Первое, что Катя сделает, когда мы окажемся дома, — выпьет. От большого бокала совиньона она почувствует себя хорошо. Думаю, чтобы занять себя хоть чем-то, я приготовлю фаршированные перцы. Мне нужно отвлечь себя, пока она будет привыкать к своей новой роли и новой среде.

Я не представлял, что она воспримет это так близко к сердцу. Катя полностью изменилась на моих глазах. Уверенность исчезла, и между нами испарилось сексуальное напряжение.

Ей страшно, она молчалива и не произнесла еще ни одного слова, кроме «да». Ее глаза тяжелые от усталости, и лицо, все еще покрасневшее от слез.

Поездка домой проходит в тишине, но я готов изменить ситуацию. Сколько всего я испытываю к ней, и я возбужден. Адреналин течет по моим венам, наполняя меня электрической искрой. Я так долго ждал, чтобы она оказалась здесь. Я готов показать ей, на что она действительно способна. И даже более того, на что способен я.

— Ты любишь готовить? — спрашиваю я ее.

Прошло уже почти две недели с того момента, как мы начали встречаться по вечерам. Но я с трудом узнавал новое о ней, за исключением ее желания и немного из ее прошлого. Конечно, я знаю гораздо больше, чем она рассказала мне. Но для меня важны и более мелкие детали, и мне необходимо, чтобы она раскрыла их.

— Да, Хозяин, — тихо отвечает она, в ее голосе слышны отголоски страха.

— Ты в этом хороша? — Я поднимаю брови, посылая ей шутливый взгляд, как только замедляю движение автомобиля у знака остановки.

Гул двигателя вибрирует вверх по моей спине и заполняет пространство машины тихим урчанием.

Она открывает рот и почти не мнется, быстро отвечая:

— Нет.

Я слегка посмеиваюсь.

— Это больше, чем хорошо, котенок.

Ее облегчение от моего ответа очевидно.

— Мне нравится готовить. Хотя, я хочу, чтобы ты помогла мне.

— Да, Хозяин, — произносит она с облегчением, и тональность голоса, которая была у нее в течение всего дня, меняется.

— Мы пройдемся по правилам и по тому, что от тебя потребуется в доме, в то время пока я буду готовить соус, — с легкостью говорю я, подъезжая к моему дому и сильно сбавляя скорость, когда въезжаю на подъездную дорожку и жду, пока откроется гараж.

У меня приличная коллекция автомобилей. Дорогая, и тщательно отобранная коллекции.

Катя втягивает воздух в легкие, когда входит в мой дом.

Здесь просто. Мне нравится простота и современные чистые линии.

Сам дом похож на хижину, только вместо деревянных брусьев — большие стекла спереди. То, что дом находится на удалении от кого-либо, позволяет мне роскошь — иметь частную жизнь, располагая при этом возможность, показать дом. Весь фасад дома открыт и выходит на глухой лес. Отличное расположение. Я владею десятью акрами земли, на которых располагается дом, поэтому здесь всегда будет так. Тишина, умиротворение и единение с природой.

Мягкое серое небо исчезает, когда я заезжаю в гараж и быстро паркую автомобиль.

— Ну, котенок, выходи и иди посмотреть свой новый дом.

Я снимаю куртку, когда веду ее на открытую кухню. Мне нужно снять запонки, чтобы я смог засучить рукава рубашки. Мне не нравится носить костюм, и я бы предпочел быть в джинсах, но в Клубе «Х» строгий дресс-код. Спасибо, твою мать, мы не будем больше туда ходить.

Кажется, что Катя обдумывает каждый шаг. Она напряжена и чего-то ждет. Может, ожидает, что мое поведение изменится? Я не уверен.

— Присаживайся, — говорю я непринужденно, повернувшись к ней спиной, пока она усаживается на высокий барный стул у гранитного кухонного островка.

— Мне нужно знать твой распорядок дня и твои планы на каждый день в течение следующих тридцати дней, пока ты будешь моей, — продолжаю я говорить, находясь к ней спиной, давая ей возможность освоиться, не беспокоясь о том, что я буду разглядывать ее.

Так и есть. Я впитываю каждое движение, каждый шорох. Под каким углом находится ее тело, и как она подает себя. Но это связано не с той причиной, о которой она думает.

Я не осуждаю ее. Я считываю ее эмоции. И до сих пор все было намного серьезнее, чем я предполагал. Как будто и не бывало последних двух недель.

Я выбираю три помидора из корзинки рядом с раковиной и кладу их на деревянную разделочную доску.

—Начнем с завтрашнего дня.

— У меня есть работа. С семи утра до семи вечера, — она слегка прочищает горло, и я слышу легкий скрип стула от движения под ее весом. — Это все, что у меня по плану.

— А на следующий день?

— То же самое. Каждый день.

— А праздники? — спрашиваю я, в то время как прохожусь ножом по доске, сбрасывая первый помидор, нарезанный кубиками в сторону.

— Ничего. Только работа.

Нож легко рассекает овощ и опускается на разделочную доску. Я жду еще мгновение, зная о том, что мать отправила ей сообщение.

— Ты никуда не приглашена семьей? — спрашиваю я, когда беру полотенце с рабочего стола и вытираю пальцы.

— Приглашена.

— И? — спрашиваю я, поднимая брови.

