой ночи разврата, я возвращался в нормальную жизнь легко и непринуждённо. Каждая такая ночь добавляла мне деловой энергии вдвойне.

Стоило утолить свою ярость, дать ей новую жертву, как на работе я совершал чудеса неподвластные пониманию конкурентов. Я всегда сносил их сделки, перебивал договорённости. Я просто акула в бизнесе.

Но вот, уже второй день замечаю за собой некоторую деловую вялость. Это нехорошо. Нужно поскорее утолить жажду ярости.

Мышцы застоялись, они хотят совершить движения, от которых потянуться, пустят быстрее циркулировать кровоток. Они хотят наносить удары, стягивать, вязать, натягивать, душить и шлёпать.

Теперь они хотят этого особенно остро. Я должен им это дать. Я должен дать своему телу удовольствие, которого оно просит.

– Да что с тобой, – возмущённо глянул Лопес, когда дверь за партнёрами закрылась, после деловой встречи, где я опять был не очень активен, – это важная сделка Эрик, нельзя всё испортить.

Я смотрел в окно задумчиво и снова равнодушно. Сегодня апатия к работе.

– Наверное, я немного устал.

– Возьми себя в руки, наконец. Отдохнёшь потом, нам неделю их мурыжить и если ты будешь сидеть с кислым лицом, сделки нам не видать, как собственных ушей.

Эти слова меня немного взбудоражили. За последние два года у нас ещё ни одна сделка не сорвалась. Не стоит допускать, чтобы это случилось теперь.

– Я соберусь, не волнуйся, – глянул я на Лопеса.

Не зря нанял его пару лет назад. У него хватка питбуля, если вцепится в заказчика, уже не отпустит. Хоть и есть в нём что-то непонятное моему уму. Но всё компенсируется количеством сделок, которые он совершает для компании.

Иногда он смотрит прищурив глаз и тогда я думаю, что он намного больше понимает меня, чем показывает. Ну и хрен с ним. Он подчиненный, а я хозяин, какая разница как он смотрит.

Даже если о чём-то догадывается, то это не его собачье дело.

Еду домой. В свой чертов дом, который много лет ненавижу, только потому что он принадлежал моему отцу. Потом как-то свыкся с этой ненавистью к дому и даже стал получать от неё удовольствие. Не могу отказаться от этого насилования собственных чувств. Это направится мне больше всего.

А несколько лет назад к этому насилованию мозга, добавил ещё насилование тела.

Помню, как это произошло, когда одна шлюха ударила меня по щеке, а я в ответ ударил её. Тогда я испытал удовольствие подобное оргазму. Небольшое, но удовольствие.

Мне захотелось повторить его и тогда я ударил ещё и ещё…

Джону пришлось замять ту историю. Он один понял что происходит со мной. С тех пор он делает всё, чтобы удовлетворить эту страсть, он как никто понимает мою от неё зависимость.

Много лет я думал, что это зависимость. От действий. От понимания собственной силы. От вкладывания, внезапно рождавшейся ярости в удар плети, порой разрывающий кожу. От силы, с которой сжимаются мои пальцы на чьей-то шее. От всего этого, я был зависим.

Думал, что зависим от этих действий, но внезапно эта вера пошатнулась.

Я понял, что завишу теперь не от действий, а от человека.

Зависим от неё, от Виолы, от тела… её тела…

Еду домой, плавно поворачивая, трогаю кожу руля и вспоминаю бархатную кожу Виолы. Я выбит из колеи, растерян, обескуражен.

Чертово желание.

Въехал во двор, вышел из машины и взбежал на крыльцо.

Желание видеть, что-то сказать, удостовериться, что не ошибаюсь. Получить доказательства этой новой зависимости.

В доме я быстро прошел по отдающемуся эхом шагов мрамору, по лестнице на второй этаж.

Что-то несёт меня, тревожит и будоражит сознание.

Хочу увидеть прикоснуться, и… может быть, даже ударить.

С силой толкаю дверь, она с громким хлопком ударяется о стену.

Вот оно, понеслось.

Первое что вижу – страх в глазах.

