— А я брожу не просто так. — Ободренный ее реакцией, Клертон несколько успокоился. — У меня такая привычка: прежде чем принять решение об открытии филиала компании в каком-нибудь городе мира, я сначала долго гуляю по улицам, пытаюсь его почувствовать. Поверьте, что это правда. Если мне удается услышать ритм города, почувствовать его дыхание, то и коммерческие дела здесь пойдут хорошо, а если нет… Так, например, было в Барселоне. Фирма, конечно, не разорилась, но дела шли как-то вяло, прибыль минимальная, в общем…

— А в какой фирме вы работаете? — вежливо поинтересовалась Оксана, уже с некоторым интересом разглядывая англичанина. Тот почему-то опять смутился, поправил узел светло-серого галстука и пробормотал:

— Я владелец фармацевтической компании, занимающейся производством лекарств из натурального сырья. Знаете, такие флакончики и коробочки с волнистой желтой этикеткой и символическим соцветием на ней? Сейчас на совете директоров решаем вопрос об открытии филиала в России. А я представляю из себя самый ужасный тип руководителя, который не доверяет до конца подчиненным и норовит все проверить сам. Это плохо, наверное?

— Да нет, почему же? — дипломатично отозвалась Оксана, пытаясь вспомнить, сколько же стоили эти флакончики с соцветием на желтом фоне в валютной аптеке на Маросейке. Рядом с каждым флакончиком в застекленной витрине лежала длинная и подробная аннотация. Изготовители не обещали панацею, но оптимистично надеялись, что их препараты помогут. И они действительно помогали. Мамина соседка вылечила начинающуюся катаракту и почти полностью восстановила зрение. Оксана пыталась представить себе, насколько состоятельным должен был быть владелец такой компании. А он вот так, запросто, бродит с ней в каких-то подземных переходах, цитирует русскую поэзию, а сейчас сидит на деревянной лавочке, похожий на разомлевшего от жары пингвина. Это было чудно и странно.

— Я знаю продукцию вашей компании, — произнесла она наконец. — У меня есть знакомые, которые положительно о ней отзываются.

— Я очень рад, — улыбнулся Томас.

Она вдруг подумала, что улыбка у него по-настоящему приятная, искренняя. Хотя пингвин, он и есть пингвин, хоть с миллионным состоянием, хоть с одним фунтом стерлингов в кармане.

Солнце все так же золотило осеннюю листву, но с севера неожиданно потянуло холодом, напоминающим о приближении слякотной осенней поры. Оксана поежилась. В тоненькой блузке было холодновато. Но день еще в самом разгаре, и программу придется отрабатывать до конца.

— Куда бы вы еще хотели пойти? — спросила она у Клертона. Он поднял на нее свои небольшие глаза, оказавшиеся на поверку водянисто-голубыми, потом покачал головой и наконец произнес:

— Знаете, Оксана, в Москве еще очень много мест, которые мне хотелось бы увидеть, но ведь у нас впереди еще две недели, правда? А сегодня я благодарю вас за то, что вы согласились посидеть со мной в саду и побеседовать. Кстати, у вас приятный, очень правильный английский. Если позволите, я возьму для вас такси, и шофер отвезет вас домой.

Она взглянула на него удивленно, и солнечный зайчик с его очков брызнул ей прямо в глаза. Отдохнувшие ноги болели уже меньше, ей казалось, что она сможет продолжить прогулку. Но Томас поднялся и подал ей руку. Оксана оперлась о его ладонь и с удивлением почувствовала, что он поддерживает ее бережно, но уверенно, как больную. И она поняла, безошибочно почувствовала, что он догадался про ее узкие туфли, но впрямую ничего не сказал. Предложил посидеть на лавочке, и все. Стараясь все-таки не демонстрировать свою временную инвалидность, она выпрямила спину и с солнечной улыбкой на лице поднялась вверх по каменной лестнице, заботливо поддерживаемая респектабельным господином в очках с модной оправой. На Воздвиженке Клертон поймал такси и заплатил шоферу вперед просто умопомрачительную сумму. Правда, адрес объяснять пришлось ей самой. Дверца машины захлопнулась. Улыбающийся Томас остался на тротуаре, а Оксана, прикрыв глаза, подумала, что в баранье рагу нужно будет добавить кетчупа и зеленого горошка, и еще, что у Андрея, кажется, нет на завтра чистой рубахи…

* * *

В общей кухне с отупляющей монотонностью капало из крана, а на душе было препогано. Наташкина комната располагалась как раз напротив этой самой кухни, и поэтому она обречена была слушать грохот чужих кастрюль, тарахтение воды в трубах и раздраженные плевки кипящего на сковородках масла. Но если в обычное время Наташка почти не замечала этих звуков, то сегодня все было по-другому. И, самое ужасное, нельзя было прибегнуть к спасительному, утешающему доводу, услужливо появлявшемуся всякий раз, когда раздражение сдирало с нее защитную завесу. Стояла глубокая ночь, и соседки мирно спали, каждая на своей кровати. А Наташка приговорена была страдать в одиночестве, слушая гулкие удары капель воды о эмалированную раковину. Ей не спалось, и на сердце было так же слякотно, как во дворе после дождя. Наташе не без основания казалось, что ее обманули…

