- Ну вот как их можно не любить? - разжевывая жареный пирожок, со смаком произносит Вера.

- Но делать-то их тяжело. Два с половиной часа. Жесть.

- Не тяжело. Просто по времени небыстро. Но раз в месяц можно побаловать Глебушку, не находишь?

- Да. Раз в месяц можно.

- Еще парочку раз сделаем вместе, а дальше сама уже будешь колдовать.

- Я все же решила поехать на день рождения Глеба, только вы ему, пожалуйста, не проболтайтесь.

- Не нравится мне эта идея, Сонечка.

- И вы туда же, как и Оля.

- Ну а куда же еще? Одна и в Париж. Глупость ты удумала, Соня.

- Нет. Я справлюсь. Я этого очень хочу.

- Ну как знаешь.

- Всем здрасти, - синхронно поворачиваемся на дверь. - Охрана охраной, но какого черта вы держите дверь нараспашку? Не май месяц на дворе. Про экономию электроэнергии не слышали?

- Ой, Леночка, привет. Это я Гене открыла дверь. Ну ты же знаешь, что он тот еще ссыкунишка.

- Я – знаю. А про Леночку я не в курсе, - грубовато бросает эта стерва, подходя к столу.

- Все, все, прости, Анжелочка.

- Прощаю, - целует Веру в щеку. Вот тебе и раз!

Окидывает меня оценивающим взглядом и встает рядом, закатывая рукава белоснежной рубашки.

- Как там уроки сексуального воспитания для Сашеньки? - очень мило интересуется Вера.

- Все отлично, - берет стул и опирается о спинку двумя руками, чуть нависая надо мной. - Наглядно показала ей, как саму себя удовлетворить с помощью руки. Надеюсь, этого ей хватит, - недолгая пауза, которая поставила меня в тупик. - Шутка. Я тупанула и вступила не в тот мамкинский чат, поэтому, к счастью, мне пока не надо рассказывать ей о плотских утехах. Итак, София как тебя там Викторовна, расписывайся на каждой страничке там, где галочка. Держи, - протягивает мне ручку, демонстрируя длинную надпись на предплечье.

- Мне никогда не нравились татуировки на женщине. Это очень некрасиво. Вера, а вам? - неожиданно для самой себя произношу я.

- Мне тоже. Это неженственно. Я говорила Анжеле, что делать ее не стоит, но вышло в целом неплохо. Хорошо что никаких животных и громоздких рисунков. Надпись можно пережить.

- А по мне все равно некрасиво. А что означает твоя надпись? - указываю ручкой в сторону ее татуировки, на что Анжела усмехается в голос.

- Доебусь до всех, - секунда и ее рука сильно дергается, так же как в кино, когда бьет током. - Сука! - еще секунда и снова то же самое, но, кажется, что уже с чуть меньшей силой. Я бы сказала, что это знак свыше и Боженька наказывает ее за слова в мою сторону, но нет. Дело в браслете.

- А что, браслет и на суку тоже реагирует? Разве сука – это не словарное слово? - обеспокоенно интересуется Вера и еще через секунду стерву снова бьет током.

- Как видишь, не словарное. Давай ты больше не будешь повторять его. А ты подписывай давай, - зло бросает она мне. Только не ржать. Не ржать!

Ставлю свою подпись аж на десяти страницах, не особо задумываясь, что вообще подписываю. В конце концов, Глеб же предупредил.

- Вспомнила, что мне напоминают татуировки. Зэков. Вот, - удовлетворенно произношу я, подписываясь на последней странице.

- Ну все правильно. Меня как раз с зоны недавно выпустили.

- Досрочно?

- Точно.

- Жаль.

- Я хорошо себя вела.

- Судя по матам – нет.

- Девочки, прекратите, - вмешивается в нашу перепалку Вера. - Леночка, выпей с нами кофе, дорогая. Ой, прости, Анжелочка.

- Нет, спасибо, Вера. Мне здесь не слишком рады, так что я, пожалуй, пойду, - забирает документы со стола.

- Ой, да брось, дорогая. Когда тебя это останавливало?

- А действительно. Чего это я? - секунда и она садится за стол напротив меня, откладывая документы в сторону. Делает какой-то странный жест губами, смотря на меня, демонстрируя при этом на мгновение зубы. Выглядит это… устрашающе.

- Сонечка, не обращай внимания. Анжелочка выросла в стае собак.

- В стае собак? За что ты так со мной, Вера? - чуть улыбаясь, произносит Анжела.

- Да, если быть точной в стае собак, которые на самом деле оказались волками.

- Даже так? Стесняюсь спросить, а жила я где? В хижине?

- В лесу. Вот волчатки ее и воспитали, - совершенно серьезно произносит Вера, смотря на меня. - И мы получили такую Анжелочку.

- Ааа… так я маугли?

- Ты, Леночка, недотраханная волчица, а не маугли.

Ржу. В голос. Даже хрюкаю. Не припомню, чтобы так веселилась от простого разговора. Особенно учитывая, кто является непосредственным участником этой беседы.

- Ты бы вообще помалкивала, София Викторовна. Или хочешь, чтобы мы и твою сексуальную жизнь обсудили?

- Обсуждай. У меня есть муж.

- А у меня Федя.

- Федя – это ее кот, Сонечка, - тут же добавляет Вера.