Ей повезло, что она не солгала мне.

— И я сказала, что не могу приехать.

— Понятно, а куда ты была приглашена? — уточняю я.

— К родителям, живущим в нескольких часах езды отсюда, — она слегка качает головой, отклоняя приглашение. — Они не ожидают —

— Мы оба будем присутствовать, — говорю я, перебивая ее.

Не знаю, почему я принял решение так быстро. Я пока не решил, стоит ли мне ехать. Но она-то точно поедет, как пить дать. Катя отчаянно нуждается в контакте и личном общении. Из того, что мне известно, все ее друзья — только в онлайн. Я хочу большего для нее.

И это должно начаться с родителей.

Она застывает на стуле, но кивает головой и говорит:

— Да, Хозяин.

— А на Новый год? — спрашиваю я.

— У меня нет планов, и я не была никуда приглашена, — голос ее тих, но четок.

— Тогда мы проведем его вместе, — объявляю я и снова поворачиваюсь к ней спиной, чтобы продолжать нарезать помидоры.

Мгновение спустя я выдыхаю и говорю:

— Ладно, это достаточно просто. Ты найдешь кого-то на те дни, когда у меня выходные.

Она молчит, пока я не оборачиваюсь, чтобы взглянуть через плечо.

— Да, Хозяин.

Я не могу больше выдержать это напряжение. Ей необходимо выпустить пар. Это успокоит ее задницу.

— Котенок, — говорю я, вытирая лезвие ножа и осторожно кладу его, прекращая приготовление ужина. — Иди сюда.

Я смотрю на посуду и кухонный инвентарь, сканируя их глазами, чтобы найти что-то полезное. И, наконец, я останавливаюсь на французской скалке. Она из бледного мрамора и холодная на ощупь, но вполне подойдет.

— Раздевайся, — говорю я ей, пока она стоит слева от меня.

На ней почти нет одежды. В отсутствие пальто, на ней надето прозрачное черное платье с тонкими лямками, заканчивающееся на середине бедра, и кружевные трусики. Она спускает лямки вниз, и тонкий кусок ткани образует блестящую черную лужицу у ее ног. Ее соски мгновенно твердеют. То же происходит и с моим членом.

Я наклоняюсь вперед, беря один из ее бледно-розовых сосков в рот, и сжимаю оба ее запястья в своих руках, когда она пытается стянуть трусики вниз по бедрам.

Она задыхается от моих быстрых движений и подталкивает грудь к моему лицу. Какая хорошая девочка. Я отстраняюсь, позволяя соску выскользнуть изо рта, а затем обвожу языком вокруг другого.

— Отпусти, — приказываю я ей, и в тот же миг она немедленно ослабляет хватку на своем нижнем белье.

Я делаю шаг назад и смотрю на нее.

— Ты прекрасна, Катя.

Она втягивает воздух и ее щеки покрываются легким румянцем, что согревает меня. Это затрагивает холодную часть моей души, которой я не привык чувствовать. Я избавляюсь от этого ощущения и сосредотачиваясь на деле.

— Ты никогда не будешь носить его снова. Как и любое нижнее белье.

Я зацепляю лямки большим пальцем и легко распускаю ленточки, расположенные по бокам ее стрингов, позволяя им упасть на пол.

Мой член сгорает от желания, когда ее губы раскрываются от шока.

— Твое влагалище и задница всегда должны быть доступны для меня. Легко.

Я провожу средним пальцем вдоль ее нижней губы, и она послушно приоткрывает рот.

— И рот.

Я проскальзываю пальцем в ее горячий рот. Мне не приходится говорить ей о том, чтобы она сосала, она сама жадно охватывает губами мой палец, держа руки по бокам и втягивая щеки. Ее язык поглаживает подушечку моего пальца, в то время как она закрывает глаза и стонет.

Твою мать. Катя так чертовски сексуальна. Она понятия не имеет, что делает со мной.

— Ах, ах, котенок, — предостерегаю я ее, вытаскивая свой палец, и возвращаюсь к рабочему столу.

— У меня есть кое-что, что ты можешь пососать.

Я хватаю скалку, она холодная и гладкая. Ей действительно захочется согреть ее.

На мгновенье страх вспыхивает в ее глазах, но я игнорирую его. Я никогда не обижу ее. Не так, как она думает.

— Соси это, — говорю я ей, поднося скалку к губам.

На ней нет никаких ручек, только один гладкий стержень. Она открывает рот немного пошире, сама же скалка не очень широкая.

Я толкаю скалку немного дальше, позволяя взять ей несколько сантиметров, раскачиваю и вынимаю из ее рта.

— Сделай ее горячей, котенок. Соси ее, как будто это мой член.

Левой рукой я кружу по ее киске и награждаю Катю, зажимая клитор и катая его между пальцами.

Она хмурит брови и издает мягкий стон, который я когда-либо слышал, принимая немного больше скалки в рот.

— Ты помнишь, как ты брала меня? — спрашиваю я ее.

Она пытается охватить больше стержня, но я ее останавливаю. Головка скалки тупая и это может причинить боль ее горлу. Я не хочу этого.

— Не надо больше, — останавливаю я ее, тяну назад и отпускаю клитор, чтобы схватить за горло.

Похоть исчезает из ее глаз, когда она понимает, что сделала что-то неправильно.