— Как поживают твои родители?

— Нормально. Переживают за нас, но не лезут с советами, считают, что мы сами должны разобраться между собой.

— Мы вроде, как все уже выяснили.

— Мы можем завтра сказать, что передумали. Мы ж передумали? — смотрит на меня пристально, пытается внушить свою позицию пока только взглядом. Поспешно отвожу глаза в сторону, достаю чашки.

Вернуться?

Услышав топот маленьких ножек, оборачиваюсь и ласково улыбаюсь прибежавшей Лизке. Она лезет к Артему, тот ее подхватывает и усаживает на колено, дочка хватает со стола чайную ложку и засовывает ее себе в рот, устремляя на меня бездонные голубые глаза.

— Ну, как тебе у мамы в гостях?

— Ма! — показывает мне ложку, а я млею от ее «ма». Сердце превращается в расплавленный пломбир. Безумно сладко и неповторимо.

Слабо верю, что Лиза меня вспомнила или запомнила с последней встречи, скорей всего ей перед поездкой обо мне стали говорить, показывать мои фотографии и называли «мамой».

Лиза недолго сидит на коленке у Артема, сползает и убегает в комнату. Я выключаю чайник, достаю из пакета фирменный пирог Алевтины, нарезаю его и ставлю на стол рядом с чашками.

— Драгунов сказал, что ты на работу устроилась? — насмешливо смотрит на меня, скупо улыбаюсь на вопрос, чайник в руке дрогнул.

Значит пасет меня, контролирует каждый мой шаг, знает не только, где я живу, но и где работаю. Артем никогда меня не отпустит, будет держать руку на пульсе и дергать, как умелый кукловод, при помощи дочери. Ради нее я сейчас многое отдам, к сожалению, помощи ждать неоткуда.

— Да. Надо с чего-то начинать.

— Ну, если бы не ювелирка, которую ты сдала в ломбард, не смогла бы позволить себе такие апартаменты. Кстати, я их выкупил обратно, некоторые вещи мне дороги как память. Помнишь рубиновое колье? — глаза вспыхивают, я поспешно сажусь на табуретку, обхватываю руками горячую чашку, внезапно пробивает дрожь. Я знаю значение этого блеска, нужно максимально нейтрально говорить с Артёмом, не показывать свои эмоции, он, как вампир, питался ими.

Помню я это колье. Артему нравилось его рассматривает на мне, когда я лежала перед ним полностью обнаженная, с раздвинутыми ногами. Приказывал себя ласкать, следил за моей рукой с возбужденным блеском в глазах, активно работая своей ладонью у себя на члене в такт моим движениям. Я тогда чувствовала себя униженной, оскорбленной от одного предложения трогать себя на его глазах. Помня, как он меня отлупил ремнем за неотвеченный звонок, потом жестоко оттрахал, покорно исполняла все его требования, исполняла все его извращенные, на мой взгляд, фантазии. Мое послушание мужу нравилось, но позже он стал лупить чаще. Сначала искал повод извне, потом просто так. Ему хотелось, и он считал, что так меня воспитывает. Беременность его немного усмирила. Когда врачи запретили заниматься сексом в первом триместре, оставил меня в покое, потом ему было плевать на все, кроме своих желаний.

— Жень, — моргаю, фокусирую взгляд на Артеме. — Я люблю тебя.

— Ты любишь контроль надо мной, а не меня, — нет, на эти сладкие признания не ведусь, прошёл тот период, когда я верила этим трём словам. У Артёма за "люблю" ничего не стоит.

— Ты ошибаешься. Я последнее время много думал о нас, о нашей дочке, вспоминал нашу первую встречу… Ведь в начале же все было хорошо, что случилось потом? — если б я не знала, какой Артём бывает гибким, как он умеет заливать в уши сироп, поверила бы ему.

— Ничего особенного, просто не сошлись характерами.

— А с ним ты сошлась? — резко меняет тему, я не сразу понимаю, о чем он.

Артём сужает глаза, ноздри расширились, меня сразу окутывает безмолвная ярость, пробирающая, как холод, до самых костей. Прислушиваюсь к звукам, главное, чтобы Лиза сейчас не прибежала к нам, может ведь испугаться злого папу.

— Или ты теперь продаёшь свое тело? Сколько стоит час с тобой? Я заплачу, даже сверху накину, — напряжение от него, как импульсы тока, дают разряд один раз, но ощутимо. Оправдываться бесполезно, он уже повесил на меня ярлык, мои оправдания не будут услышаны.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍


— Артём, ты держи себя в руках… Здесь Лиза.

— Ты бы тоже держала себя в руках. Как со мной трахаться, так нос воротит, как с другими — милое дело! — он не кричит, он шипит, как ядовитая змея, мечтает укусить побольнее, а еще лучше со смертельным исходом. Сжимает и разжимает кулак, я, как под гипнозом, смотрю на костяшки пальцев. Я боюсь. Боюсь не за себя, боюсь, что Артём сорвётся, боюсь что этот ужас увидит Лиза. Я не хочу, чтобы дочь видела, как отец подавляет мать, как бьёт её, насилует…

Медленно поднимаю глаза, на меня смотрит голодный хищник. Он жаждет меня, жаждет вкусить мою плоть, порвать меня на части. Это страшно до оцепенения.

Этот зверь пробовал вкус человеческой плоти, вкус крови, вкус страха. Он людоед, и я для него добыча.

