— И как случилось, что ты оказался у отца?

— Ему нужен был наследник, — горько усмехаюсь, замолкаю, так как к нашему столу подходит официантка с заказом. Расставив тарелки, нас оставляют одних. Хорошо ходить ночью по ресторанам, людей мало, ненавязчиво играет музыка, никто не лезет со стороны. Женя внимательно смотрит на меня, вникает в мою историю, которую я редко кому рассказываю. Почти никому. Знает только Натан, от начала до конца, и то благодаря тому, что я обратился с просьбой найти хоть какую-то информацию о матери, восстановить документы, навести справки о возможных родственниках с ее стороны.

— Он, наверное, был женат, уверена, что у него был ребенок и не один.

— Конечно, мой отец очень сильно хотел мальчика, поэтому затрахивал своих жен до измождения.

— Жен?

— У него две жены. Первая родила ему пятерых, вторая, вроде, шестерых.

— И?

— И все девочки. Представь его разочарование, — смеюсь, беру вилку. — Это большой удар по самолюбию.

— Я думала, он не знал о твоем существовании.

— Ну вы ж девочки любите идеализировать своих мужчин, какими бы они идиотами и уродами ни были. Моя мать тоже из этого полка, поэтому на мое десятилетие она великодушно послала отцу письмо с моей фотографией. Наверное, хотела, чтобы он почувствовал гордость за сына, знал, какой у него замечательный растет ребенок. Или еще чего, не знаю. Я так и не понял, что ею двигало, когда она писала письмо, но то, что оно оказалось фатальным — это факт.

— Она знала его адрес?

— Ну, как тебе сказать, там редко меняют место жительство, особенно если это дом родителей, особенно если это маленький поселок, где все друг друга знают, все являются родственниками. Уходят из дома девочки. Мой отец так обрадовался, что у него есть сын, сразу же прискакал к забытой случайной любовнице.

— Ты его не любишь, хоть и говоришь с улыбкой, — Женя улыбается, качает головой.

— Да, не люблю. Он насильно забрал меня у матери, разбив ей сердце. За что его любить? За чистой воды эгоизм? Он не учел, что я не карапуз слюнявый, а уже пацан, у меня своя точка зрения была на то, где и с кем я должен жить.

— Тебя вернули матери, после того, как ты похулиганил в его доме?

— Нет, — на минуту замолкаю, смотрю в тарелку. — Мама умерла через полгода, об этом я узнал, когда стал взрослым и ушел из дома отца. Возле нее никого не оказалось, кто бы мог поддержать в трудную минуту, вселить уверенность, что жизнь продолжается, что однажды я все равно ее найду. Ситуация была похожа на твою: состоятельный отец и сводящая концы с концами мать. Суд постановил, что проживать я должен с отцом, на его территории.

— Прости, — протягивает руку и кладет ее на мой сжатый кулак. Меня прошибает током, но не подаю вида, а внутри все трясется от этого прикосновения. — И спасибо… за доверие.

— Нужно жить, Жень. Подумай о том, что потом Лизе будет больно, если вдруг с тобой что-то случится. Да, вы сейчас не вместе, но кто знает, что будет завтра. Может, Градовский попадет в аварию, а его родители разобьются на самолете, кто будет с твоей дочерью тогда?

— Я тебя поняла, — облизывает губы, стискивает мою руку, глажу большим пальцем ее костяшки. Встречаемся газами и зависаем. Женя смотрит на меня пристально, всматривается, словно пытается узнать, фальшивы мои слова или правду говорю.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍


— У тебя в квартире две фотографии, мама и …

— Бабушка. Это она меня в основном воспитывала до восемнадцати лет. Она гасила конфликты между мной и отцом, она настояла на том, чтобы меня не трогали в плане религии, сказав, что я сам должен выбрать веру.

— Мудрая женщина. Тебе повезло. Я так понимаю, отец твой жив?

— Наверное, — пожимаю плечами, Женя убирает руку, хочу вернуть ее назад, но, увидев, что она берет вилку и начинает есть, сдерживаю дурацкие порывы.

— Вы не общаетесь?

— Нет. Семнадцать лет мы не видели друг друга.

— И тебе не хочется его увидеть?

— Нет.

— А с сестрами общаешься?

— Нет. Я ушел с концами. До меня, конечно, доходит информация, как у них дела, но сам не лезу к ним, не звоню и не приезжаю. Мне неинтересно.

— Спасибо за откровения. Думаю, ты не каждый день рассказываешь о себе, — у нее красивые глаза. Голубые, насыщенного цвета, немного грустные, но это придает ей какой-то шарм. А еще в уголках губ таится улыбка, и приятно осознавать, что причиной являюсь я.

— Я надеюсь, ты услышала мою главную мысль. Все будет хорошо, — приподнимаю уголок рта. Надеюсь, Дима услышал меня и сделает все возможное, чтобы малышка и мать обрели друг друга.

— Услышала. И спасибо за этот поздний ужин, за диалог.

— Тебе это нужно.

— А тебе выспаться, — смотрит украдкой. — Выглядишь уставшим.