Как я люблю этот страх.

Быстрым, но не ловким движением Виола вскакивает с кровати, на которой сидела, что-то читала. Она бежит, мечется.

Черт, как это мне нравится.

Почти подбегаю, желание не ждёт. Светлые, длинные волосы взметнулись пугливым облаком и упали на дрожащее плечо.

– Нет, не надо, – Виола пытается увернуться, но я хватаю светлую прядь.

Как это нравится мне. Недолгая погоня и жертва уже бьётся в моих руках. Грудь её вздрагивает, соски обозначаются чёткими точками на белой майке.

– Сюда сука!

– Пожа… – слова замирают у неё во рту, когда я запрокидываю подбородок и перекрываю кислород стремительным нажатием на шею.

Не могу терпеть. Пока ехал, держался. При одной только мысли член, словно кол встал, ещё на лестнице.

Отпускаю пальцы и бросаю Виолу на кровать. Она упала, расставив руки, как будто защищаясь. От кого? От меня пощады не жди.

Белые трусы хватаю одним пальцем. Дергаю вниз. Они ещё не слезли, а мой язык уже там. Ладони с силой раздвинули ноги Виолы, освобождая и раздвигая.

– А-а-ах! – она выдыхает и поддаётся моему яростному напору.

Она молчит и не сопротивляется.

Язык мой жадно исследует складки, теребит бугорок клитора и слизывает влагу, ещё немного и он жадно проникнет внутрь. Давлю на ноги, раздвигаю ещё сильнее. Мгновенно мокро у неё между ног. Она хочет.

Сегодня наслаждаться будет язык. Мой язык. Он лезет везде. Слизывает и теребит.

Виола загорелась с первых касаний. Я чувствую её желание, она хочет.

Боится, но хочет, ненавидит и хочет. Отталкивает, а ноги раздвигает.

Член мой дрожит от желания вырваться из брюк и трусов. Только усилием воли не позволяю ему это сделать.

– Я вылижу тебя всю, – голос хрипит.

Сначала язык должен насладиться каждой каплей, каждой складкой и самой дырочкой, сладкой, ароматной. Лижу жадно. Хочу больше, ещё больше влаги.

Переворачиваю Виолу за ноги, поворачиваю к себе задом и нажимаю на ягодицы, она расставляет сильнее ноги и я вижу желанную дырочку, тоже тугую, розовую. Я провожу по ней пальцем, потом облизываю и ещё раз провожу.

– Ты красивая везде, – произношу и засовываю палец.

– Не надо, – шепчет она.

И стонет в ответ на мои проникновения. Ей нравится.

Но пальцы это не то. Язык мой хочет попробовать на вкус всё и везде. Достаю палец, и касаюсь отверстия языком. Палец на клитор с нажимом провожу по нему.

Тело Виолы содрогается от удовольствия. Все сильнее палец проникает во влагалище, прокладывая дорогу, освобождая. Проникаю глубоко, очень глубоко.

– Тебе нравится? – шепчу я.

– Да, – вырывается у неё.

– Ты хочешь доставить мне удовольствие? Чего ты хочешь?

– Я не знаю, – выдавливает она.

Я поднимаюсь и смотрю на неё сзади. Она стоит на коленях, на одной ноге застряли трусы. Я хочу её трахнуть, засунуть свой член в её узкую дырочку и посадить на себя всё тело. А ещё больше я хочу засунуть свой член ей в анус.

Дышать стало трудно. Мне стало жарко. Я почувствовал приближение приступа ярости. Меня начало трусить. Дернул пуговицу воротника, облизал губы, а потом медленно положил ладонь на круглую розовую ягодицу Виолы.

Несколько мгновений я ощущал как мягка её кожа, как шелковиста она под подушечками моих пальцев, и как упруга для…

Рука моя поднялась, а потом с силой и громким шлепком опустилась на прекрасное тело Виолы.

Она вскрикнула. Громко, возмущённо. Обернулась. Лицо её исказил страх. Но не только. Она ждала я видел, как в том страхе отражалась бесконечная страсть. Она хочет.