— Руслан Султанович, вы ж не сладкоежка!

— У меня есть один любимый десерт, готов его есть сутками напролет, — в трубке слышится учащенное дыхание, в брюках дергается член. Прикрываю глаза, представляя, как сейчас напрягаются ее соски, как они трутся об тонкое кружево с каждым ее вздохом.

— Трусики уже мокрые? — голос возбужденно хрипит, член подрагивает, тесно ему.

— Руслан! — возмущенно шипит в трубку. Я думаю, рассказать ей или нет, как буду сегодня поедать сладкий десерт, когда в кабинет без стука, с бледным лицом влетает Даша. Хотел было рыкнуть на нее, но сдерживаюсь, хмурюсь.

— Повиси на трубке, — говорю Жене, прикладываю мобильник к плечу. — Что?

— Две фуры столкнулись на границе с Эстонией.

— И?

— Одна наша, — смотрю на Дашу неподвижным взглядом, мозг переключается на режим работы повышенной важности. Нужно совершить ряд срочных звонков и самому ехать на место аварии.

— Я понял, — киваю Даше, возвращаю мобильник к уху. — Жень, не жди меня сегодня.

— Что-то случилось? — ее беспокойство где-то в глубине души приятно, но сейчас мне не до ее чувств.

— Рабочие моменты. Я не знаю, когда освобожусь, поэтому ложись спать без меня.

— Береги себя… — цепляюсь за паузу, мне кажется, что она хочет еще добавить какие-то слова, но слышу вздох.

— Пока.

— Пока.

34

* * *

Сажусь на диван с чашкой чая, подгибаю под себя ноги. Без Руслана как-то одиноко и неуютно. И тревожно. Наверное, пасмурная погода влияет и мелкий дождь, который идёт с самого утра и не прекращается. Никогда не любила осень в Питере, слишком мокро, слишком ветрено, при этом я обожала город летом, когда с залива дует прохладный воздух. Город контрастов, город любви и ненависти.

Последнее время часто задумываюсь о жизни. О том, как заковыристо изменились у меня обстоятельства. Чуть больше полугода назад я и не думала, что смогу уйти от мужа, не представляла, что буду жить без ребенка и считать дни, минуты до новой встречи, не мечтала о том, что встречу человека, который подарит мне надежду, смысл.

Притрагиваюсь указательным пальцем к губам, улыбаюсь. Влюбилась? Если немножко. Чуть-чуть. А то, что задерживаю дыхание, когда он прикасается ко мне, целует — это физиология. Даже бродячей кошке хочется немного нежности и ласки. Не знаю, что нас ждет впереди, но я действительно хочу от него сына. И чем больше об этом думаю, тем отчетливее вижу темноволосую макушку, маленькие пальчики, крохотный носик. Я без понятия, каким будет Руслан отцом, уверена только в том, что отнимать, как Артем, ребенка он у меня не будет.

Артем… Но я жду звонка. Звонка от его адвоката, морально пытаюсь быть готовой к тому, что бывший муж запретит мне встречаться с Лизой. Слишком зол он был в нашу последнюю встречу, возвращаться к нему не думаю и не планирую. Буду подавать в суд, собирать все нужные документы и продолжать отстаивать свои права на участие в жизни дочери.

Звонок в дверь вызывает недоумение. Смотрю на время, половина одиннадцатого. Ставлю чашку с блюдцем на подлокотник дивана, запахиваю халат на груди, завязав небрежный узел на талии.

Когда открываю дверь, проклинаю себя, что не имею привычки заглядывать в глазок, не интересуюсь кто стоит по ту сторону. Пытаюсь улыбаться, но выходит кривовато.

— Так вот как ты его встречаешь? — с ухмылкой произносит мой персональный кошмар, под его взглядом скрещиваю руки на груди. — И с такой же кислой миной? Удивительно, как он от тебя еще не сбежал. Но мне ты нравишься любой, запомни это, и когда он вышвырнет тебя на улицу, ползи ко мне.

— Что ты здесь делаешь? — стараюсь пропускать мимо его колкие слова, задираю подбородок. Главное, не показывать свой страх, не трястись, как осиновый лист, не плакать при нем. По спине вдоль позвоночника струится холодный пот, руки становятся ледяными.

— Решил заехать, навестить свою бывшую, — нахально переступает порог квартиры без приглашения, оттеснив меня от двери. Я делаю протестующий шаг вперед, но Артем пригвождает меня к месту взглядом, в котором не скрывается похоть с оттенками злости. Его лучше не злить, он ведь, как вампир, питается эмоциями, потеряет интерес при моем молчании и уйдет.

— Удивлена? Молчи, твои глаза намного больше говорят, чем твой красивый похотливый рот, — не успеваю увернуться, хватает меня за подбородок. — Сосешь ему? — толкает мне в рот большой палец, я пытаюсь вытолкнуть его языком. Смеётся, от его смеха содрогаюсь не только я, но и стены. Он ужасен, как из фильмов кошмаров с элементами психологического триллера.

— Давай, соси нежно, сладко, как ты умеешь, — глаза лихорадочно блестят, напоминая мне безумца, сбежавшего из психушки. Я не шевелюсь, не дышу.

— Не нравлюсь? — резко убирает руку с лица, не успеваю облегчённо вздохнуть, как хватает за волосы и тянет вниз, заставляя сильно откинуть голову назад. — А он нравится? Да? — от его захвата у меня начинает болеть шея и голова, боль молоточком отдается в висках. Я упорно молчу. Боже, пусть быстрее остынет и уйдёт. Я переживу это минутное унижение.