— Да, поспать не помешало бы, — глаза сами опускаются на полураскрыты розовые губы. Женя их облизывает, меня клинит, когда вижу розовый язычок. Поспешно беру стакан с водой, отвожу взгляд в сторону. Боже, как же я хочу её, хочу погрузить свой член в её рот, смотреть на неё в ногах и медленно трахать. Епт…

Блять. Что-то слишком часто стал думать о сексе, всего лишь намёк, и я со стояком, как прыщавый подросток, который не успевает справляться со своими гормонами. Надо успокоиться и просто поужинать, потом отвезти девушку домой, а самому поехать в свою берлогу.

— У меня ничего интересного в жизни не случалось, — Женя смущенно улыбается. — Обычная семья. Я окончила школу, поступила в университет. Училась нормально, но без фанатизма. Потом встретила Артёма, влюбилась. Без оглядки, — задумывается, смотрит в окно. — Сейчас понимаю, что только благодаря этой влюблённости я прожила с Артёмом так долго при таких обстоятельствах.

Я молчу. Градовский, конечно, с нарушенной психикой, но в жизни, оказывается, толковый бизнесмен, папаша его с радостью переложил правление на его плечи, и судя по той информации, что была у меня, Артем руководит грамотно. Вот только с личной жизнью у него с самой юности нормально не ладилось. Любит жестокость, любит унижать женщин и пользоваться ими в самой извращенной форме.

Удивительно, что женился… Люди поговаривают, что у него чувства, оказывается, были к белокурой красавице, только внутренняя суть, грязь оказалась сильнее, чем понятие любовь, семья и любимая женщина. Его бы полечить у профессионала, возможно, тогда бы брак сохранился. Но…

Но я сейчас рад, что он оказался тираном, что Женя от него ушла. Нравится она мне. Именно сейчас, когда у нее появился штамп о разводе. До этого строго запрещал себе думать о ней. Я не скидывал со счетов вариант, что она простит мужа и вернётся. В нашей стране женщины прощают мужиков, поднявших на них руку. Молчат, считая, что регулярные побои — это нормально. Для меня — нет.

Бабушка воспитала с мыслью, что женщинам всегда требуется защита и опора. Можно быть властным, жестким, категоричным главой семьи, но никогда не поднимать руку на женщину, даже если вытрепала нервы.

Мой отец не идеальный родитель, но дочерей, двух жен, сестер и мать никогда не обижал ни словом, ни пощечиной, а чтобы кого-то избить, ему даже в голову такое бы не пришло. Мне мог дать подзатыльник или оплеуху, но я их получал не на пустом месте, не потому что ему просто хотелось показать свою силу.

Я не врал Жене, когда говорил, что мне не нужно утверждаться за счет унижения женщины. Я любил жесткий, эгоистичный секс, лишенный какой-либо нежности. Пошлепать по заднице милое дело, но при условии, что партнерша на это согласна. Со мной в постель только на добровольной основе. Полина в плане секса полностью меня устраивала и мне нравилось, что она не стеснялась и не боялась предлагать новое и экспериментировать. Женя другая. Ей нужны шелковые простыни, балдахин над кроватью, долгая прелюдия и неспешное совокупление.

Опять перед глазами возникает картинка обнаженной девушки, и то, что она сейчас сидит передо мной в толстовке, совершенно не играет роли. Я помню ее небольшие груди, чувственные соски. В пальцах возникает легкое покалывание от воспоминания, как я их ласкал.

Мне нужна неделя жесткого траха, чтобы терпеливо подкатывать к Жене, устраивать ей романтику новых отношений, не давить и не намекать на близость. Забыть о ее предложении, которое произнесла дважды: при первой встрече и у меня дома. Я хочу ее. Это единственный аргумент, почему сижу сейчас напротив Жени и вообще что-то рассказываю о себе.

— Поехали по домам, ты никакой. Если хочешь, могу сесть за руль, — не просто умница, красавица, но и заботливая, чуткая. Еще и готовить умеет, и не алчная, прям идеал, хоть хватай и тащи в ЗАГС, чтобы окольцевать такой бриллиант.

— Неплохая идея, немного отдохну, — подзываю официанта жестом, прошу рассчитать нас.

Женя заметно веселеет, на губах то и дело мелькает улыбка, когда мы вместе идем к выходу, постоянно на меня поглядывает как-то заинтересованно.

— Не боишься, если поцарапаю? — непривычно сидеть на пассажирском сидении, видеть за рулем своей машины девушку. Отодвигаю максимально кресло назад, вытягиваю ноги.

— Не боюсь, для этого есть кузовной цех.

— А Артем не давал мне садится за руль своей «бэхи», — осторожно трогается с места, я прикрываю глаза. Мудила этот Артем — совсем девку зашугал. Даже не понял, когда вырубился, казалось, только на секунду прикрыл глаза, как провалился в глубокий сон.

— Руслан, — меня трогают за плечо, подрываюсь и не сразу соображаю, где нахожусь. Тру ладонями лицо, постепенно вспоминая, как оказался справа, а не слева в машине, почему на меня сейчас смотрит Женя.

В машине тепло, смотрю на время: четыре утра.

— И давно мы так стоим?