Натали Войсс - Продавщица

Жители окрестных домов давно привыкли к такому своеобразному украшению улицы, и наверное удивились бы, если однажды не обнаружили бы этой стены на своём месте. Или она оказалась бы вдруг покрашенной, что иногда, справедливости ради стоит заметить, всё же происходило. Но уже спустя небольшие промежутки времени, стена снова оказывалась замытой дождями, расписанной местными мальчишками, к радости которых открывалось столько мест для новых художеств.

С самого детства Сашка с пацанами расписывали эту стену. В разные периоды надписи разные. Вот кто-то написал “Сашка дурак”. Вот ещё надпись – “Мама – Анархия, папа – стакан портвейна”. А вот – “Саша + Вика” и сердце пробитое стрелой.

– Это что ещё за Вика такая? – засмеялась Света. – Соперница?

– У тебя соперниц нет. Поверь. Детское прошлое. Нам по десять лет было, родственники отца приезжали с севера, а с ними девочка Вика. Я помню, в неё по уши влюбился. Бегали, веселились, а потом – бац, уехали родственники. Так я помню, даже письма ей писал и она мне.

– А сейчас, где она?

– Не знаю. Там на севере где-то, откуда они тогда приезжали. Я уже не помню с какого города.

– Ну вот, какие вы парни, сначала любовь, а потом забываете с какого города приехала, – засмеялась Светка.

– Не волнуйся, про тебя я не забуду, – Сашка притянул к себе Светлану.

Хотел поцеловать, но она вдруг стала вырываться, он некоторое время пытался схватить её руки. А потом, когда она толкнула его, отскочила, обернулся и понял, отчего она так поступила, недалеко стояла Таня и угрюмо смотрела на них.

Света прикусила губу, быстро глянула на Сашку, а потом смело вскинула голову и уже обращаясь к Тане сказала:

– Что тебе от нас нужно?

– Значит, это ты его увела?!

– В каком смысле увела? Он же не маленький ребёнок, чтобы его уводить. Ты ведь не ребёнок? – повернулась она к Сашке.

– Нет, – сказал он весело.

– Он – мой парень! – выкрикнула, словно в последней, отчаянной попытке Татьяна.

– Ты её парень? – указала на Таню Света.

– Нет.

– А чей ты парень? – во взгляде её блеснул огонёк.

Этим вопросом Света как будто требовала раз и навсегда расставить точки и больше не возвращаться к нему никогда. Вопроса такого он совсем не ждал. До этого момента он считал себя ничьим. Свободным человеком, который делает то, что захочет. Он совсем не собирался причислять себя к слову “чей-то”, не желал считаться “чьим-то”. Поэтому Сашка ответил не сразу.

– Я – ничей, я – свой собственный.

– Поняла, – с издёвкой сказала Татьяна, – он – не твой парень.

От требовательного взгляда Светы Сашка почувствовал холодок. Он не виноват, в том, что не может определить, то чего эти две девушки ждут. Да, ему не нравится навязчивый характер Татьяны, её вечные преследования, сковывающее по рукам и ногам внимание. Да, ему хорошо со Светкой, он хочет, быть с ней рядом, но произнести вслух, что он её парень, почему-то не готов. Парень – это как официальный ярлык, а сейчас Сашка предпочитает не вешать на себя статусы, по крайней мере, до армии. Ведь всё так зыбко и шатко. Где гарантии, что всё серьёзно. Хотя статус парня не слишком тяжелый, он старался не навешивать на себя это название. Пусть каждый считает как хочет, главное, ведь то, что ощущает он сам, а он не ощущает себя чьим-то парнем. И точка.

– Отвечай на вопрос! – требовала Светлана.

В тот момент она показалась непривычной, даже злой.

– Главное, чтобы было хорошо вместе, а парень или не парень, это не важно, – попробовал выкрутиться Сашка.

– Конечно, не важно, – со злорадным смешком подтвердила Татьяна, – лишь бы было хорошо.

– Значит вот так? – Света прищурилась и стала казаться ещё более злой. – Только знаешь, мне это не нужно. Раз не парень, то и не надо.

Она развернулась, хотела уйти, он схватил её за руку.

– А ну стой. Куда пошла?

– Домой, – она с силой дернула руку и быстро пошла вдоль по улице.

Сашка обернулся на Татьяну презрительно посмотрел:

– Какого черта ты делаешь? Я не твой парень и никогда им не буду. Отстань. Вот прицепилась.

– Саша…

Таня попыталась ответить, но он кинулся вдогонку за Светой и уже не слышал ничего. В конце улицы догнал её, схватил за плечо:

– Стой. Ты чего? Не слушай её, мы же вместе. Я ведь с тобой.

Она остановилась, глянула таким взглядом, какого он ещё не замечал и сказала:

– Главное, не то, считаешь ты себя моим парнем или нет, главное, что перед ней ты показал своё сомнение.

– Глупая, – он потянул её к себе, – если хочешь, я скажу тебе – да, я твой парень. Довольна?

Нехотя она улыбнулась, но ему показалось, этого всё же мало. Она хотела, чтобы он сказал это там, перед Татьяной. Но ведь то, что он вообще это сказал, уже многое значит. Пусть радуется этому.

Он не помнит когда появилась новая надпись на кирпичной стене, на следующий день или позже. Кто-то большими буквами белой краской написал – “Ненавижу тебя!”.

