– Не надо было тратить силы на других.

– Не ревнуй.

– И ты не ревнуй.

– Не могу. Об этом даже не проси.

– Вот и ты меня… не проси.

– Предлагаю тогда не терять время не только на сон, но и на бессмысленные разговоры. Москву хорошо знаешь?

– Не знаю вообще.

– Тогда, я покажу тебе Москву.

– Звучит, как песня.

– А на деле – ещё лучше.

Они возвращались в Питер почти не разговаривая друг с другом. Каждый думал о своём. После дня в Москве, который теперь казался лишь иллюзорным глотком воздуха в том вакууме, где они должны были оказаться совсем скоро, всё могло измениться уже через несколько часов.

Есения смотрела на то, как за окном пролетают вечерние пейзажи, и думала о том, как быстро её жизнь стала кардинально другой. Будто какой-то невидимый сценарист, который прописывал её жизненный путь, решил подшутить над ней, и перевернул кверху тормашками её существование. И всё катится куда-то, как в замедленной киносъёмке.

Глеб остановил джип на заправке, молча вышел, достал сотовый и кому-то позвонил. Еся наблюдала за ним, только сейчас осознавая, какую ношу он взял на себя в попытках уберечь её от того, что ей предстояло. Несмотря на возраст, он говорил и делал вещи, на которые не всегда был способен даже взрослый мужчина. В этих его попытках защитить её от всех, он сам был уязвим, и это вызывало у Есении какую-то острую, щемящую нежность, рождающуюся глубоко в душе.

– Кому звонил? – спокойно спросила она, когда он сел обратно в машину, и они отъехали от заправки.

– Отцу. Он пытался дозвониться весь день.

– И что он сказал?

– Встретиться хочет.

– Прямо сейчас?

– Да. Только тебя домой закину и скатаюсь.

– Почему я не могу поехать с тобой?

– Потому что не можешь. Я так решил.

– Глеб, в этом всём замешан не только ты. Но и я.

– И что?

– Я не хочу, чтобы ты всё решал в одиночку.

– Я учёл твоё пожелание, но уже решил, что разберусь со всем сам.

– Какой же ты непробиваемый.

– Ты знала, на что шла.

Еся невесело усмехнулась. Пожалуй, она действительно знала, на что шла.

Она успела три раза перемыть всю посуду, перестелила бельё во всех комнатах необъятной квартиры, которая без Глеба казалась пустынной, посмотрела телевизор и даже умудрилась приготовить какое-то подобие позднего ужина из того, что нашлось в холодильнике. А Кузнецова всё не было. И даже позвонить ему она не могла. Она вообще ничего не могла. Без документов, вещей, сотового… Без прошлой привычной жизни, о которой она не жалела, но в которой ей было относительно комфортно.

И всё потому, что они с Глебом – два чокнутых придурка, которые не смогли сделать всё по-человечески. Она, как бабочка, летела в его огонь, думая, что может играть с пламенем и не обжечься. А он был слишком упёртым, чтобы этот пожар хоть немного притушить. Тем, наверное, и цеплял.

Еся сходила в душ во второй раз за вечер, после чего надела футболку Глеба, подошла к зеркалу и стала рассматривать себя. В последнее время это вошло у неё в привычку. Сейчас на неё смотрела напуганная невысокая брюнетка, в которой Еся не узнавала саму себя. Лихорадочный блеск в глазах, покрасневшие губы, бледная кожа. Обычная… каких миллионы. Что в ней нашёл Глеб, у которого таких было сколько угодно? Он ведь мог менять женщин, как перчатки, хоть каждый час. А выбрал почему-то её. И теперь ей приходится уговаривать себя, что она верит. Верит ему, себе и в то, что у них это надолго.

В двери повернулся ключ, и Есения вздрогнула. Страх, что вместе с Глебом приедет его отец или, что хуже, Сергей, заставил её на мгновение замереть на месте. После чего она быстро, почти бегом, направилась в прихожую.

– Ну? – выдохнула она. Это было всё, на что у Еси хватило сил.

– Держи. – Глеб протянул ей её сумку и принялся стаскивать кроссовки. – Остальное сможешь забрать, когда захочешь.

Еся заглянула в сумку – сверху лежал сотовый, ниже что-то из белья. Кошелёк тоже был на месте.

– Откуда она у тебя?

– Отец отдал. Со словами, что я ему больше не сын.

– Глеб…

– Да херня это. Я даже не удивлён.

Он шагнул к ней и неожиданно крепко обнял, так, что Еся охнула.

– Натворили мы с тобой дел, Кузнецов, да?

– Есть такое дело. Но я за себя не волнуюсь. Ты – другое дело.

– А я-то что? – Еся отступила на шаг и посмотрела на Глеба пристальным взглядом. – Или он передал что-то от Сергея?

– От Сергея – ничего. От себя только то, что такие подставы не прощаются. Это если без мата. Пойдём в кухню? Надо поговорить.

Есения ненавидела беседы, которые начинались с этой фразы. После неё обычно следовал какой-нибудь конец света местного масштаба, но выбора у неё не было. Она прошла следом за Кузнецовым на кухню и без сил упала на стул, бросив взгляд, полный сожаления, на плиту, где стояла сковорода с запечённым мясом и фасолью. Подобные простые радости в виде совместного ужина и вечера вместе, когда они с Глебом просто повалялись бы и посмотрели телевизор, вдруг показались ей чем-то недосягаемым.

