Мишель переглянулась с Брук — кто станет спорить с заботливым папашей? — и они захохотали. Рэнди и миссис Грин отнесли Эллу в спальню, а Джулиан принялся наполнять бокалы вином.

— Ну что… Ты как, нормально? — спросила Мишель.

Брук закрыла духовку, отставила спринцовку, из которой поливала индейку, и повернулась к Мишель:

— Да, вполне. А что?

Золовка сразу смутилась:

— Извини, не надо мне было об этом говорить, но статья такая грязная…

Брук судорожно вздохнула:

— А я-то надеялась, никто не читал, раз журнал еще не вышел…

— О, наверняка больше никто! — заверила ее Мишель. — Мне ее подруга переслала, она постоянно ищет на сайтах светских сплетен.

— Понятно. Слушай, отнесешь это в гостиную? — попросила Брук, подавая Мишель сырную тарелку с разнообразными крекерами и розетками с вареньем из инжира.

— Да, конечно, — согласилась та. Брук решила, что невестка поняла намек, но она сделала пару шагов, обернулась и сказала: — Знаешь, кто-то названивает нам домой и расспрашивает о вас, но мы ни слова никому…

— Кто? — в ужасе спросила Брук, не в силах дольше сдерживаться. — Мишель, я же просила не говорить о нас с репортерами — ни по телефону, ни лично, никак!

— Я это помню, мы и не говорим. Просто ты учти, за вами настоящая охота.

— Ну, судя по результатам, с источниками у них негусто, — сказала Брук, наливая себе второй бокал белого вина.

Голос миссис Грин прервал неловкое молчание. Мишель поспешно ушла, унося сыр.

— Что здесь происходит? — спросила она, целуя Брук в волосы. — Как я рада, что в День благодарения мы собрались у тебя! Сколько лет я страдала в одиночестве, когда мои дети, посидев немного, уезжали к отцу!

Брук не стала говорить матери, что вызвалась устроить праздничный прием только потому, что отец с Синтией уехали к ее родителям в Аризону. Ну и, конечно, приятно было почувствовать себя по-настоящему взрослой, пусть даже и на один день.

— Посмотрим, что ты скажешь, когда индейку попробуешь, — усмехнулась она.

В дверь позвонили. Элла завопила в спальне.

Все смешалось: Рэнди и Мишель кинулись к Элле, Джулиан — открывать еще бутылку вина, а миссис Грин поспешила за дочерью к дверям.

— Напомни мне, кто эти друзья? — попросила она. — Ты говорила, но я забыла.

— С Неей мы учились в аспирантуре, сейчас она ведет питание беременных в гинекологической клинике в Бруклине. Ее муж Роан — бухгалтер, они уже года три живут в Бостоне. Родом они из Индии, День благодарения там не отмечают, но все равно это повод их пригласить, — шепотом пояснила Брук, стоя перед дверью.

Миссис Грин кивнула. Брук поняла, что мать не запомнила и половины того, что она сказала, и рано или поздно примется расспрашивать самих Нею и Роана.

Брук открыла дверь, и Нея кинулась к ней с дружескими объятиями.

— Даже не верится, сколько времени прошло! Ну что же мы с тобой так редко видимся?

Брук обняла старую подругу и привстала на цыпочки поцеловать Роана в щеку.

— Входите, ребята. Нея, Роан, это моя мама. Мам, а это мои старые друзья.

Нея рассмеялась:

— Да, друзья с того самого времени, когда нам было по двадцать лет и мы еще котировались.

— И умели носить халаты и сабо, как никто другой. Давайте пальто, — командовала Брук, ведя гостей к столу.

Из крохотной кухоньки вышел Джулиан,

— Привет, приятель, — сказал он, тряся руку Роана и похлопывая по плечу. — Рад видеть. Как жизнь? — Джулиан выглядел настоящим красавцем в черных джинсах, сером кашемировом свитере рельефной вязки и винтажных кедах. Кожа, успевшая покрыться тонким лос-анджелесским загаром, сияла; глаза, несмотря на усталость, сверкали, и двигался он с непринужденной уверенностью, на что Брук впервые обратила внимание.

Роан взглянул на свои дешевые темно-синие хлопковые брюки и парадную рубашку с галстуком и покраснел. Они с Джулианом не были большими друзьями — Джулиан находил Роана консервативным тихоней, — но у них всегда находилось о чем поговорить в присутствии жен.

Теперь же Роан едва мог поднять на Джулиана глаза и мямлил:

— О, у нас все по-старому. Не так интересно, как у тебя. Позавчера мы даже видели твою фотографию в «Биллборде».

Возникла неловкая пауза, но тут внесли Эллу, уже переставшую плакать и одетую в прелестные ползунки с пятнистой «коровьей» расцветкой. Все вдоволь поохали и поахали над малышкой.

— Нея, как вам нравится Бостон? — спросила миссис Грин. Она размазала маленький кусочек сыра с плесенью по крекеру и отправила в рот.

Нея улыбнулась:

— Район прекрасный, люди замечательные, квартира чудесная. В Бостоне действительно очень высокий уровень жизни.

— То есть скука неописуемая, — перевела Брук, протыкая оливку зубочисткой, назначенной шпажкой.

Нея кивнула:

— Брук права. Бостон нагоняет тоску.

