— Хочешь сказать, что ты стала жертвой? — скептически задаю вопрос, не выдерживая ее монолога. Каролина улыбнулась, впервые искренне и с интересом, ведь в данную минуту мы говорим о ней.

— Да, милая, жертвой, — говорит четко, отделяя каждое слово. — Знаешь, когда я встретила Владимира, то и одновременно познакомилась с Авраамом — они друзья. — Эта новость слегка оглушила меня, но я молча слушала, всё, что женщина решила выложить. Каролина не боится признаваться, зная, что я никуда не сбегу и сказанное ею навсегда останешься за этими стенами. — Представляешь, я полюбила Островского с первого взгляда, как ты Леонида. Да-да, я видела эту искру в твоих глазах, как ты была готова ради него на всё. И, знаешь, это я уже испытывала однажды.

— Ты разбила мою семью, — гневно делаю замечание Каролине.

— Только для того, чтобы ты, наконец, поняла, что ты — прима, твоя душа навсегда принадлежит балету.

— Безумие какое-то, — фыркаю в ответ, затем отворачиваюсь от нее.

— Наша любовь с Владимиром была взрывоопасной, настоящей. Так, как он любил меня, больше никто не сможет. Но, он сделал свой выбор, — слышу в ее голосе злость, смешанную с ненавистью. — Семья, — протягивает это слово, будто оно отравлено. — Ради сыновей и жены оставил меня ходить по краю лезвия. А потом он пропал, но его место быстро занял Авраам, подставляя плечо в трудную минуту. Надеялась полюбить его так же, ждала этого искрометного ощущения, но его не было. Каждый проведенный с ним день, а потом и вечера, стали только душить. Теперь отчасти понимаю Островского, — Каролина хохотнула, — Зоя душила его, а меня — твой отец. Однажды хотела просто уйти от него, оставить все в прошлом, но, знаешь, — женщина замолчала на мгновение, уставилась в никуда со стеклянным взглядом, — не смогла. — Теперь истерический хохот заполнил пространство. — Боже мой, я не смогла уйти от того, кто сломал мне жизнь. Сломал мне обе ноги только для того, чтобы воплотить угрозу в реальность.

— Не понимаю, причем тут отец, — жму плечами, и это ее злит не на шутку.

— Ах, да, — она уставилась на меня. — Совсем забыла, что ты не посвящена в жизнь «до» того, как твоя мама прекратила выступать. Но теперь узнаешь, что из себя представляет твой «любимый папочка». Ведь так ты всегда звала его, как только он переступал порог дома. — Каролина вздернула бровь, презирая то светлое, что было в моем детстве. — Я была беременна тобой, моя дорогая, но даже это его не остановило. В тот вечер Авраам встретил Владимира в моей гримерной, это стало точкой невозврата. Дома задал вопрос в лоб, и я не стала отрицать нашей встречи, где мы расставили все точки над i. Но он не поверил мне, — Каролина всхлипнула. — Орал на меня, угрожал, а потом, — она замолчала, — а потом, схватил биту, что всегда лежала около входной двери. Два резких удара — мгновенные переломы на обеих ногах.


Вся история казалась выдуманной, не верила ни единому слову, что отец способен на это, тем более, если знал, что мама была беременной. Не получив от меня никакой реакции, Каролина решила действовать по-другому. Быстро привела себя в порядок, ведь пока распиналась передо мной, всполошила всю свою прическу. А для нее внешняя красота гораздо дороже внутренней. Достает из папки еще несколько фотографий, смотрит на них и улыбается.

— Все идет по плану, и я так рада этому, — произносит вслух свои мысли, отчего-то ей стало радостно. — Островский заплатит за мою боль, за разбитые мечты и надежды. Вот, девочка моя, — она смотрит на меня, заинтересованно и удивленно, — ты ждешь своего мужа? Надеешься, что он, как рыцарь на белом коне примчится и спасет тебя? А? — Но я молчу, не желая говорить с этой ненормальной. Каролина фыркает, продолжая перекладывать фотографии, но так, чтобы я не видела, что на них изображено. — Вот и я надеялась на свою любовь, только нет ее, Оля. Любви в природе не существует. Это призрак, ради которого душа готова жертвовать своим телом. Я любила танцевать — вот где могла применить это светлое чувство, даря себя искусству и прекрасному. Балет и превосходство в легкости, плавности и вечному сиянию на сцене, как нечто возвышенное, — моя мама говорит о балете так, будто сейчас находится там. Мечтательно и с сожалением. Частично, я прониклась ее боли быть выброшенной на берег, если твое место среди океана, но так ли все было на самом деле, как говорит Каролина. — Я танцевала даже лучше, чем ты сейчас, — вдруг говорит громко, припечатывая меня своим взглядом. — Гораздо лучше чувствовала связь. Я жила этим и дышала. Авраам заплатит за всё, что так с легкостью отнял у меня, — вижу, как ее начинает трясти. Руки дрожат, и эта тряска передается бумаге, которую она комкает в руках. — Когда родилась ты, — указывает на меня, а глаза мечут искры, — он вовсе забыл обо мне. Только ты — его прекрасный ангел. Его гордость и радость. А-а-а! — закричала она, а я испугалась, передернувшись на своем месте. Первый раз в жизни видела ее такой, рассеянной и обиженной на всех и вся. Казалось, сталь Каролины пробить невозможно. Ничто не возьмет ее броню, даже маленькая девочка, что росла в ее утробе и под сердцем не сумели растопить холодное сердце.

