— Оля, — выкрикивает она, глядя в узкое окошечко, и так каждое утро. — Прости меня, слышишь? Прости!

Не смотрю на девушку, потому что сил моих нет, повторять, что мы обе стали заложниками своих жизней. Возвращаясь в тот знаменательный для меня вечер, когда выступление стало бы для меня заключительным в карьере, я так надеялась, что Лёня успеет на него, и поймёт, что со мной происходит что-то неладное. Как будто была лишена своей души, а тело продолжало механические движения, выученные до безупречного результата. Мысленно переношусь в тот вечер.


— Смотри, не споткнись, — Лариса проходит мимо меня и толкает в спину, намеренно задевая, в эту секунду ощущаю колющую боль в пояснице, будто меня ужалила пчела. Тогда я мало обратила на это внимания, а теперь понимаю, что девушка каким-то образом умудрилась уколоть меня сильнодействующим снотворным, чтобы воплотить весь замысел моей матери. Что она пообещала девушке, этого мне до сих пор не ясно. Но Лариса здесь, в клетке, как и я, вот такая настигла девушку участь и оплата Каролины. Выступление — финал, волнительный момент в моей жизни, все родные присутствуют, и не хотелось упасть лицом в грязь перед огромной аудиторией, желающей вкусить прекрасное в моем исполнении лебеди. Авраам так сильно разнервничался, хотя отец редко когда проявлял подобного рода эмоцию — всегда сдержанный и твердый в намерениях.

— Не подведи меня, — шепчет на ухо, стоя рядом со мной перед выходом на сцену. Вот-вот поднимется тяжелая занавесь, и начнется наше трудоемкое выполнение работы. — Я буду в первом ряду с вашими друзьями и родителями Леонида, — при упоминании теперь наших родственников, я искоса поглядываю на отца, пытаясь вычислить, знает ли он о маме. Где она бесконечно пропадает и с кем. Папа прокашлялся, привлекая к себе внимание. — Ты слышишь, что я только что у тебя спросил?

— Прости, — тут же извиняюсь, так или иначе, но я упустила из виду начавшееся помутнение перед глазами. — Можешь повторить, — прошу папу, а у самой в горле появляется сухость.

— Соберись, Оля, — приказывает мне, и пристально следит за лицом, я же уворачиваюсь. — С тобой все хорошо? Ты побледнела? — Теперь Авраам повернулся ко мне, беря за плечи. — Знаю, это все нервное, но ты справишься, — ищет мой взгляд своими глазами, — не волнуйся, иначе прекрасная лебедь не будет убедительна перед публикой. Не заставляй пожалеть людей о потраченном времени и деньгах.

— Хорошо, — еле языком шевелю, а для убедительности киваю.

— Так то, — отец еще раз окинул меня своим подозрительным взглядом, наверняка чувствуя, что его дочь выглядит как-то иначе, чем обычно. Нахмурившись, мужчина покинул кулисы, отправляясь в зал, где объявил о начале заключительной постановки данным коллективом в этом сезоне. Выглядываю из-под занавеси, а место, предназначенное для моего мужа — пустое. Вся моя душа ухнула вниз и кровь отлила от лица. Крепко сжимаю кулаки, а потом расслабляю их, ощущая озноб по всему телу. Лариса и девчонки стояли рядом со мной, ожидая начала, и если другие никак не обращали внимания на меня, то только не она.

— Ларис, — обращаюсь к ней, думая, что может она мне поможет, голова кружится, но я держусь стойко. Возможно, в организме началась перестройка из-за потерянного ребенка, потому я и чувствую себя так плохо. — Слишком заметно, что я волнуюсь? — спрашиваю у девушки, на что получаю отрицательное мотание головой, и я вроде бы успокаиваюсь. Поправляю свою пачку, инстинктивно кладу руку на живот, где теперь нет моего малыша, и снова одолевает тоска, что и Лёни тоже нет в зале. Не пришел. Обещал, но не выполнил своих слов, данных мне вчерашним утром. Губы задрожали, и слезы грозились вот-вот нахлынуть потоком, и испортить двухчасовой макияж, что я так тщательно старалась накладывать в гримерной. Несколько вдохов и выдохов. Совсем коротких, но оживляющих, а затем раздаются аплодисменты и поднимается занавесь под льющуюся музыку живого оркестра.

— Заходи, — вырывает из воспоминаний голос молодого человека. Мы пришли в огромный и пустой зал, где ежедневно проходят тренировки по восемь часов. Чуть позже я поняла, что его оборудовали по заказу моей матери, а одна медсестра все судачила, что психиатрическая больница превращается в стол заказов. А потом она вдруг исчезла, и больше не появлялась на рабочем месте. — И, давай сегодня без глупостей, — предупреждает меня. — Сделай свою работу, и можешь отдыхать, запись ведется из камер наблюдения, — парень показывает на четыре угла в потолке, где сами машины приходят в движение. — Поэтому, просто выполни, что велено, хорошо? — в его голосе слышу просьбу. Не приказ. Понимаю, что много проблем доставляю, но, а как мне еще добиваться правды? Как? Молодой человек оставляет меня совершенно одну посреди пустого зала, в котором нет ни музыки, ни зеркал, чтобы видеть в отражении свои элементы и их ошибки. В целях безопасности, да-да, я уже это уяснила. Вот только я не намерена лишать себя жизни, а, совсем наоборот — я жить хочу рядом с мужем. Конечно, сначала получить все ответы на вопросы, что наболели в моей душе, а потом попробовать понять его. Стоило мне сделать пару шагов, направляясь к центру, камеры мгновенно сдвинулись с места, наблюдая за мной. Показываю фак, и мне все равно кто сейчас смотрит на меня, и что подумают о манерах. Принимаю первую позицию, напрягая до упора мышцы всего тела — вхожу в роль лебеди, которую так и не воплотила до конца, затем начинаю исполнять свое собственное соло. Это уже миллионный раз, но словно в первый. Танец без музыки — это, как тело без души, и я тому полное подтверждение. Все движения механические, отработанные до миллиметра. Закрываю глаза, мысленно переносясь в тот день, когда мы с Ириной отправились на свой девичник, что обернулся для меня роковым концом нормальной жизни.