Миссис Грин рассмеялась; Брук видела, что мать очарована Неей.

— Так отчего же вы не вернетесь в Нью-Йорк? Брук была бы просто счастлива!

— В следующем году Роан получит степень магистра бизнеса, и — можно не продолжать, да? Мы продадим машину (ненавижу водить!), избавимся от нашей идеальной квартиры, попрощаемся со сказочно предупредительными соседями и на всех парах понесемся в Нью-Йорк, где сможем позволить себе лишь жилье в доме без лифта в сомнительном районе, населенном агрессивными грубиянами. И большего счастья в жизни мне не надо!

— Нея… — Роан услышал последнюю часть тирады и выразительно посмотрел на жену.

— Что? Не могу же я жить там всю жизнь! — Нея повернулась к Брук и миссис Грин и сказала, понизив голос: — Он тоже ненавидит Бостон, но стесняется — разве приличные люди могут любить Бостон?

Когда все собрались за праздничным столом, покрытым белой скатертью, с расставленными у приборов карточками, Брук почти забыла о чудовищной статье. Вина было много, индейка оказалась сочной и вкусной, и хотя картофельное пюре получилось пресноватым, гости наперебой уверяли, что ничего лучше давно не пробовали. Текла непринужденная беседа о новом фильме Хью Гранта, о скорой поездке в Мумбай и на Гоа, предстоявшей Нее и Роану с целью отдохнуть и навестить родителей. Все было так хорошо и приятно, что Брук чуть не уронила вилку, когда мать спросила ее на ухо, как она, Брук, держится.

— Ты читала?.. — вырвалось у Брук.

— Бог мой, ну конечно, читала. Утром я получила четыре письма от знакомых — все они жить не могут без светских сплетен. Я даже представить не могу, как ужасно, должно быть, читать…

— Мам, я не хочу об этом говорить.

— …о себе что-то подобное, но ведь все, кто вас знает, понимают: это полное, пардон, дерьмо!

Нея, расслышав последнюю фразу, тоже подалась поближе и сказала:

— Правда, Брук, это откровенная, кое-как состряпанная ложь. Ни слова правды. Выброси ее из головы.

Брук словно дали пощечину. Отчего она решила, что статью никто не прочтет? Как она убедила себя, что подобная грязь останется незамеченной?

— Я и пытаюсь об этом не думать, — сказала она.

Нея кивнула. Брук видела, что подруга поняла намек — в отличие от миссис Грин.

— Видели фотографов на улице, когда входили? — спросила она Нею и Роана. — Вот стервятники!

Джулиан, видимо, заметил, как изменилось выражение лица жены, и тактично кашлянул, но Брук все же сочла за благо объясниться, чтобы эта тема больше не поднималась.

— Все не так плохо. — Она передала Рэнди блюдо жаренного на гриле аспарагуса. — Иногда эти парни уходят проветриться, на окнах у нас непроницаемые экраны, снимков сделать они не могут. И хорошо, что мы убрали наш телефонный номер из справочников. Вот вам результаты восторженного приема дебютного альбома. Надеюсь, мы папарацци наскучим уже к Новому году.

— Ну уж нет, — возразил, улыбнувшись, Джулиан. — Лео добывает мне место на «Грэмми». Он считает вполне вероятным, что нас пригласят выступить на церемонии.

— Поздравляю! — воскликнула Мишель с воодушевлением, какого не было заметно с самого ее прихода. — Это секрет?

Джулиан посмотрел на Брук, которая выдержала его взгляд, не отведя глаз.

Он снова кашлянул.

— Ну, я не знаю, секрет или нет, но официально приглашенных выступить на церемонии не назовут до следующего года, поэтому, пожалуй, не стоит что-то пока говорить.

— Потрясно, парень, — с широкой улыбкой сказал Рэнди. — Если тебя пригласят, на церемонию явимся в полном составе. Ты же понимаешь, наша семейка — это аккордный контракт.

Джулиан говорил Брук о такой возможности по телефону, но когда это было озвучено при всех, перспектива появиться на «Грэмми» вдруг стала совершенно реальной. У Брук в голове не укладывалось, как это ее муж будет петь на «Грэмми» для всего мира.

Элла пискнула из своего манежа, установленного рядом со столом, и чары рассеялись. Брук принялась раскладывать на блюда угощение: два домашних пирога от матери — тыквенный и с ревенем, дюжину мятных печений от Мишель и фирменные кокосовые бурфи от Ней, похожие на рисовые «Криспи», но на вкус как мини-чизкейки.

— Брук, а как твоя работа? — спросил Роан, с удовольствием пережевывавший мятное печенье.

Брук отпила кофе.

— Нормально, все хорошо. Больница мне нравится, но в ближайшие год-два надеюсь открыть свой кабинет.

— Тогда тебе имеет смысл пообщаться с Неей — в последнее время она только об этом и говорит.

Брук посмотрела на подругу:

— Правда? Ты тоже хочешь открыть частную практику?

Нея кивнула так энергично, что черный конский хвост взвился вверх и дернулся вниз.

— Обязательно! Часть подъемных одолжат родители, но нужен еще и партнер, чтобы дело пошло.

Открываться, конечно, буду только в Нью-Йорке, когда вернемся.