— Ненавижу свою жизнь! — в ее крике столько боли. Каролина вскочила, и папка, что лежала у нее на коленях упала на пол, россыпью устилая бетон фотографиями, на которых были изображены все, кого я знаю. Но мое сердце вмиг замерло при виде одной единственной: мой муж в обнимку с женщиной. Как сомнамбула встала со своего места и подошла к перегородке, опустившись вниз на коленки, пыталась рассмотреть эту женщину, что стала моей заменой. Слеза все-таки скатилась по щеке. Все тело покрылось мелкой дрожью. Я заплакала, пряча лицо в ладони. Мама присела напротив меня, значит увидела мою реакцию, которой добивалась с самого начала.

— Вот видишь, — поднимает с пола фото, тоже рассматривает его, гладя по лицу Лёни. — Это очень больно, видеть, как твой любимый счастлив без тебя, правда, милая? — наклоняет голову набок, принимая неестественную позу, словно поломанная кукла. Со всей злости и отчаяния, что скопились внутри меня, вновь наношу удар по стеклу, будто бью Каролину за все мои муки и страдания. Она закатывается истерическим смехом, затем прислоняет фото напротив моего лица. Как нарочно не могу глаз оторвать от Лёни — он улыбается, но глаза мертвы. Стараюсь присмотреться к девушке, припоминая ее силуэт, но все безуспешно, он слишком расплывчатый.

— Ты заплатишь за все, — рычу в ответ на ее смех. — Просто так никому с рук не сходило.

— Да-да, — отмахивается от меня. — Кажется, я всю жизнь за что-то расплачиваюсь, дочь моя.

— Почему ты не ушла от отца? — задаю вопрос, кое-как встаю на ноги, но не отхожу от преграды между нами. Глаза в глаза. Дочь и мать, словно прошлое и будущее сражаются за настоящее. За право получить собственную жизнь в руки.

— Не могла, — просто отвечает Каролина, кивнув головой. — Без тебя не могла, — уточняет.

— Но, сейчас я в психушке, разве есть разница? — снова ударяю по стеклу, игнорируя предупреждения санитаров, которые вошли в помещение, но не спешат прервать наше общение с матерью.

— Ты взрослая женщина, Оля, — пренебрежительно отмахивается, — а, значит, теперь все средства хороши. Не нужно сейчас давить на родительские отношения, дорогая. Мы с тобой обе прекрасно понимаем, что было тогда, того не вернуть никогда. Авраам украл у меня все, что мне было дорого, а я нанесу ему тот же привет, забирая из-под носа дочь и последнюю ступень на пути к славе.

— Вот оно что, — меня прошибло на смех. — Слава и золотые места среди элиты. — Каролина нахмурилась.

— А разве это выглядит смешным? — возмутилась она.

— Мне не жаль тебя, — серьезным голосом проговариваю ей в лицо. — Но жаль, что папа тогда вовсе тебя не пришиб.

— Уведите эту ненормальную! — закричала мама и стала истерически орать на всю клинику. Пока меня вели в свою камеру, ее крик эхом доносился по стенам, словно бетон способен запоминать отчаяние и гнев.

После этого разговора, Каролина не шла на близкий контакт. Были встречи, но проходили так, что она, видя меня в переговорной, тут же выходила. А потом и вовсе ее след простыл. Перевернувшись на другой бок, я все-таки смогла заснуть. Глубокое дыхание: вдох и выдох, вдох и выдох, помогли мне успокоиться после напряженного дня. И я медленно уплываю в сон, где встречаюсь с Лёней.


«— Привет, моя пушинка, — мой муж целует меня в носик когда раскрываю глаза, пробуждаясь ото сна, он обнимает за талию. — Ты прекрасна. — Сегодня первый день нашей семье в официальном статусе, теперь мы — Островские. Опускаю взгляд на руку, где на безымянном пальчике красуется платиновое колечко без всяких огранок и украшений. — Ах-ах-ах, смеется он, увидев, что я снова приворожена к своей руке. — Не можешь никак свыкнуться, что стала моей женой? — нежно целует в губы, не давая даже слова сказать. Крепко прижимаюсь к его сильному телу, ощущая сандаловый аромат его любимых духов.

— Нет, никак в голове не укладывается, словно это сон, — радостно делюсь своими ощущениями, прервав сладкий поцелуй. Мы оба приняли решение остаться во Франции и свой медовый месяц, а точнее одну прекрасную неделю отпуска, провести, не тратя времени на перелеты за пределы. Леонид снял домик в глубинке Этреты (небольшой городок на побережье Ла Манша). Чистый и соленый воздух моря опьяняет нас обоих своих ароматом.

— Пора нам подниматься, — воркует Лёня, опускаясь ниже к моей груди. — Хочу пройтись по знаменитому пляжу, — голос глубокий и томный, будто мой муж вместо подъема пытается, наоборот, свести меня с ума своим коварным влечением. Сняв с меня одну бретельку, а затем и вторую, открывает своему взору мои возбужденные соски, дует на них и из меня вырывается сладостный стон.

— Ах… — зарываюсь руками в его волосы, когда он мгновенно захватывает горячим ртом одну грудь, а рукой мнет другую. Пытка превращается в своего рода испытание на прочность и силу выдержки, но мне все равно, готова сутками напролет отдаваться любимому, как сделала несколько месяцев назад, даря ему себя во всех смыслах. Первый и единственный. Лёня наблюдает за моим лицом, как ртом ловлю воздух, если он усиливает приятную боль, кусая и тут же целуя мой истерзанный сосок. Затем решает поменять положение, приступая к другому и вновь все то же самое. Чувствую, что оргазм вот-вот накроет с головой и отправит в пик неземного наслаждения, где только мы вдвоем. Лёня устраивается у меня между ног, своими раздвигает шире, открывая для себя. Затем опускается ниже, оставляя горячее дыхание дорожкой по моему животу. Дышу очень прерывисто, впитываю каждое движение мужа и его сладостную пытку.