— Покорная, молчаливая, все, как я люблю, — неожиданно отпускает волосы, но тут же сжимает мои запястья и разводит руки в стороны, заламывает их за спину, удерживает в одной ладони. Меня настигает понимание, что ни черта он не успокоится, не отпустит меня, не уйдёт, пока не почувствует вновь свою власть надо мной. Он будет издеваться надо мной, как издевался в браке.

— Артём, — пытаюсь поймать его блуждающий взгляд, но безрезультатно. Он прожигает тонкую ткань ночнушки ненормальным взглядом.

— Отпусти…

— Цепляешь ты меня, Женя. Не отпускаешь. Ебу других, а перед глазами ты, — обхватывает свободной ладонью грудь, сжимает её до боли, я прикусываю губу, чтобы не пискнуть. — Нравится? — зажмуриваюсь от боли, молчу. Отпускает руки, начинаю их растирать, но Артем дергает ворот халата, узел развязывается. Стаскивает его, поддевает пальцем бретельку, я протестующе прижимаю руки к груди.

— Артём… — ненавижу молящие нотки в своем голосе, но мне становится страшно, он не слышит меня. Грубо хватает за запястья, заводит вновь за спину, сжимает одной ладонью. Свободной рукой оттягивает вниз лиф ночнушки, поглаживает сосок, неожиданно его щипает, я ойкаю.

— Нравится? Знаю, что нравится, ты всегда стонала, когда я тебя трогал. Будешь и сейчас стонать, будешь моё имя кричать, когда начну тебя трахать, — неожиданно отпускает, скидывает на пол пальто, пиджак, я не выдерживаю и вскидываю руку в надежде, что пощечина приведёт его в чувство.

— Сука! — он бьёт меня по лицу, удар настолько сильный, меня ведёт в сторону, а во рту солоноватый привкус крови. Обвожу языком зубы, с опаской смотря на потемневшее лицо бывшего мужа, на то, как он, не спеша расстегивает рубашку, не спуская с меня мрачного взгляда.

— Я ж любил тебя, любил… А тебе этого мало, хотелось свободы, хотелось ерунды сопливой! И я давал тебе это все, — вытаскивает ремень из петлиц, хлопает им по ноге. — Иди ко мне, моя непослушная девочка. Надо тебя наказать!

Я разворачиваюсь в сторону гостиной. Нужно бежать, нужно выскочить в подъезд и звать на помощь, не в ту сторону бегу, но поздно что-то менять. Меня сбивают с ног, первый удар обжигает кожу оголившегося бедра.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍


— Ты получишь столько ударов, сколько дней жила без меня! — это адски больно, невозможно сносить удары без слез и стонов. Лицо полностью мокрое, пытаюсь отползли от озверевшего Артема, уворачиваясь иногда от ударов. Он не отступает от меня, лупит ремнем по ногам, по жопе, по спине. Ему все равно, куда бить, главное, выплеснуть на меня всю свою агрессию.

— Что ты не зовёшь своего хахаля? — удары прекращаются, дышу со всхлипами, уткнувшись лицом в пол. — Где он? — рядом раздаёт глухой стук, Артём бросил ремень. У меня только одно предположение, что последует дальше, но я ошибаюсь. Первый удар ногой получаю в бок. От шока распахиваю глаза и стону. Последующие удары попадают куда угодно, у него нет цели бить меня в конкретное место.

— Выжила без меня? — удар попадает прямо в лицо, и чувствую, как теплая кровь струится на пол, образую красное озеро. — Это потому, что я позволил тебе. Слышишь? Я тебе позволил. Захотел бы, ты бы с первого дня оказалась на улице в одни трусах… Хотя трусы тоже куплены за мои деньги, поэтому была бы ты голой.

Перестает бить, я с хрипом делаю вдох. Вряд ли что-то сломал, бить он умел так, что мог не оставлять следы. Переворачивает меня на спину, лежу с закрытыми глазами. Слышу, как идет на кухню, включает воду, возвращается.

— Дура ты, Женя. Я ради тебя готов на все, — осторожно стирает кровь с моего лица, даже странно сейчас чувствовать заботу с его стороны. — Семья у нас. Не идеальная, но хоть какая-то. Дочка растет. Вот чего тебе не хватало? Люблю тебя, — снимает с меня ночнушку, покрывает грудь мокрыми поцелуями, слюнявит соски, а мне тошно, передергивает от отвращения.

— Сладкая моя, девочка, солнышко мое, — невозможно понять, что послужит причиной смены его настроения. Только что избивал меня с ожесточением, сейчас целует все те места, куда бил.

Слезы текут из глаз, содрогаюсь от рыданий, не понимая, за что мне такое наказание. Пальцы Градовского касаются моих складочек.

— Сухая, не хочет меня, моя девочка, — толкает два пальцы внутрь, вскрикиваю, зажмурив глаза. — Не хочешь? А его хочешь? Ебет тебя во все щели? Сейчас ты забудешь не только его имя, но и мамы родной, — облегченно выдыхаю, когда убирает руку, отодвигается. Звук расстегиваемой ширинки приводит меня в чувство, приоткрываю глаза.

Я собираюсь с силами. Есть же мнение, что человек, попав в экстремальную ситуацию, проявляет свои суперспособности. Это мой единственный шанс сейчас удрать от Артема. Толкаю ногой его в грудь. Он, не ожидав от меня каких-либо действий, опрокидывается назад. Немного отползаю от него. У меня пара секунд, чтобы спастись. Не минуты, а секунды, которые просачиваются, как песок сквозь пальцы.