Когда встречаешь хищника, советуют не смотреть ему в глаза, не дышать, не двигаться, а ещё лучше сделать вид, что ты умер. Я смотрю на точку между бровей Артёма, стараюсь шумно не дышать, не показывать ему свой дикий страх и панику, охватившую всю меня с ног до головы. Мысль, что рядом Лиза, удерживает меня от истеричных всхлипов, бесполезных мольб, ненужных движений. Артёма это не трогает: если он захочет, он возьмёт и не будет спрашивать разрешения.

— Я хочу тебя, — вкрадчиво, растягивая каждую гласную, произносит Артём, протягивает руку к моему лицу. Стойко выдерживаю прикосновения, сжимая зубы.

— Хочу… Одну тебя. Я, правда, люблю. Женился и понял, что попал, — нежно опускает пальцы вниз, к шее. Мгновение, и я широко раскрываю глаза и рот. Артём улыбается, улыбка убийцы, а рука сильнее сжимает горло, перекрывая доступ воздуха.

— Красивая… — ослабляет хватку, жадно делаю вдох, очерчивает губы и без предупреждения толкает мне в рот большой палец.

Выталкиваю его языком, мотаю головой, за что сразу же получаю пощёчину.

— Я тебя урою, — лицо искажается злобой. — Ты приползешь ко мне на коленях и будешь умолять дать тебе отсосать свой член и вытрахать до потери пульса. Слышишь меня? — хватает за волосы и дёргает голову вниз. Жаль, что между нами такой маленький стол. Жмурюсь от боли, но упрямо молчу.

Артём убирает руки, встаёт. Смотрит на меня с высоты своего роста. Мрачный взгляд ничего хорошего не предвещает.

— Я оставляю тебе дочь до вечера. О побеге с ней даже не думай, за домом будут следить. Почувствуй себя напоследок полноценной матерью, потом я сделаю все возможное, чтобы ты не имела никакого права приближаться к ней. Ты знаешь, как вернуть моё расположение к себе, так что подумай своей головой над перспективами. Стереть тебя в порошок не составит большого труда: пара липовых справок, и тебя признают наркоманкой, опасной не только для дочери, но и для общества.

— Ты этого не сделаешь… — чувствую, как с лица схлынула кровь, стало невообразимо холодно и безнадёжно. Кажется, я понимаю, что творится в душе самоубийц, когда доходишь до черты, когда понимаешь, что любые твои действия не принесут никакого результата.

— Хочешь проверить? — насмешливо изгибает бровь.

Проверять не хочу, поэтому молча отвожу глаза в сторону. Артём минуту стоит возле меня, уходит в комнату, возвращается с Лизкой на руках.

— Лиз, папа уходит на работу, остаёшься с мамой, — передает дочку мне, я жадно прижимаю её к груди, утыкаясь в светлую макушку.

Когда Градовский ушёл, не обратила внимания. Лиза, схватив две ложки, увлечённо ими стучала по столу, поднимая на меня свои глаза, что-то лепетала.

С ней на руках я приготовила обед, потом мы вышли на прогулку, где на два часа я забыла, что это мой крайний день рядом с дочерью. Мы увлечённо бегали по лужам, догоняли друг друга, смотрели на птиц.

Вернувшись домой, раздела дочь, её костюм повесила на батарею, чтобы до вечера просушился, к нему ещё присоединились ботинки. Накормив Лизу супчиком, заметила, что малышка начала тереть глазки.

Вновь она у меня руках, головка на моем плече, рука на груди, а я хожу с ней по всей комнате, не смея положить её на диван. Мне ничтожно мало этих наших минут, я ложусь вместе с ней, все так же прижимая к себе. Накрываю нас тонким пледом, словно пряча от жестокости внешнего мира. Мой мир, моя Вселенная лишь теснее прижимается ко мне и, судорожно вздохнув пару раз, безмятежно засыпает.

Даже если мы будем не вместе, между нами будут километры, разные города, незнакомые люди, я всегда буду любить ее. Я всегда буду ее ждать. Я всегда буду для нее держать открытую дверь и никогда не буду гасить свет. Я всегда ее приму, какой бы ни была, какие бы взгляды на этот мир у нее бы не были… Я всегда буду рядом. В мыслях, в сердце.

22

*** Руслан

Резко торможу перед клубом, бросаю машину на парковке, заняв наглым образом два места и перекрыв выезд одной машине. Плевать. Все равно в течение трех часов никто из хозяев этих иномарок не вылезет из клуба, точнее из постели со шлюхой.

— Где? — спрашиваю у Славы, начальника охраны клуба, переступив порог. Того самого клуба, где Женя меня впервые увидела. Первую секунду не слышу ответа, так как меня оглушает клубный трек. Трясу головой.

— 170. Ток, Рус, давай без разборок, — я бросаю на Славу тяжёлый взгляд, он тушуется, поджимает губы. Правильно, нечего лезть не в свое дело, особенно когда разбираться будут серьёзные дяди.

Иду в сторону бара, прохожу мимо, распугивая персонал своим угрюмым выражением лица. На самом деле, еле себя сдерживаю, привычка контролировать свое поведение сейчас играет всем на руку. Иначе… Отцовская кровь взяла бы верх над рассудком, и уже на пороге были бы покалечены люди. Сейчас доберусь до одного мудака, который, оказывается, не понимает нормального языка, выпущу на волю своих демонов. Лишь бы не забить насмерть.