— Да, мам, — даже голос предательски выдает мою усталость.

— Привет, дорогой, — нежность и теплота, которую наша с Марком мама готова дарить без остатка. — Ты не забыл, что я сегодня просила тебя съездить к отцу? — с волнением задает вопрос, на секунду представив, будто я категорически сейчас скажу нет.

— Помню, скоро выеду, — почему мне так не хочется ехать в клуб, где я проводил юные годы, особенно последний курс университета, только в качестве подсадного. Хотя, лишний раз развеяться на знакомой территории могло бы и не помешать. Я будто вижу воочию, как мама согласно кивает.

— Хорошо, — тихо отвечает, удовлетворившись моим ответом. — Лёнь? — зовет меня, — ты Максиму письмо собираешься отдавать? — я нахмурился, не желая вспоминать еще одну трагедию в нашей жизни. Максим Бесов мне будто брат родной и его потерю мы переживали все вместе, только, увы, рядом тогда я не оказался и не мог подставить плечо другу, который нуждался во мне. В тот момент я был сам не свой и не мог никак прийти в себя, ведь за несколько месяцев до случившегося с Максимом, моя жена исчезла. Никому не сказал, даже близким друзьям, надеясь, что это не затянется до стольких пор. Я знаю, кем была его жена и чем занималась. Незадолго до отъезда из страны, она приходила ко мне и вручила письмо, прося об единственной услуге, отдать его, когда пойму, что Максим будет готов узнать правду. Твою мать! Я тогда так орал на Женю, хотел встряхнуть и вправить мозги на место. Просил и умолял рассказать Бесову, что им угрожает опасность. Только не имел я права сам заявляться на порог их дома и все выложить другу, предавая женщину и ее просьбу, не разглашать до последнего ее тайну. Да и не поверил бы мужчина моим словам. А теперь, я стану тем, кто еще раз разобьет его сердце. И превратит в призрака. В тень. Как я Максима понимаю. Его состояние и отчаяние найти того, кто отобрал его семью и жизнь — лишил смысла и выбил дух.

— Оно у тебя, — в горле сухо, но мне удается произнести слова четко.

— Да, — говорит мама, ощущая напряженную обстановку. — В моем офисе. Я храню его в сейфе.

— Я уже созванивался с ним, но пока не знаю, когда встречусь. Пусть полежит еще немного, мне нужно понять, в каком он сейчас состоянии. Не хочу усугубить положение дел.

— Правильно, сынок, — подтверждает, — Максиму до сих пор сложно принять факт, но он примет его, как только отпустит эту боль и позволит сердцу полюбить вновь.

— Мама, — я вздыхаю, усаживаясь на тумбочку, где хранится обувь. Как будто так легко забыть тех, кого любил до одури и видел идеал. — Наш бес однолюб. Когда такая возможность представится, не смейся надо мной, прошу тебя. Женя для него навсегда та — единственная. Понимаешь? — намеренно напоминаю в контексте о себе.

— Понимаю, — голос мамы дрогнул. — Надеюсь, скоро и ты вздохнешь полной грудью, дорогой. Кто знает, когда мы вдруг обретем долгожданную свободу.

— Кажется, что уже никогда, — с сомнением усмехаюсь, понимая, что все это было сказано для успокоения.

— Кто знает, сынок, — мягко отвечает мама, затем прочищает горло, возвращаясь к основной мысли: — Поезжай к отцу, выясни, что с ним происходит. В последнее время Владимир совсем съехал с катушек и помешался на собственном клубе. Сколько просила оставить всё и уехать, — надрывается и всхлипывает. Мама действительно переживает за отца, ведь так и не получила того женского счастья в виде мужской любви. — Просила, в надежде сохранить хотя бы то, что было в нем по отношению ко мне. А теперь… — И тут мама срывается, заплакав прямо в трубку.

— Мама! — сокрушаюсь, ведь помочь ничем не смогу, я на другом конце города. Почему так всегда? Когда нужна настоящая поддержка мы висим на телефоне, не в силах предоставить ее в полной мере. Наверное, ответ лежит на поверхности: человек страшится своей слабости, считая, что его в этом только упрекнут и скажут, что сильные должны стоять до последнего, как слабый духом.

