‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ты ответишь за каждый день, проведенный Олей в этом сраном заточении, как и Каролина! — не сдержав порыва, отвечаю зло и с ненавистью. Брат в моих глазах пал окончательно, теперь передо мной стоит мучитель. Еще один. Тот, кому нужна мнимая властность и владение клубом, чтобы показать, кто он такой и на что способен. Только рано Марк радуется. Первый шаг и последний останутся за мной.

— И как я отвечу? — с вызовом интересуется. — Перед судом? Перед тобой и семьей, которой никогда не существовало? — делает пару шагов ко мне, сжав руки в кулаки. — Давай! Выстрели в меня, и вся проблема решится в два счета, — смеется, ухмыляясь. — А все было гораздо проще, — мотает головой. — Отец отнял у меня мою любовь, наплевал, — я слышу в голосе Марка отчаяние, чувство потери. Он действительно любил Диану, только были ли эти отношения для него важны. Кажется, он до сих пор не отдает отчета себе, что променял ее на месть отцу, когда как тот сделал то же самое. Замкнутый, гребаный, круг. А мы стали средством достижения для мщения.

— Тебе следовало отступить, — говорю тихо, но он слышит, подняв на меня свой взгляд, обдумывает.

— Чтобы ты занял мое место, так? — сузив глаза, спрашивает.

— Оно мне никогда не было нужным.

— Не поверю, — мотает головой.

— Твое право. — Сказал, как отрезал, и Марк стал обдумывать мое предложение.

Наступила гробовая тишина, и только слышны наши учащенные дыхания. Каждый думает о своем, но я продолжаю стоять на одном месте, направив пистолет на Марка. До сих пор в ушах звучат его слова, что он был причастен к похищению моей пушинки. Все это время, глядя в мои глаза, он знал, где она. И как плохо мне. Сочувствие? Нет, о нем никогда не шло речи. Месть из-за Дианы? Да, наслаждался, получая толику удовольствия, пусть и скрытого. Но мщение было безуспешным, все равно остался ни с чем, и теперь в нем пробуждается новая волна: Марк считает, я стал тем, кто рвался на его место.

— Тебе нравилось трахать мою Диану? — вдруг тишину разрывает его вопрос о моей бывшей напарницы. Смотрит на меня в упор, чтобы разглядеть, где я солгу, а может и правду скажу. — Нравилось то, что она была и в моих руках? — Это уже походило на безумие отчаявшегося. — Нравилось представлять, что Диана — это Оля. Твоя пушинка. Она ведь даже стала подражать ей, обливаться блевотными ванилями, говорить так же, чтобы дурить тебя. Травить тебя.

Увидев, что я нахмурился, Марк стал снова истерично хохотать. Уперев руки в бока, наслаждался тем, что я упустил из виду.

— Диана травила тебя психотропными. Так я попросил, чтобы свести тебя с ума, — зло ухмыляется, посматривая искоса. — Неужели не слышал никаких голосов? — притворно ужаснулся, вскинув брови вверх. — Вижу, что ты понимаешь меня, и теперь наверняка охреневаешь, — Марк доволен собой.

— Что ж, пусть это останется на совести твоей подружки, — сжимаю в тонкую полоску губы. Я должен был догадаться, что со мной происходит неладное. Но ведь я выбросил баночку, думая, что эти таблетки напротив помогают мне. Оказалось, все иначе. И пазлы встали на свое место. Диана намеренно травила мое сознание, постепенно заменяя пушинку. Обезумев от принятых лекарств, просто терялся во времени, но ассоциации, которые всплывали рядом с бывшей напарницей сыграли роль, я шел на их зов, желая почувствовать в объятиях свое самое ценное — мою жену.

— На совести? — снова повышает тон голоса, срываясь. — Дианы нет, ее убила твоя балерина. И, знаешь, я заставлю ее заплатить за это, — уверенно заявляет. — Вот только разберусь с тобой. А потом займусь матерью и ею. Между прочим, Авраам уже заждался в гордом одиночестве. Каролина, наверняка, станцевать успела на его трупе.

— Значит, наша встреча была тобой полностью спрогнозирована? — с прищуром смотрю на Марка, и тот довольный, кивает мне.

— Естественно, братец, — цыкает. — Было так легко вывести из себя этого придурка, просто случайно обронив фразу, что твоя пушинка нашлась. Дочь, — будто знающе, задумывается, — единственное дитя, ради которого Авраам потерял рассудок, и был готов на любой глоток информации о ее местонахождении. И я дал, — гордо заявляет. — Контакты, где потом произошла эпическая встреча с любимой женой. Осталось доставить недостающий элемент. На складе, возле Москвы-реки, где твой дружок мент часто с горя глотку заливает.

Приблизительно, я понимал, о чем говорит Марк. И даже знал, где это место.

— Ты совсем с катушек съехал, — констатирую очевидное, и Марк просто жмет плечами.

— Наверное, — оскал буквально безумнее прежнего. — Ох, чуть не забыл, — хлопнул в ладоши. — А мама то наша в курсе, что любимый сыночек прихлопнул папашу. Она ведь безумно любит его. Что же делает эта любовь с нашими мозгами, — задумчиво протягивает, приподнимая подбородок, Марк смотрит на лестницу. И тут я понимаю, что за моей спиной стоит наша мать. Просто так брат бы не стал говорить об отце, да еще с таким намерением, чтобы вокруг очернить все, кроме себя самого.