- Вера, ты чего меня так топишь? За что? - наигранно удивляется стервозина.

- Не говори глупости, я любя. Пей кофе и ешь пирожки. А то ты, кажется, схуднула. Даже грудь уменьшились.

- Тебе кажется, мои сиськи на месте. И даже еще не обвисли. Значит, сидим жрем, девочки? А Глебка вот схуднул у Парыжу-то, - демонстрирует какой-то бабкинско-деревенский стиль речи и берет в руку пирожок. Разжевывает с таким удовольствием, что у меня в очередной раз текут слюни. - Чувствую прям, как масло обволакивает стенки моего желудка, поджелудочная плачет горькими слезами и печень жалобно стонет. Ой, как стонет, ням-ням-ням-ням. Вера, ну зачем ты это делаешь?

- Не я, а мы. Пирожки приготовили мы с Сонечкой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Ну тогда спасибо вам обеим. Очень вкусно.

- Пожалуйста, Анжелочка, - добавляет Вера.

Меня дико бесит, что эта хамка называет Веру на «ты». Но еще больше бесит, что сама Вера это не только позволяет, но и поощряет. Видно невооруженным взглядом, что Вера не просто ее хорошо знает, но и относится к ней крайне положительно. Еще и кофе ей заваривает. Да и в щеку позволяет себя целовать. Да, отношения между ними явно близкие. И это раздражает.

- Почему ты сказала, что Глеб похудел? - как можно спокойнее спрашиваю я, отпивая чай.

- Наверное, потому что не ест то, что мы. Или вообще не ест, что более вероятно. Мужики же вроде не жрут, когда все в работе. Или я не права? Вера, что ты на это скажешь?

- Мой Коля и так был дрыщом, но да, когда ремонт в доме делал, приходил только после того, как ударю его чем-нибудь. Спокойно не понимал, даже криков не понимал. Только с помощью ударов. Причем приходил все равно только к вечеру, понятное дело, никаких борщей уже не ел, только то, что было на второе. Да и то аппетита уже не было, клевал что-то для вида и все.

- Ну вот, я же говорила.

- Он что сам взял и сказал тебе, что не ест? - вновь возвращаюсь к волнующему меня вопросу.

- Нет, конечно. Мне показалось, что на лицо схуднул.

- Ты ездила в Париж?! - слишком эмоционально бросаю я.

- Ты, наверное, не знала, но для того, чтобы увидеть чью-то человеческую или не очень морду, достаточно нажать на кнопочку видеосвязи.

- Ясно, - опускаю взгляд на стол и снова отпиваю чай.

На душе в миг становится паршиво. Мы столько переписывались с Глебом, звонили друг другу, но ни разу за две недели никто из нас не предложил перейти на видео. А теперь какая-то Анжела говорит о том, что он похудел. Что это вообще такое? Почему я ни разу не нажала на видеозвонок? Бестужев скорее всего специально не предлагает мне видеозвонки, хочет, чтобы это сделала я. Он меня выводит на нужные ему эмоции. И ночевка в кабинете и в гостевой комнате – это только подтверждают. Я это поняла только недавно. Правда, от этого не легче. Мне неприятно то, что сидящая напротив меня женщина спокойно общается с ним по видеосвязи, а я – нет. Правда, тут кроме себя никого не обвинишь.

Еще несколько минут я пыталась делать вид, что слушаю разговор. А потом сдалась и, к своему удивлению, извинившись, покинула кухню. Я даже не задумывалась над своим внешним видом. Знаю, что на голове полная хрень, да и на лице ноль косметики. Но это не остановило меня ни на секунду. Я, просто не раздумывая, нажала на видеозвонок. Сердце стучит как ненормальное, но, кажется, на мгновение останавливается, когда через несколько гудков на экране появляется Глеб.

- Давно не виделись, - улыбнувшись, произносит Глеб.

- Давно, - киваю как дурочка, закусывая губу.

Рассматриваем друг друга как любопытные дети. На языке крутятся сотни слов, а произнести ничего не могу. Пытаюсь всмотреться в хорошо знакомое лицо и найти доказательства того, что он похудел. Но все, что я замечаю на данный момент – это расстегнутую на несколько пуговиц рубашку и бороду. Усмехаюсь в голос, когда осознаю, что оказывается я соскучилась по этой самой бороде. И если еще сегодня утром я задумывалась над тем, стоит ли мне поехать к нему на день рождения в Париж, наплевав на запреты Ольги, то сейчас у меня нет никаких сомнений. Поеду и все.

- У тебя все хорошо? - произносит Глеб, чуть улыбнувшись.

- Почти. А у тебя?

- Почти, - повторяет за мной, взъерошивая рукой волосы.

- Я задам один вопрос, только как мы договаривались – не врать. Лучше смолчать.

- Хорошо. Только напомню тебе, что ты первая нарушила запрет сегодня, соврав про прибор для пяток.

- Это другое. Стыдно-позорное.

- Ну ладно. Давай. Обещаю ответить честно, если это не вопрос про первую встречу.

- Не первую. Встреча в опере. Это ведь не просто так?

- Не просто, - без заминки отвечает Глеб.

- Марта?

- Она самая.

- Понятно.

- Почему вдруг вспомнила?

- Не знаю. Наверное, об этом напомнила твоя белоснежная рубашка. Ту, если ты помнишь, я обслюнявила.