— Прости, сынок, — слышу, как мама утирает нос платком, это был ее взрыв — последняя капля, и снова в ней виноват отец. Слезы мамы все принадлежат только ему, ведь из-за него она навсегда осталась в тени. В юности часто видел, как отец развлекался в клубе с танцовщицами, и я безумно презирал его, высказывая недовольства. Но потом вдруг все стихло, когда мама поставила ультиматум ему, что уйдет и расставит точки во всех смыслах. Тогда удивился не на шутку, почему вдруг мужчина так резко ограничил себя. Что между ними произошло, для нас с Марком осталось за закрытыми дверями.

— Прошу, перестань, — взмолился, а затем соскочил и начал собираться. — Я приеду домой, давай поговорим. Знаю, многого не скажешь, но может легче станет, — предлагаю маме свою помощь и поддержку.

— Нет, что ты, — тут же спохватилась она, подбадривая саму себя. — Я в порядке, правда. Просто, я так рада, что ты вернулся, до сих вор в голове не укладывается, — хохотнула, и ее смех отдался мне болью в груди. Чувствую себя последней скотиной, что пытался оборвать все концы, забываясь среди толпы и бесконечной работы. Но все мы эгоисты, если чувствуем душевную боль, не считаясь с родными и их переживаниями.

— Ладно, — соглашаюсь с ней. — Я собрался. Буду через час в клубе. Не предупреждай его, я еще не готов к тому, что увижу при въезде, — рассмеялся, понимая двусмысленность слов. Мама бодро хохотнула, как будто знала всю подноготную на заведение отца и то, чем ему приходится заниматься. Но выбор был у каждого, а значит, мой отец его совершил сам.

— Договорились, — с улыбкой отвечает, довольная результатом. — Кстати, Диана сегодня забрала вещи из нашего дома, — издалека начинает мама, выводя на разговор. Все, хватит. Пора расставить все по местам, и чтобы больше не было ко мне этих вопросов с намеками.


— Мама, между мной и Дианой нет отношений. Никаких, — последнее слово произношу, чуть ли не по слогам, донося всю суть мыслей. — Она не понимает, что я не хочу быть для нее значимым. Сердцу не прикажешь, но она упорно и настойчиво окучивает меня, — стараюсь перевести в шутку, но Зою Степановну не проведешь.


— Значит, был повод, — резко замечает.

— Да, был. Бар и выпивка, — коротко отвечаю. И мама охает, понимая весь смысл двух слов.

— Ну, девушка совсем беспринципная, я удивлена, как она вообще оказалась в психиатрии, — возмутилась, шурша бумагами на заднем плане. — Ее перераспределили к Власову? — задает вопрос как бы между прочим, но меня удивляет информированность матери.

— Откуда узнала?

— Да она сама сегодня все утро судачила, дорогой, — вновь возмущается, и начинает полный пересказ поведения моей напарницы. Нового ничего не узнал, но, хотя бы теперь понял, как моей маме стало известно о переезде Дианы вслед за мной. — Ладно, — заканчивает, — езжай, и будь осторожней, дорогой. Диану держи на чеку, — советует, глубоко выдыхая. — Не нравится мне она, Лёня. Слишком напористые девушки порой после себя оставляют бардак.

— Да, знаю, — соглашаюсь с матерью, затем беру пальто и ключи от машины. — Я наберу тебе чуть позже.

— Хорошо, — и мама отключается.

Что ж, Зоя Степановна знает толк в женских премудростях, и наверняка, раскусила Диану, что та скорее покинула мой родительский дом, чтобы не слушать поучительства.

