Они засиделись за обедом. Флора делала все, чтобы еще больше затянуть его, надеясь на то, что Уолтер появится до того, как они закончат. Затем дала специальные инструкции прислуге, чтобы постоянно поддерживали горячими рыбу и ягнячьи лопатки на случай возвращения мистера Лейбэна. Было начало десятого, когда они вновь вернулись в гостиную, которую тускло освещала одна лампа.

Здесь они сидели почти в абсолютной тишине. Флора расположилась на скамеечке у отцовских ног, глядя вверх на бледное небо и ожидая услышать звук шагов возвращающегося Уолтера. Марк полулежал в кресле, одной рукой ласково гладя дочь по голове, доктор сидел с другой стороны окна, устремив вперед прямой неподвижный взгляд. Даже осознание собственной вины не смогло изменить эти спокойные глаза.

Глядя на поднимающиеся и опускающиеся волны, он думал о том, какой груз они несли сегодня на себе. Уолтер ведь должен был колыхаться на этих веселых волнах, а те играли им. Доктор даже почти смог представить себе звук перемещаемого по дну океана тела. Он слышал скрежет гальки, то, что было когда-то живым человеком представлялось ему опутанным длинными скользкими водорослями, которые окутывали его наподобие платья.

И все это время Флора смотрела на дорогу и прислушивалась к каждому шороху, как будто художник мог еще вернуться к ней.

Пришла полночь, пока их маленькая компания пребывала в полном молчании, но они еще долго оставались на месте до тех пор, пока им не показалось бесполезным ожидать прихода мистера Лейбэна.

— У него, должно быть, некоторые неотложные дела в Лондоне, — сказал Марк, проведший все это время в полудреме.

— Но кто мог послать за ним, папа? У него никого не было в целом мире, по крайней мере никого, кто был бы ему интересен.

— Хм! У всех молодых людей есть тайные знакомства. Возможно, кое-кто из его собратьев по кисти, находящихся в затруднительном положении, обратился к нему, и он поспешил на помощь своим друзьям. Ты ведь знаешь, какой он импульсивный, таких гениев трудно судить по обычным меркам. Я думаю, завтра мы получим от него письмо или телеграмму.

— Хорошо, если так! — воскликнула Флора жалобно, — но я боюсь, что все-таки что-то случилось, какое-нибудь несчастье. Я не думаю, чтобы он мог так просто оставить нас. Доктор Олливент, — сказала девушка, внезапно обращаясь к нему, — что вы думаете по этому поводу? Есть ли основания для беспокойства?

С мольбой во взгляде она смотрела на него, как будто бы прося помощи у сильного мужчины. Ее маленькое личико выглядело бледным и измученным в слабом свете свечи, которую она держала. Девушка ждала обнадеживающего слова. Ее взгляд разрывал сердце доктора. Даже радостная мысль о том, что он постепенно сможет завоевать ее, не могла заглушить агонии чувства, возникаемого у него при виде девушки, и осознания того страдания, которое ожидает ее в связи с долгими днями надежды, тупым чувством неопределенности, или с той ужасной правдой, которую ей может открыть море.

Он не смог ей солгать.

— К сожалению, дорогая Флора, жизнь преподносит разные сюрпризы. Я склонен думать, что могло произойти что-то нехорошее.

Марк Чемни с негодованием повернулся к нему.

— Это недостойно тебя — говорить подобным образом, Олливент, особенно когда девочка нервничает, как сейчас, и чувствует себя совсем несчастной из-за этого бродяги, который сейчас где-нибудь развлекается.

Доктор Олливент пожал плечами.

— Всегда лучше готовиться к худшему, — сказал он. — Я не имел в виду ничего плохого. Я сказал только то, что может случиться.

— Да, ты похож на одного из тех греческих оракулов, о которых мы читали в школе и которые никогда не ошибались, поскольку никогда не говорили понятно. Тебе не следует пугать мою Флору своими странными речами.

— Пусть ей будет хорошо при мысли о том, что она находится рядом с тобой, — сказал доктор мягко, — это лучшее, что я могу посоветовать ей.

— И это действительно прекрасно! — воскликнула Флора. — О, папа, разве я могу жаловаться на что-либо, когда рядом ты.

Она бросилась в объятия к отцу и заплакала у него на груди от своих новых переживаний.

— Если он бросил меня, — сказала она надломленным голосом, — то я смогу перенести это.

— Бросил тебя, моя малышка! Ты думаешь, что относишься к тем девушкам, от которых может убежать молодой человек? — спросил отец мягко.

Доктор Олливент стоял в темноте и наблюдал за ее печалью. Ему было трудно все это выдержать, вспоминая о том последнем ударе, в который он вложил всю свою силу.

Глава 19

Затем был следующий день, и еще один, так медленно прошла неделя, но об исчезнувшем не пришло никаких новостей. Не было ни писем, ни телеграмм. Запросы, посылаемые мистером Чемни по округе, также не смогли пролить свет на таинственное исчезновение. Каждый в Брэнскомбе помнил молодого художника, почти каждый видел его, многие разговаривали с ним в тот день, но никому он не попадался на глаза после полудня. Видели, как он закрыл свой мольберт и передал его мальчугану, чтобы тот переправил его на виллу, а затем художник пошел через холмы по направлению к утесам, куря свою сигару.

