Марианна Кисс - Продана монстру

– И я надеюсь.

Мы распрощались, он пошел к своей машине, я к своей.

В глазах Джона радость, но лицо – холодная маска. Как он так может? Я подошел, остановился напротив него. Хотелось схватить, обнять, сказать спасибо, что это не он. Но я лишь тронул слегка его плечо пальцами, сжатыми в слабый кулак.

– Рад что ты здесь.

– А где я могу ещё быть? – губы его потянулись в улыбку, но снова собрались.

Он открыл дверь, и я сел на заднее сидение.

Домой.

Капля за каплей.

В тишине комнаты только вода капает с крана. Я смотрю на него несколько долгих минут. На этот древний вентиль, такой же древний, как и всё в этом замке. Всё что оставил мне отец это остановившее время, древние стены и страшные воспоминания.

Я запрокинул голову, положил на борт ванной. Двигаться не хочу. Вода держит, не даёт сдвинуться с места, встать. Словно спасительное ложе, обхватившее и успокоившее.

В этом сонном состоянии, в котором я сейчас нахожусь, копится сила. Она собирается отовсюду из воздуха, из воды, из мыльной пены, и тёмного потолка, до которого не долетает отсвет маслянистой свечи. Не одной, их много. Но даже их ярко-красные отблески не дают темноте рассеяться.

Я смотрю туда в это призрачное пространство и вижу, что будет дальше.

Лейлу пришлось снова отвезти в лечебницу. Состояние ухудшилось. После той ночи она совсем перестала понимать, кто она и где находится.

Это разбивает моё сердце.

Я потянулся, приподнял руку, тронул лицо мокрыми пальцами. Несколько капель потекли по нему словно слёзы. Но я не плачу. Нет, не плачу. Что бы ни было, я всё выдержу, как выдержал столько лет рядом со своим отцом.

Однажды я плакал в последний раз. Тогда на конюшне я услышал сильный шум. Выглянул из-за угла и увидел, как отец стегал плетью лошадь. За то что она брыкнула и не дала ему оседлать себя. Он пришел в ярость. Звук, который издавала лошадь не был даже похож на ржание, это был стон животного. Я плакал, стоял за углом конюшни ненавидел отца и плакал.

И сейчас эти капли у меня на щеке напомнили те слёзы.

Лейла в клинике. Дом пустой.

А ещё я понял, что возможно мне давно нужно было освободиться от обузы, которая всё это время надо мной довлела. И именно эти события подтолкнули. Нужно было давно определить сестру в лечебницу, потому что с каждым новым приступом она становилась всё более слабой.

В последние дни я всё время боялся её состояния, боялся не уследить. А закрыть её в комнате и не выпускать, я не мог. И каждый день могло случиться что-то такое, чего я старался не представлять. Лейла тиха, но это временно и когда наступит кризис, доктор не знает. Он давно советовал оградить сестру от людей, но я всё тянул, всё надеялся.

У нас одна кровь, но я давно могу контролировать себя, Лейла не смогла.

Я боялся отправлять её туда, но теперь придётся смириться. Лейла задавала слишком много вопросов. Она могла понять совсем скоро, что там есть новая девушка.

Последний приступ сестры заставил меня быть осторожным. Но Лейла всё равно проникала на второй этаж, несмотря на то, что горничным приказано её туда не пускать.

Пусть будет в лечебнице пока. Там у неё будет достойный уход. Я об этом позабочусь.

Но не только это заставляет меня не плакать, а вспоминать мои слёзы, не только это сжимает сердце острыми тисками, режет его, ударяет, колет и бросает.

Сегодня, сразу как вошел в дом, поднялся на третий этаж. Я знал что там пусто, никого, но шел туда всё равно. Хотел снова оказаться там, где всё остановилось. Почувствовать, вспомнить.

И когда очутился в серой комнате после двух недель в тюрьме, я стоял перед столбом, смотрел на него и снова проживал тот вечер, ту ночь…

А сейчас, лёжа в горячей ванной я понимал, что пророю землю, уничтожу всех кто встанет на моём пути, но я найду ту, которую купил и потерял. Она снова будет моей, чего бы это ни стоило, сколько бы сил, средств и времени на это не потребовалось.

– Синьор Костильо, Эрик, я прошу, я умоляю вас. Вы всё не так поняли, я просто…

Маленькое, толстое тело в трусах и носках, на полу, посередине освещённого желтым фонарём подземелья. В этом подвале бываю нечасто. Но бываю. Тут всё пропитано запахом крови. Она впиталась в стены, в пол и даже в выложенный кирпичом потолок. Это не самое любимое моё место, но я спускаюсь сюда всякий раз, когда нужно наказать.

Кого, это уже как получится.

Двое моих верных наёмников нашли Лопеса. Я и не сомневался, он думал, что так просто может взять – Моё, понести куда-то к себе. И посчитать это своим.

– Ты думал уйти? Думал, я буду гнить в тюряге, а твоя толстая задница будет радоваться жизни. Ты решил, что отлично поимел меня своим маленьким членом?

– Вы просто всё не так поняли, – его лицо опухшее от ударов напоминало толстую кровавую маску, один глаз заплыл и не открывался. Другой, всё ещё щурился на меня.