Остатки лета, будто рванный на части тетрадный лист. Душные дни пробегали в безумном желании скорее закончится, а дни прохладные ползли, наполняя сердце тоской и тревогой. Иногда доносил свежий ветер лёгкое дыхание осени, напоминал о будущих переменах.

Экзамены Татьяна провалила во всех трёх институтах. Когда вернулась домой после утомительной поездки совсем пала духом. Хотелось отрешиться от всего, убежать от осознания неудачи, закрыться, не смотреть никому в глаза. Казалось, все кто видит её, осуждают, смеются и нет ни одного человека, который бы не знал о проваленных ею экзаменах. Предчувствие того, что вот-вот захлестнёт волна тоски не покидало и чтобы совсем уже не впасть в отчаяние, по убеждению мамы, Татьяна устроилась на работу – продавщицей, в магазинчик недалеко от их дома.

Мама хорошо знала хозяйку Веру и та без особых вопросов взяла Татьяну под своё крыло. Одна из молоденьких продавщиц, как раз собиралась уходить в декрет и Татьяна оказалась очень кстати. Найти продавщицу не проблема, но когда работает свой человек, это всё же лучше.

Вера с Татьяной не цацкалась, с порога по-свойски заявила:

– Поймаю на воровстве, выгоню сразу. Это – запомни навсегда. Выгоню и зарплату не заплачу. Ещё с матерью поскандалю.

Татьяна хотела было сделать обиженное лицо, но Вера тут же добавила:

– А если будет всё окей, так ещё и премию будешь получать. Смотри – ревизия своё покажет, – сказала она, щурясь от дымка, что струился от сигареты, которая торчала у неё во рту. – С алкашами – без церемоний, не цацкайся. В долг ничего никому не давай. Пусть хоть на коленях упрашивают. Их похмельный синдром не твоё дело. Есть деньги – бери бутылку, нет – так иди подобру по здорову. Если кто выкобенивается, сразу меня зови. Они у меня все шёлковые ходят, по струночке. Боятся меня.

Редкие, перепаленные осветлителем волосы Веры, взбученные в желтый шарик, от души залакированные, составляли прическу, в которой иногда проваливались пряди. Квадратное лицо, такая же фигура. В них давно потерялись, может и бывшие когда-то привлекательными, черты. Они то потерялись, вот только Вера этого похоже не заметила, всё ещё считая себя достаточно интересной для противоположного пола женщиной.

Может быть, если бы не пахала как “папа Карло”, как любила она повторять, не дымила бы сигаретами как паровоз, а иногда занималась бы лицом и телом, то внешность её не пришла бы в такой упадок, в какой она погрузилась спустя пятнадцать лет безвылазной работы в двух своих собственных магазинах. С другой стороны если бы работа не была такой успешной, то Вера не зарабатывала бы столько, сколько она теперь зарабатывает, благодаря своей же не ленивости. Впрочем, все, что во внешности её недоставало и портилось с годами, Вера с лихвой заменяла украшениями. Золотые кольца чуть не на каждом пальце, три цепочки разной толщины с кулонами на шее, тяжелые серьги в ушах. Вера любила золото. Много, много золота.

Видимо совсем недавно ей перевалило за пятьдесят, потому что часто она упоминала про “полтинник”, который наступил совсем для неё неожиданно. Всем и всегда она представлялась как – Вера, даже самые молодые продавщицы так её называли.

– Нет, ну представь, ты назовёшь меня Вера Станиславовна, да я со стула рухну, когда такое услышу. Если я такое слышу, не дай бог,– говорила она сиплым прокуренным голосом, – у меня в животе начинают кишки ворочаться. Нет-нет, только – Вера и никак иначе.

В магазине Татьяна освоилась быстро. Что непонятно? Вот – товар, вот – ценник, считай себе да набрасывай, чтобы в минуса не уйти.

– А что Танюха, найдём тебе парня не волнуйся, так просто не заскучаешь. У нас правда контингент всё больше простой, но и приличные заходят иногда. Небаись одна не останешься. У нас тут в мужиках нехватки нет. А если кого вычухать немного, так и тот пойдёт, главное чтоб не запойный.

Слова эти для Татьяны вначале загадочные, она ведь не знала еще, как в магазинах таких бывает, но благодаря смелому настрою и природной общительности, освоилась довольно скоро. Уже спустя несколько дней разговаривала с клиентами так будто командир с солдатами. Влилась в атмосферу и показалась она ей очень даже неплохой.

И правда, скучать не приходилось. Целый день народ туда-сюда шастает, то пиво, то хлеб, то сигареты, то водочка, то кифирчик. Недолго Татьяна мучилась от сознания собственной несостоятельности и умственной, как ей казалось после экзаменов, отсталости. Втянулась, даже начала находить в работе некоторые плюсы.

Мужики за водкой приходят, на Татьяну посматривают, заговаривать пытаются. Она хоть и держит себя холодной льдиной, но самой популярность такая приятна. Сидела бы сейчас в институте со своей химией, никому не нужная, а тут – вон сколько внимания.

Пару раз ходила следить за Сашкой, пыталась попасться ему на глаза. Но он как завидит Татьяну, всё поскорее уйти старался, а если со Светкой, так вовсе чуть не бежать. Да, неприятно осознавать, что человек ради которого на всё готова, так поступает. Видно выбора у него нет, видно Светка плохо на него влияет.