— Что? — вырвался всхлип из мамы. Я тут же обернулся. Она накрыла ладонями рот, ошарашена этой новостью, ведь я ушел от ответа, когда она напрямую спросила, чья была кровь на моей груди. Казалось, по моим глазам Зоя Степановна прочла, но продолжала уверять себя в обратном. Надеялась, а теперь ее ожидания рухнули. Женщина мигом спустилась с лестницы. И я поспешил перекрыть путь, чтобы она не приближалась к Марку. У того на уме могло возникнуть все, что угодно. Конечно, брат это видел, и ему было смешно от моего волнения за мать, которая нас растила в ужасных обстоятельствах. Мама сначала зло метнула взглядом в Марка, а потом посмотрела на меня, ожидая пояснения.


— Это правда, но… — начал я, больше не желая таить перед ней. В любом случае, правда всегда была больнее лжи, это как аксиома, которую давно доказали, только теперь она стала независимой от гипотез. — Отец пытался убить меня. У меня не оставалось выбора, — честно отвечаю матери. Она так сильно побледнела, что казалось, сейчас рухнет на пол, потеряв сознание. Но на удивление, мама просто кивнула, затем обошла меня, встав ровно посередине между своими сыновьями. — Мам, — зову ее, желая уберечь. Хочу накричать на нее, чтобы она ушла отсюда. Чтобы смогла быть рядом с Олей. И вообще, какого хрена Власов-старший ее отпустил, ведь я просил следить за ними обеими в оба. Но она взмахнула рукой, останавливая меня на полуслове. Что-то обдумывает, а потом я замечаю, как по ее щекам потекли дорожки слез. Странно видеть мать между своими детьми, да еще и со слезами на глазах. Марку же было наплевать. Он просто стоял и наблюдал за разыгравшейся семейной сценой, но не спешил нарушать тишину. Даже, когда мама начала говорить, он продолжал молчать, будто полностью абстрагировался.

— Когда я вас рожала, — тихо начала она, а Марк закатил глаза, потому как мы оба знаем, что будет сказано дальше. — Я чуть жизни не лишилась, — женщина сначала смотрит на своего первенца. — Даже в утробе ты сражался с братом, чтобы быть первым, — ласково произносит, — уперся ручками в проходе, и не давал Леньке родиться первым. Потому мне сделали кесарево, — мама улыбается от своих воспоминаний, — тогда я потеряла много крови. Очень много, и разрывы практически были не совместимы с жизнью. Но, когда вас обоих мне положили на грудь. Всего лишь на долю секунды, я была счастлива. Мне было неважно, что я практически одной ногой стояла на том свете, я целовала ваши лобики. Даже сейчас помню тот аромат, — мама всхлипнула. — Я шептала вам двоим, что вы братья, и теперь должны быть рука об руку всюду и во всем. Это ваша судьба. Но, спустя время, все стало рушится на глазах. Владимир убил нашу семью, буквально застрелил каждого из нас. В том или ином смысле. Но я продолжала любить его, сыновья. Ради вас, и ради себя.

— Хватит этих соплей, — нервно завопил Марк, оборвав маму. Женщина дернулась, будто получила пощечину. Она смотрела на него долгим взглядом, знающим и понимающим. Мама сделала свои выводы.

— Ты превратился в чудовище, сынок, — она совсем отвернулась от меня и направилась к брату. Я хотел было воспрепятствовать, но замер, как вкопанный, не понимая, зачем она обнимает его, и что-то шепчет. Марк стоял неподвижно, даже не склонился перед матерью, чтобы ей было легче говорить. Он сверлил меня взглядом, холодея и бледнея. А потом резко оттолкнул женщину и разразился всяческими ругательствами.

— Хватит! — вопил, отступив от нас на несколько метров. — Замолчи! Как ты можешь говорить мне такие вещи при нем?! Мы никогда… — Марк задыхается от слов, — слышишь, никогда не станем единым целым! Потому что я ненавижу его также, как и тебя! — В этот момент весь мой мир буквально взрывается перед глазами, и все происходит, как в замедленной киносъемке. Брат вынимает пистолет и направляет его на меня, выстрелив.

— Стой! — заорал, выставил перед собой руку, но было поздно.

Звонкий шум рикошета раздался на всю комнату, и я услышал крик матери, которая кинулась на меня с безумным взглядом. Мама упала в мои объятия. Я же выронил пистолет, ловя ее в охапку. Не мог сообразить, отчего женщина закрыла глаза, пока вновь их не раскрыла, и теперь едва дышит.

— Лёня, — хрипит, но я не слышу ее звука. Это было ее последнее слово мне, и она закрыла глаза. Выстрел оглушил меня, или не в нем причина, а в шоке, который накрыл с головой. Ведь Марк только что выстелил в меня, а пулю словила мама. Подставила себя, чтобы спасти второго сына. Все еще находясь в шоке, видел, как Марк рванул вверх по лестнице. Тут меня будто молнией прошибло, я снова вернулся в реальность. Брат пошел за Олей. Он намерен доставить ее своим родителям, чтобы Каролина закончила план своего мщения Аврааму.

— Мама, прости, — голос надрывается, когда я укладываю ее бездыханное тело на пол. Грудь пропиталась кровью мгновенно. Прямое попадание в сердце. Когда только успел брат выхватить свой пистолет, и что ему сказала мать, так спровоцировав. Боже мой! Руки трясутся.