Я подошел сел перед ним на корточки и заглянул в лицо.

– Никто не может обманывать меня безнаказанно. Приходить ко мне в дом, трахаться со шлюхами, которых я оплатил, улыбаться, жрать с моего стола, называть меня своим другом, а потом засунуть руку в мой карман.

– Да, да я знаю, – толстое тело Лопеса дрожало, от холода пола, и это страшно раздражало.

Смотреть на это мне не нравилось. Я люблю смотреть на другие тела. Не на такие мерзкие, толстые, волосатые тела, что трясутся от страха.

– Ты думал, я не вернусь?

– Пожалуйста, Эрик, ради нашей давней дружбы.

– Ты гнида влез ко мне в дом, – процедил я сквозь зубы.

– Нет, не надо, – повторял он, когда я встал и начал уходить, – прошу вас не оставляйте меня, я клянусь…

Потом, только тупые удары и его вскрики.

Главное дело сделано. Лопес больше никогда никого не обманет.

Я не убийца, но жестокость у меня в крови. Я хожу в костюме, но запах крови мой любимый запах. Возможно, кто-то скажет, что у меня приятная внешность, хороший вкус, но будет очень удивлён заглянув в мысли. Они никому не будут приятны.

Меня опасаются, даже боятся. Тот кто перейдёт мне дорогу многое потеряет, возможно даже жизнь. Но, я не убийца. Просто я не чувствую жалости. Люблю страдания причинённое другим. Люблю быть причиной этих страданий. Не привык отступать.

Ещё немного и я бы остался в той тюрьме надолго. Знаю, многие этого хотят, но так же многие любят деньги. И потому, я на свободе. Впрочем, нет ни одного преступления, к которому можно привязать моё имя. Ни одного.

Кроме разве что… Но теперь и этого нет. Они не смогли заставить Виолу. Она ничего не сказала. Ни одного слова против меня. А это значит, что я ей не безразличен.

Её депортировали из страны. Теперь я буду искать её.

Мои люди знают, как найти человека, в какой бы точке мира он не находился. И я рассчитывал уже скоро увидеть мою Виолу.

Она не хотела уходить от меня, они её заставили. Значит, нужно всё исправить.

Есть вещи без которых я просто не могу существовать. Воздух, вода, пища. Есть люди без которых мне было бы трудно – Джон, Лейла.

Но теперь есть человек, без которого я не мыслю своего существования, так же как и без воды или без воздуха. Это правда.

Виола нужна мне и ради неё я могу пойти на много разных жертв. Очень много.

К концу недели её нашли.

Но теперь, мне хотелось лично поехать за ней, чтобы спросить, хочет ли она быть со мной, так как раньше.

Теперь, я хочу дать ей – право выбора.

Спросить – да или нет.

Я открыла дверь комнаты, вошла.

И сразу столкнулась с испуганным взглядом соседки.

– Т-т-ы-ы? А откуда…? Ты приехала?

– Да приехала, – я вошла, кинула на кровать сумку.

На моей кровати набросаны Танькины вещи. Я собрала их и кинула на её кровать.

– А разве ты не… пропала без вести? – она явно старалась соображать, но видно не слишком хорошо это у неё получалось.

Пыталась улыбнуться, но улыбка вышла кислая, как будто она держит во рту лимон и пытается его жевать.

– Я знаю, что это ты меня выставила, – говорю спокойно.

– Ты о чём? – её лицо становится ещё более напряженным.

– Ты знаешь о чём.

Таня пытается делать вид, что ничего не понимает. Но всё написано у неё на лице. Оно одно предаёт все, что она сейчас чувствует.

Страх, непонимание, напряжение.

– Смотри, даю тебе право выбора. Либо идёшь к комендантше и говоришь, что тебе срочно нужно переехать в другую комнату, либо завтра я иду в полицию и даю показания, что это ты.

– Да причём тут я! – тон её сразу изменился на грубый, нахальный.

Таня и раньше не нравилась мне, но я почему-то всё равно с ней откровенничала. Дурная, бестолковая. Теперь не буду так доверяться незнакомым людям, пусть даже соседке по комнате. Уже поняла, чем это может грозить.

– Я даю тебе право выбирать. Хотя ты мне не дала такого права.

– Не хочешь тут жить, иди сама куда хочешь, а я не собираюсь куда-то переезжать. Ещё чего.

– Хорошо, тогда я пойду в полицию прямо сейчас, – я повернулась и пошла к выходу.

– Да ладно, пойду я к комендантше. Только учти, это не значит, что ты больше меня не увидишь.

– Таня, в полиции меня допрашивали и я могла сказать всё, как есть, но не сказала. Хочешь отблагодарить меня за это – скройся с моих глаз. Да и еще, если я узнаю, что кто-то пропал, я не буду молчать.

Она скривила лицо и вышила из комнаты.

После возвращения, она начала собирать вещи. Не знаю, что она пообещала нашей комендантше, с той вообще трудно договориться. Но Танька видно всё-таки уломала, перевести её в другую комнату.

Просто мне не хотелось каждый день её здесь видеть. Да и ей будет не очень приятно каждый день видеть меня. У нас взаимная антипатия, поэтому лучше будет, чтобы мы жили по отдельности.