— Девушки, — к нам обращается громила, стоящий за массивной цепью перед входом в «Богиню». Я наслышана об этом заведении, но всегда сторонилась его. Мы с Ириной улыбаемся, предвкушая праздник. Хочу сказать своей подруге новость, что скоро стану мамой, и, стало быть, навсегда ухожу из балета, даря всю свою любовь ребенку и мужу. Мой Лёня будет в восторге. От этой мысли все внутри начинает бурлить приятным волнением. — Предъявите свои билеты.

Ирина вынимает из миниатюрного клатча два листка, затем отдает мужчине, который пристально следит за нами обеими. — Вот, голубчик, — воркует, произнося слова на французском. Мужчина не реагирует на кокетливость моей подруги, но я все-таки легонько стукаю Ирину локтем в бок, так как мы держимся под локоть, это движение было едва уловимым. Девушка заливается смехом, смущая меня еще больше. Охранник отсканировал билеты, проверяя их на подлинность, присвистнул, поднимая на нас свой удивленный взгляд.


— Уровень «4» — кроме последнего этажа, — информирует нас. — Браслеты получите у администратора. Вас встретят. — Тут же говорит в переговорное устройство, встроенное в рукаве под манжетой, пару минут, и за нами приходит миловидная девушка-вамп. Алая помада могла посоревноваться с самим цветом застывающей лавы, озаряя своим свечением, будто неон. Мужчина отцепил замок, приглашая во внутрь заведения. Девушка же пробежалась по нас обеих своим прищуренным взглядом, будто мы с другой планеты. Ее взгляд остановился на мне, и она нахмурилась.

— Вы случайно не та самая балерина, что будет выполнять роль лебеди в «Гранд-Опера»? — воодушевленно задает вопрос, сравнявшись с нами на пути к стойке, где нам должны были выдать браслеты на руки. Я просто кивнула в подтверждение, на что это миловидное создание озарило своей улыбкой весь холл. — Люблю балет, — признается. Ирина косо посмотрела на нее, потом фыркнула.

— Чтобы любить балет, барышня, нужно как минимум хоть раз в жизни надеть пуанты и попробовать сутки в них поспать.

— О, я наслышана о травмах, — закивала администраторша, словно знает, о чем Ирина пытается ей сказать. — Но, это же приятная боль, — томно вздыхая, обескураживая нас обеих. Ирина крутит указательным пальцем у своего виска, показывая девушке, насколько та поплыла мозгами, снова фыркнула и поспешила напомнить чудачке-мазохистке о наших пропусках.

— Куколка, — язвит моя подруга, в ней стали преобладать нотки жесткости. Еще до Стёпы и обучения на патологоанатома Ирина была очень мягким и чутким человеком, но пройдя через тропу своих испытаний, что выпали на ее долю, теперь перед нами женщина, чью стать невозможно прошибить, даже молотком. Разве что сам Степан имеет рычаги давления на девушку, их взаимные чувства друг к другу сшибают с ног, а потом вновь возвышают к небесам, ослепляя яркими лучами солнца в виде любви. — Хватит тратить наше время, знаешь сказку о золушке? — она задает вопрос девчонке, заставив ту закрыть свой алый ротик. — Не знаешь? Так посмотри в интернете. Давай уже сюда браслеты, и катись с моих глаз. Понятно!?

— Ирин, — одергиваю ее, когда моя подруга вдруг сделала шаг вперед, к администратору, намереваясь угрожать или привести свои слова в действие. Понимаю, разговор с мужем выбили Иру из своей стихии, и теперь девушка желает забыться на некоторое время, да вот, только все никак нам не дадут этой спокойной возможности.

— Ну что? — она смотрит на меня, взметнув руками. Из-за угла вышли два громилы, которые все время наблюдают за нами, особенно за поведением моей вспыльчивой подруги.

— Не могли бы вы скорее дать нам пропуски, — мило обращаюсь к администратору, крепко держа руку Иры в своей, сжимаю так, чтобы она, наконец, замолчала и прекратила привлекать к нам излишнее внимание. Она понимает намек, ущипнув меня за бок. Естественно, припомнит, и знаю, месть не заставит ждать себя долго. Администратор передает мне в руку две ленточки, я тут же надеваю на руку подруге, а затем она мне.

— Если вам нужно будет подняться на следующий уровень, просто приложите руку к сканеру, и вам откроется доступ, — деловито инструктирует, смотря только на меня.