Марианна Кисс - Продана монстру

Тело моё горело огнём от острых, пронзительных ударов, но именно в этот момент член Эрика в возбужденном состоянии заставил остановиться взгляду и не двигаться больше никуда.

Розовая головка, упругий ствол так красноречиво показывали какую-то невиданную мной до сегодня красоту мужского организма. Раньше я ничего об этом не знала, не видела так близко в свете ламп, во всех его подробностях.

Исхлёстанное тело ныло, но теперь не от боли, а от томительного ожидания, от пустого томления между ног, от запущенного в мозг представления того, что сейчас будет.

Эрик подошел совсем близко и дернул кожаный лифчик, кнопка расстегнулась и моя грудь обнажилась. Она торчала навстречу пальцам, тронувшим соски.

– У тебя очень красивая грудь, ты это знаешь?

Я не знала махнуть головой – что знаю, или – не знаю.

Пальцы обхватили одну грудь, сдавили её, отчего мне стало ещё жарче. Меня не били, но тело горело. Теперь не от ударов они почти забылись. Теперь это было просто желание, чтобы меня трогали, теребили мою грудь, тянули её и брали в рот.

Эрик близко. Мне пришлось поднять голову, чтобы смотреть ему в глаза. Его возбуждённый член упёрся в мой живот. Чувствую его тепло.

Ловкие пальцы хозяина тронули кожаные трусы, они расстегнулись и упали на пол, остались только кожаные полоски пересекающие талию, живот, бедра.

Только они. Больше никакой защиты.

А нужна ли мне защита, я уже не знаю. Скорее нужно что-то другое, то что касается сейчас моего живота и заставляет его вздрагивать.

Пальцы Эрика у меня между ног тронули клитор.

Я смою в лицо хозяина, потому что не могу не смотреть.

Его взгляд на моих губах потом на груди, потом снова на губах. Лицо близко всего одно движение, быстро и смело язык прошелся по губам обхватившим черный шарик. Скользнул и проложил мокрую дорожку к шее.

– Твоё тело горит, оно пылает, скажи мне, ты хочешь продолжать, или хочешь уйти?

Уйти?

После того что он сейчас со мной сделал, довел до жадного желания, показал свой член, заставил представить его, почувствовать в себе и я должна уйти?

Но я молчу, уже даже не издаю никаких звуков, только мотаю головой, показываю – нет.

Я не хочу уйти – нет! Пожалуйста!

Эрик выпрямляется и я чувствую, как он расстегивает на мне ошейник. Теперь гораздо свободнее могу двигать головой, но руки всё ещё сзади обхватили столб.

Может Эрик освободит мой рот, хочется поцелуя, хочется, чтобы он засунул язык мне в рот. Но он не делает этого, только трогает соски и трёт пальцем клитор.

– Я бы сожрал тебя, но пока попробую только твою девочку.

Он опускается передо мной на колени, я смотрю ему в глаза, он смотрит в мои. Протягивает руки, медленно раздвигает мне ноги и наклоняется к голому лобку.

И я чувствую, как тёплый язык ложится мне на клитор…

Волна возбуждения проносится по телу. Невероятное желание заставляет забыть о боли. Настойчивые движения языком вынуждают напрячься и потянуться всем телом.

Крепкие ладони Эрика держат бёдра, не дают им сомкнуться.

Я вздрагиваю при каждом новом касании языка. Это удивительная, чувственная пытка. Стоны мои всё смелее, я уже не скрываю эмоции от удовольствия, которое получаю. Оно расползается по телу в разных направлениях, и каждая моя клеточка его чувствует и получает. Это что-то удивительно потрясающее. Порочное и гадкое. Нежное и ласковое. Такое, от чего невозможно отказаться.

Пусть меня привязывают тут каждый день, пусть бьют этой палкой, но потом пусть коснутся языком моего клитора, вылижут его, заставят нервно пульсировать и бесконечно вздрагивать.

Я закатывала глаза, вздыхала, тянулась, напрягала руки, вытягивала шею. Я смотрела вниз, туда, где лицо Эрика. Если бы мои руки были свободны я бы схватила его за волосы и сильнее прижала бы к своей возбуждённой промежности, заставила бы его двигаться ещё быстрее. Ещё сильнее и крепче прижимала бы его.

Но он не спешил. Растягивал сладостную пытку, от которой просто взрывалось всё внутри, подчинялось движениям языка, и двигалось ему в унисон.

Когда он оторвался от меня и встал, я была даже недовольна. Потому что состояние моё было уже на грани. Ещё немного и тело задрожало бы волнами оргазма. Но оно не получило его, потому что Эрик поднялся, быстром движением подхватил мои бедра, приподнял и осторожно насадил моё трепещущее от возбуждения отверстие на свой член.

И вот теперь я поняла, в чём заключалась вся эта пытка.

Резкими движениями беспощадно он начал насаживать меня на свой член, а я прижатая к столбу и прикованная руками каждый раз ощущала боль, неудобство и жесткое трение.

Теперь я стонала не от удовольствия, а от боли. И теперь я поняла, почему он закрыл мне рот этим шариком. Если бы мой рот был открыт я бы просто орала. Руки мои почти выворачивались.