Она уже давно собиралась обратиться в какой-нибудь гадальный салон. На эту идею натолкнули ее не многочисленные газетные объявления, а засевшее в мозгу воспоминание трехгодичной давности: маленькая белая брошюрка про Российский орден белой магии, причем без каких-либо координат этой организации. Тогда она очень сожалела, что никак нельзя найти этих самых белых магов, ведь можно было бы попросить, чтобы они приворожили какого-нибудь мужчину, заколдовали ее на удачу в делах или, по крайней мере, напророчили бы счастье. Теперь же все совсем просто: любой гражданин, позвонив по одному из указанных в объявлениях телефону, мог заказать и приворот, и прибыль в бизнесе, и женское обаяние или энергетическое устранение соперника. Наташка никого привораживать не хотела: от одной девчонки она знала, что человек, которого приворожили, конечно, влюбляется, но на всю жизнь становится сам не свой, и вообще это уже не человек, а какая-то грустная его копня. Она хотела только погадать и узнать всю правду о своем будущем.

Свежий номер «Из рук в руки» нашелся в соседней комнате, а вахтерша, караулившая вход в общагу и телефон, очень вовремя свалила пообедать. В общем, Наташа обзвонила по четырем или пяти объявлениям и вынуждена была признать, после того как поинтересовалась ценами, что таких расходов ее бюджет не выдержит. В конце концов ей через третьи руки достали адрес бабушки, живущей неподалеку, которая брала за свои услуги весьма умеренную мзду.

У самой двери она наткнулась на здоровенного мужика с мешком моркови. То, что в мешке именно морковь, а не другой овощ, сообщил визгливый женский голос, донесшийся из квартиры и пожелавший мужику по имени Коля вместе с его морковью, чуть ли не полгода валявшейся под ногами в коридоре, свалиться в погреб и переломать ноги. Причина столь яростной ненависти и к Коле, и к безответному овощу крылась в том, что хозяйственный порыв одолел мужчину аккурат в тот самый момент, когда в соседний же погреб отправилась некая «белобрысая стерва». Мужик с морковью, ожидая лифта, тихо матерился, а Наташа замерла у стены, размышляя, стоит ли ей входить в квартиру. Но все решилось за нее. Видимо, рассвирепевшая женщина посчитала, что ее мужик через дверь плохо слышит, и выглянула в коридор. Сначала она увидела закрывающиеся за беглецом двери лифта, а потом девушку, вжавшуюся в стену.

— Ты ко мне? — спросила женщина и почти без паузы добавила: — Проходи.

На вид даме можно было дать лет пятьдесят, а может, и все шестьдесят. Она была толстой и сильно обрюзгшей.

— Подожди, я сейчас, только внука накормлю, — объяснила гадалка, унеся свои телеса на кухню. Наташа кивнула и опустилась на табуретку в коридоре. Это была самая обычная квартира среднего достатка с неизменной стенкой, поблескивающей стеклами из комнаты, с барельефом «писающего мальчика» на двери туалета и густым запахом борща, тянущимся из кухни. Внук, малыш лет четырех, в шортах, надетых поверх колготок, пробежал мимо Наташки, издавая звук пикирующего бомбардировщика. Его бабушка на кухне бряцала половником о край кастрюли, видимо, стряхивая налипшую капусту. Все здесь выглядело каким-то домашним, подчиняющимся привычному укладу. Наташе вдруг показалось, что она просто ошиблась адресом, забрела не туда. И вообще, может быть, эта женщина занимается вовсе не гаданием, а чем-то еще… Но тут раздался телефонный звонок. Тяжело переваливаясь с боку на бок и громко сипя, женщина поспешила к аппарату и схватила трубку. «Ворожу!» — подтвердила она, дослушав до конца пространный вопрос собеседника с другого конца провода. Причем ударение сделала на второй слог, и от этого «ворОжу» прозвучало как-то угрожающе. Стало почему-то неприятно. Наташка уже поднялась с табуретки, чтобы незаметно выйти из квартиры, но бабка обернулась на нее и остановила жестом, дескать, сейчас-сейчас…

Потом они долго сидели в комнате над разложенными по столу картами. Бабка переворачивала карты то так, то сяк, а Наташа сама пыталась разгадать смысл выпавшего. По ее представлениям, не выпадало ничего хорошего: болезнь, куча пустых разговоров и хлопот, подружка, мамины мысли, денежный интерес…

— А как тебя зовут? — спросила ни с того ни с сего гадалка, рассматривая почему-то на свет трефового короля, выпавшего в глубоком прошлом. Наташа от растерянности четко, как в отделе кадров, сообщила:

— Солодкина Наталья.

— Солодкина? — бабка словно попробовала фамилию на вкус и уважительно резюмировала. — Да-а, Солодкина. Хорошая фамилия.

Почтения в ее голосе было столько, словно она произнесла «Трубецкая» или «Волконская». А Наташке вдруг стало обидно и за свою фамилию, которую на работе переделали в «Селедкину», и за свои пережженные краской, как у цыганки черные волосы, и за расклад карт, который ничего хорошего ей не сулил.

— Ну что, все у тебя в жизни будет хорошо, Солодкина, — поведала наконец бабка. — Грядут скорые перемены в жизни, да такие, каких ты и не ожидаешь: ты поменяешь дом, работу. Сейчас в твоем сердце есть место для короля, а будет — для короля и дамы. Будущее пока неясно, хотя, подожди, я посмотрю…