– Я не люблю слова «надо поговорить». Они предваряют какую-нибудь хрень.

– Боишься?

– Кузнецов… Ты хочешь испытать меня на прочность? Запас не так уж и велик.

– Нет. Не хочу. Хотел бы – свалил бы всё на тебя и дело с концом. – Он помолчал, глядя на Есю. Молчала и она, ожидая, что Глеб скажет дальше. – Почему в некоторых сделках ты выступаешь как одна из сторон? – наконец, задал он вопрос.

Есения вскинула брови. За пять лет совместной жизни со Стрельцовым она не имела никакого касательства к его делам и уж тем более сделкам. И понятия не имела, как в принципе всё это происходит.

– Не знаю. У него есть моя генеральная доверенность. Больше никаких сведений у меня нет. Это имеет значение?

– Разумеется. Он же теперь так просто тебя не отпустит. – Глеб подался к ней, и в его глазах загорелся недобрый огонёк. – Эта сволочь, Стрельцов, будет держать тебя на крючке до того момента, пока ты будешь ему нужна. Ты это понимаешь?

– Глеб, мне кажется, ты утрируешь… Всё это решаемо, – попыталась запротестовать Еся, сама не зная, кого уговаривает – его или себя.

– Это ни хрена не решаемо, Еся, – неожиданно взорвался Кузнецов. – Ты просто не представляешь… Отец сказал, что там замешаны такие деньги и связи, что нам и не снились.

– Но я-то здесь причём? – Есения и вправду не понимала, почему Глеб так злится. – Я же вообще об этом ничего не знаю.

– Ты – не причём. – Он поднялся из-за стола, взъерошил волосы на затылке, после чего оперся руками на столешницу и подался к Есении. – Если эта сволочь Стрельцов использует всё, чтобы оставить тебя рядом с собой, клянусь, я его убью…

– Глеб, ты утрируешь, правда. – Она впервые видела его в таком состоянии, и это её пугало. – Ему наплевать на меня, он и пальцем о палец не ударит, чтобы сделать что-то для того, чтобы меня, как ты выразился, оставить рядом с собой.

– Какая ты наивная.

– Может быть. Но с этим человеком я прожила пять лет.

– И даже не знаешь, в скольких сделках выступала главным действующим лицом?

– Разве это важно?

– Если ты нужна Стрельцову – важно.

Есения поднялась на ноги, подошла к Глебу и крепко прижалась к нему, обнимая руками. Вот бы всё это закончилось, и они с ним остались бы вместе. Уехали бы в Москву. Он бы занимался своими тату-салонами, она – тоже устроилась бы на работу. Еся бы выполняла все его правила, а он – окончательно бы понял, что не зря выбрал её тогда, когда приехал к Колесниковым и совершенно по-наглому ввалился в её спальню ночью.

– Я нужна только тебе, Кузнецов. Ведь нужна же?

– Нужна. Только ты и нужна. Поэтому запомни мои слова, Еся. Если Стрельцов будет ставить нам палки в колёса – а он будет, потому что считает тебя своей – я его прикончу. Убью своими руками и мне по херу, что после этого со мной будет.

– А со мной?

– А ты будешь свободна. Это главное.

– Свободна и без тебя. Счастье-то какое!

– Мне не до смеха, Еся. Я всё сказал. Я его убью. Пусть только попробует сделать что-то, чтобы удержать тебя рядом.

Он с силой разжал её руки и вышел из кухни, оставляя Есе два желания: пойти за ним и остаться на месте. И она выбрала второе. Ей только предстояло узнать его лучше, чтобы понимать, когда стоит быть рядом, а когда нет. Сейчас – не стоило. Есения всё ещё помнила его безумный взгляд и слова о том, что он убьёт Сергея. И ей нужно было понять, что сделать, чтобы успокоить этого зверя, готового вырвать цепи с мясом и совершить то, что будет невозможно исправить.

– Есенин, ну вы и кашу заварили! – сходу заявила Виола, едва пришла на встречу с Есей. Она плюхнулась на диван напротив и отложила сумочку. Отмахнулась от нарисовавшегося рядом официанта, положила локти на стол и подалась к подруге: – Я вообще ни черта не знаю, что произошло, но даже меня осколками накрыло.

– Колесникова, когда ты так говоришь, мне вообще хочется смотаться на Аляску.

– Найдут, Есенин! – Виола округлила глаза и проговорила страшным шёпотом: – И там найдут.

– Не нагнетай. – Еся поморщилась и отпила сразу половину стакана морса. – И так несладко.

– А что несладко-то? Такая-сякая, сбежала из дворца?

– Было дело. Что ты об этом знаешь?

– Да ничего особенного. Но Сергей твой мне звонил.

– Боже. Зачем?

– Узнать, нет ли тебя у нас с Жорой, очевидно.

– Откуда он узнал твой номер?

– Из твоего сотового.

– Блин.

– Ага. Белая ночь, почти рассвет, – она провела рукой перед собой, – звонок от Есенина. И мужской голос в трубке.

– Кошмар, как стыдно. – Еся прикрыла лицо руками.

– Угу. Я уже было решила, что это Сергей Александрович собственной персоной. Ан нет! Сергей, да не Александрович.

– Колесникова…

– Ну, что Колесникова? Я прусь от понимания, что моя подруга на четвёртом десятке, наконец, позволила себе все эти безумства.