Каждое движение мука, сладостная и мучительная.

Боль и удовольствие сливались в одно целое. Секунда боль, секунда удовольствие. Этот невероятный коктейль заполонил мой разум. Заставил тело безумно двигаться в желании достичь поскорее блаженства не упустить его, даже сквозь боль.

Я чувствовала у себя внутри член Эрика и чувствовала его ко мне привязанность. Он отдавал мне всё, всю свою ярость и чувство. Он сам не делал мне больно, но делали больно цепи сковавшие руки.

И каждый мой стон приносил ему большее удовольствие.

Он мучил меня, но сказать, что я не хотела – не могу. Всё во мне старалось, угодить и ему. А он как безумный, как дьявол, как страшный кошмар, но в то же время как удивительный ангел приносящий блаженство.

Не знаю, в какой момент я посмотрела на него и поняла, что вот с самого этого дня не смогу без него жить. Пусть делает что хочет, бьёт, ломает, требует, трахает, нагибает, заставляет, я хочу быть с ним и выполнять все его приказы.

Не знаю в какой момент я вспыхнула разразившимся словно вулкан оргазмом и увидела перед собой не мучителя, а того, без кого мне не жить.

Он купил меня, похитил, скрыл от людей, закрыл, украл, избил – а я его хочу. Этого хочу. Он как будто дал мне яда, от которого я стала отравленной им самим. Помешанной на нём.

Вот сейчас в эти мгновения он получал не только моё тело, но и моё сердце, мою душу.

Он вставляет свой член, всё сильнее и сильнее. Я уже ничего не соображаю, обвисла. Склонилась на его плечо. Когда он зарычал прямо возле моего уха, я уже почти ничего не чувствовала. Ничего.

Голоса.

Откуда они?

Наверное сон заставляет ещё сопротивляться и позвать на помощь. Но я уже не хочу никого звать. И хоть боль в руках нестерпима, я всё-таки не буду кричать, чтобы мне помогли.

Но голоса не утихают, они рядом, близко.

Кто-то разговаривает. А я не могу открыть глаза. Мне больно, и я сплю.

Пара рук подхватывает меня и куда-то уносит.

– Эрик, – торопливо повторяю я, – Эрик.

Но голоса чужих людей, суетливые, тревожные, говорят мне, что это не Эрик. Это кто-то другой.

Приоткрыла глаза. Меня вынесли на улицу, там вижу машину скрой помощи. Что-то написано на непонятном языке. Где я?

Меня кладут на носилки и везут к этой машине.

– В чём дело, не надо, я не давала согласия, – голос мой слышен только мне.

Никто вокруг не слышит, никто не реагирует.

Снова пытаюсь открыть глаза и что я вижу…

Только один миг, всего один короткий миг я вижу Эрика, он стоит в наручниках, смотрит мне вслед, потом его толкнули и повели к машине.

Я попыталась приподняться, но в бессилии падаю.

Что всё это значит, не понимаю.

Эрик!

Я не хочу…

В больнице, куда меня привезли – очень шумно.

Впечатление, что это сплошной длинный коридор без стен, только с колоннами поддерживающими потолок и с множеством пластиковых штор разделяющих пространство на небольшие квадраты. Это и есть палаты для пациентов.

Людей толпа. Крики плачь, звон, стук. Множество разных звуков сливались в один, общий бесконечно гудящий звук. Уже через некоторое время я привыкла к нему.

Этот шум немного утихал только к ночи, тогда звуки становились отдельными. То там, то здесь.

Я лежала на кровати-каталке. Несколько раз её перемещали из одного квадрата в другой. Пока наконец не оставили в одном месте. За четырьмя голубыми шторами, спасибо хоть без аппаратов.

Честно сказать я не понимала, что от меня хотят.

Иногда приходил какой-то человек в штатском, разговаривал с полицейским охранником, который сидел рядом со мной на стуле и почти постоянно читал газету.

Часто охранник звонил по телефону. Долго с кем-то беседовал, смеялся. Только иногда поглядывал на меня, как будто вспомнив, что работа его заключается именно в наблюдении за мной. И что сейчас он делает что-то, чего делать нельзя, разговаривает по телефону.

Когда он вспоминал об этом, быстро выглядывал из-за шторы и, убедившись, что по близости нет никого, кто бы мог его за это упрекнуть, снова принимался хохотать в трубку и бить себя по животу.

Все вокруг говорили на испанском. Это я поняла почти сразу. Но на испанском говорят в разных странах, поэтому я так и не поняла – где нахожусь.

Меня от чего-то лечили. Правда, кроме рук ничего не болело. Да и те за два этих дня болеть перестали.

Человек в штатском однажды пришел не один. Это было на третий день. Он пришел с женщиной и с первых её слов я поняла, что она переводчик.

Черные волосы в хвосте, лицо с бронзовым оттенком без грамма косметики, строгий брючный костюм и уверенный взгляд профессионала.

– Здравствуйте Виола, как ваше самочувствие? – она окинула меня быстрым пронизывающим взглядом, – слышала, вы отказались от осмотра, настоятельно рекомендую вам пройти полный осмотр. Если вы хотите подавать иск на синьора Костильо, такой осмотр необходим.

– Какой ещё иск? – не поняла я.