Выехав на трассу, немного расслабился, а потом включил проигрыватель, ставя мелодию классического исполнения. И, как нарочно, следующим треком стала музыка Чайковского «Лебединое озеро». Я помню каждый момент исполнения танца своей Оли, как жена вживалась в эту роль, отдавая всю свою душу. Порой казалось, что еще чуть-чуть и она действительно превратится в эту лебедь, и весь зал узрит её могущество белых крыльев. На миг прикрываю глаза, будто вживую вижу ее лицо перед собой. Но это настолько мимолетно, что я не успеваю рассмотреть каждую частичку вспыхнувших чувств и оттого мое сердце вновь набирает обороты. Чувствую себя обманутым и покинутым, словно все, что со мной было прежде рядом с Олей — это выдумка моего сознания. И я, как мотылек, все время лечу к свету, только луч удаляется от меня, заманивая сиянием. Верю до последнего, что мы встретимся. Возможно, многое придется понять и где-то простить. Свою ошибку давно проанализировал, и теперь готов с чистой совестью начать сначала.

Глава 12

Когда мы с Марком были подростками, часто слышали от отца его байки об основании клубов элитной мафией. Для нас, мальчишек, это казалось таким могущественным и нечто выдуманным, что порой представляли, как мы оба были бы частью всего этого. Отец смеялся над нашими фантазиями, но позже, каждая шутка постепенно превращалась в правду, сказанную им. И взрослея, я понимал, что наш отец давно решил за нас двоих с Марком, кто станет его правой рукой. Вот только Островский-старший чего-то боится. Почему вдруг вызвал на разговор меня? И постоянно просит помощи у не пригодного сына. Задумываясь о родительских отношениях к детям, давно понял только одну единственную суть — если до рождения детей, пара была не мила друг другу, то и ждать сверхъестественного тоже не стоит. Дети не механизм манипулирования, а живое порождение самих себя. И какой бы целью не был задан путь, ты не вправе решать за жизнь своего ребенка — это уже чужая судьба. Родители моей Оли, Ирины, Максима Бесова и наши с Марком пренебрегли этим правом, оттого теперь страдают все. Я восхищен Власовым-старшим и его супругой. Пусть оба в разводе, но сумели в моем друге воспитать веру в обоих. Неважно, что оба виноваты в собственных неудачах, и тем не менее, сыну не дали почувствовать этого болота развратных чувств обеих душ.

Наконец, подъехав к клубу, я припарковался. Долго не решался глушить мотор, намереваясь передумать и уехать. Но что-то останавливало меня. Всматриваясь в фасад пятиэтажного здания, выполненного в готическом стиле, отметил, что многие элементы в силу времени были заменены или отреставрированы. Теперь в свете софитов, клуб был освещен, словно таким образом призывал потерянных в своих жизнях людей. Когда студентом мне вручили дело отца, я не растерялся, и слился с массой, среди которых были разные по рангу члены клуба: начиная от простых работников и заканчивая главарями местных группировок. Они знали кем я был и приходился главному клубу. Власть отца притупила в них порыв убить меня в ту же секунду, как только переступил порог «Бурлеска», но накал страстей был лишь замаскирован. Недовольство убийц осталось при них, но как только меня перенаправили — все вздохнули полной грудью. В один миг я стал неудобным, и ощутил на своей собственной шкуре презренные взгляды людей, которые когда-то относились ко мне совсем противоположно. Крепко сжимаю руль, до треска кожаной оплетки. Черт возьми, я должен перебороть в себе свой собственный страх, а затем переступить порог «Бурлеска». Должен встретиться с отцом с глазу на глаз, и понять, врет ли мне мой родитель о тех трех трупах, нашпигованных наркотиками. Встречаюсь со своим взглядом в зеркале заднего видения. Глаза уставшие, а мешки под ними свидетельствуют о сильном недосыпании и переутомлении. Заглушив мотор, вышел на свежий воздух, который мигом охладил мой разум, освобождая от сотни мыслей. На парковке стояло множество машин различного класса, начиная от бронированных джипов и заканчивая несколькими черными лимузинами. Как всегда, любители экстравагантных показов собираются пронаблюдать за сценами, которые происходят на закрытом четвертом этаже. Нахмурившись, оценил обстановку вокруг. Охрана проводила обход по всей территории вдоль массивного бетонного забора в пару метров в высоту. Эта мера безопасности предпринята отцом, когда мы с братом были еще подростками. В период нестабильности, многие члены ночной жизни желали занять лакомое место здесь.