Только один информатор мистера Чемни смог прибавить кое-что к уже известным фактам. Им оказался молодой рыбак, который вряд ли делал работу тяжелее, чем наблюдение за занятиями других людей. Он утверждал, что вскоре после того, как художник пошел к холмам, минут через десять или пятнадцать какой-то малый в вельветовом жакете и котелке отправился в том же направлении, возможно, следуя за мистером Лейбэном. При этом рыбаку показалось, что незнакомец имел довольно странный вид. Это было все.

Появление незнакомца в вельветовом жакете, даже при совпадении направления путей его и художника, едва ли было тем обстоятельством, которое позволяло прийти к определенным выводам. Уолтер был молодым и сильным и совсем не похожим на человека, способного стать жертвой какого-то проходимца. У художника было немного денег с собой, ценность представляли хорошие часы, не имеющие, однако, особенной привлекательности для грабителя. Поэтому мистер Чемни не очень обратил внимание на замечания молодого рыбака о странноватости незнакомца в вельветовом жакете и котелке.

Доктор Олливент, тронутый отчаянием Флоры, отловил свой отъезд, возможно, даже во вред своим профессиональным интересам и был целиком поглощен расследованием. Он не терял попусту времени на обсуждения, съездил в Лонг-Саттон и послал телеграмму на работу. Доктор телеграфировал также хозяйке дома художника, друзьям Уолтера в Сити и ждал ответы от них на станции.

Ответ был один и тот же в обоих случаях — ни хозяйка, ни друзья не слышали ничего об Уолтере Лейбэне с тридцатого июня, т. е. со дня событий, разыгравшихся на утесе.

Какой еще ответ мог ожидать доктор Олливент? Он взял с собой телеграммы и отправился обратно в Брэнскомб, чтобы показать их мистеру Чемни и его дочери.

Флора с отчаянием обратилась к нему.

— Как вы могли ожидать узнать о нем из Лондона? — спросила она. — Он либо встретил свою смерть здесь, либо сбежал от меня.

Последняя возможность была обиднее, чем первая, и она наиболее часто приходила Флоре в голову.

Любил ли он ее на самом деле или на него оказало влияние слишком очевидное желание отца об их союзе? Такая мысль унижала Флору. Страх, связанный с его неожиданной смертью, и стыд при мысли о том, что он покинул ее, что его исчезновение — только хитрый трюк, проделанный для того, чтобы избежать помолвки, теснились одновременно в ее голове и ей весьма трудно было все это переносить. Еще до того, как закончилась первая неделя с момента исчезновения Уолтера, девушка уже лежала в своей спальне совсем слабая и, казалось, заболевшая.

— Что делать? — спрашивал Марк Чемни в отчаянии.

— Мы должны доставить ее обратно в Лондон. Дорога не повредит ей, она не так уж и больна. Но если она останется здесь, будет слушать плеск моря, где все напоминает ей об ее исчезнувшем возлюбленном, то я не могу отвечать за ее здоровье и рассудок. А если он все-таки утонул и море отдаст его нам! Такой шок может быть смертельным.

— Ты думаешь, он утонул? — спросил Марк подавленно.

— Мне кажется это наиболее вероятным. Что-то должно было случиться с ним. Что может показаться более вероятным, как не то, что он отправился искать уединенный уголок, чтобы выкупаться, тем более, что его видели, идущим по направлению к утесам? В четверти мили отсюда есть небольшой песчаный овраг рядом с морем. Может, он пошел именно туда для того, чтобы выкупаться. Ты ведь знаешь, как он любил море.

— Да, но он был прекрасным пловцом.

— Он тебе только так говорил, — возразил доктор, — Все мужчины воображают себя отличными пловцами. Это одна из слабостей человечества. Кроме того, хорошие пловцы, как правило, плохо кончают.

— Это правда, — вздохнул Марк. — Бедный Уолтер. Я не могу представить себе, что он действительно ушел. Ирония судьбы! Я думал, что обеспечил своей девочке спокойное и счастливое будущее, когда сделал этого молодого человека ее защитником. Я знал, что обречен. Но откуда я мог знать, что над ним тоже нависла воля рока?

Последнюю неделю доктор Олливент был очень бдителен к каждой новости с моря. Он собирал все местные газеты и тщательно изучал статьи, связанные с несчастными случаями на воде. Волны вынесли не менее трех жертв на западном побережье за этот период, и доктор Олливент проделал много миль, чтобы изучить их останки. Но ни один из утонувших не имел даже отдаленного сходства с Уолтером Лейбэном. После такого рода мрачных опознаний доктор возвращался в Брэнскомб с некоторым облегчением.

Может быть, море навсегда спрятало тело художника. Снова и снова он размышлял над своим поведением в тот роковой день и понимал, что его единственно слабое место — это молчание Джарреда Гарнера, за которое, возможно, придется платить. Доктор прекрасно знал, что сошедшись с этим мужчиной, вставшим между ним и законом, он тем самым распрощался со своей прежней жизнью. Но при всем этом доктор думал о том, как же он все-таки смог так поступить. Он должен был признаться в той яростной схватке, признаться в том смертельном ударе. А как же быть с его профессиональным статусом после такого признания? Какой бы был у него тогда шанс на отношения с Флорой? Сказать правду, значило потерять все, а правда ведь не могла помочь мертвому.