Дежурил Гаюс, мой первый помощник. Завидев меня, он неслышной тенью скользнул в мою сторону.

–Что-то не так, капитан? – спросил он с тревогой. Появление капитана в неурочный час – плохой признак.

Я хотел успокоить его, но слова замерли на моих губах. Что-то было не так! Я сделал глубокий вдох и невольно содрогнулся. Воздух как будто вибрировал и почти светился… дурной знак!

–Грядет гроза, – внезапно севшим голосом сказал я, холодея. – Жуткий шторм…

И гроза грянула. Она настигла нас внезапно, как по колдовству… мы не успели подготовиться.

Признаюсь тебе, положа руку на сердце: до сих я порою просыпаюсь в ледяном поту среди ночи… вспоминая те жуткие минуты.

Ты можешь представить себе ад, старина? Вот представь… это он и был, он самый. Я его пережил. Ад – это не черти с вилами и не пламя. Ад – это море, вышедшее из-под контроля и жаждущее убить тебя…

Море словно ожило… оно обратилось в некое морское чудище, в кракена, и этот кракен вознамерился утащить свою добычу, то бишь нас, на самое дно. Люди, мои верные люди, гибли у меня на глазах… спасения не было. Вот она, смерть, думал я. Думал почти без страха… скорее, с удивлением. Как-то иначе представлял я свою кончину. Не во время шторма.

Наш корабль разбило о рифы… мы с Яндрой каким-то чудом зацепились за корягу или бревно… или лодочку… Мы и еще несколько человек, среди них, если не ошибаюсь, и Гаюс.

Что было дальше, помню смутно. Крики, мольбы о помощи, смерть… я до боли впился в свою “соломинку” и все кричал что-то Яндре, кажется, пытался ее подбодрить… помню ее взгляд – не испуганный (молодец, девчонка!), а злой… ее глаза пылали и словно винили меня во всем. Я в те минуты не понял, что Яндра и в самом деле винила меня. Мое святотатство, как она считала.

Я понимал, что спасения нет. Лодчонка, в которую мы с Яндрой вцепились, неминуемо разбилась бы о скалы – я, бывалый морской волк, это прекрасно сознавал… поэтому, охваченный отчаянием, я дал обет. Я поклялся, что, если Господь спасет нас, я стану служить Ему так преданно, как сумею.

И представляешь, Он согласился на мою сделку! Он нас спас. Ну, а как иначе объяснить это чудо?! Погибла почти вся моя команда, утонуло 500 наших пленников (мы собирались продать их в рабство)… выжили только я, Яндра и несколько моих приятелей… все, кто дал обет. Нам, именно нам, подарили второй шанс. Странное совпадение, согласись!

Правда, я не сразу понял, что жив… я почти захлебнулся и, кажется, ненадолго лишился чувств… пришел в себя уже на берегу, хрипя и кашляя. Вспоминаю, как полз к телу Яндры, ожидая обнаружить ее мертвой… но она была жива. Слаба, едва дышала, но – живая.

–Спасибо, Господи… – прошептал , понемногу осознавая, что жив, жив, жив! – Спасибо…

Мысль, что мне придется стать монахом, конечно, не грела… однако нарушать свой обет я не собирался. В конце концов, история со святилищем кое-чему меня научила… есть вещи, которыми не шутят.

Впрочем, мой путь к духовному сану оказался не так прост… и начался он с того…


…как я снова оказался за решеткой

Наверное, все сложилось бы совсем иначе, найти я силы в те первые часы переместиться в какое-нибудь укрытие. Однако сражение с “кракеном” далось мне нелегко и, убедившись, что я жив, и Яндра тоже жива, я позволил себе непозволительную при таких обстоятельствах роскошь – немного расслабиться. Правда, “немного” не получилось: я закрыл глаза и сразу провалился в сон – глубокий, лихорадочный, мертвый. В этом сне я по-прежнему тонул, и умирал, и тщетно старался выплыть на поверхность, зацепиться за корягу, спастись…

До меня доносился шум волн… потом к этому приятному, в целом, фону приплелся новый звуковой аккорд, куда более резкий, диссонирующий. Постепенно я понял, что это голоса… но расслышать, что именно они говорили, я все равно не мог.

–Он, он… – наконец, различил я чье-то возбужденное восклицание. – Это он!

Даже сквозь сумрачную полудрему я понял, что речь обо мне. Кто все эти невидимые мне люди, чего они хотят от меня, я не знал, но интонации их голосов доверия не внушали. Я изо всех сил напрягся и ценой немыслимых усилий вырвался из ирреальности в реальность.

Я размежил веки, и в глаза мне брызнул жидкий холодный свет. Все расплывалось, контуры предметов потеряли четкость… я видел над собой какие-то светлые пятна, предположительно, лица, но разглядеть деталей не мог. Наконец, я сфокусировал зрение и обнаружил, что надо мной склонились подозрительного вида люди, и все они смотрели на меня со страхом и решительностью. И если страх был мне понятен и в определенной мере приятен, то эта угрюмая сосредоточенная готовность действовать вызывала тревогу.

Я попытался что-нибудь сказать, но мой голос сипел и не слушался.

–Вы пират! – с каким-то бешеным блеском в испещренных красными прожилками глазах заявил один из незнакомцев, тот, чей вид показался мне наиболее угрожающим.

Я откашлялся и прохрипел что-то нечленораздельное, задуманное прозвучать успокаивающе. Не удалось: звук моего сипяще-свитящего голоса лишь еще больше растревожил этих людей. Они придвинулись ко мне плотнее, словно боялись, что я нападу на них или сбегу – эх, если бы я только мог!

–Мы слышали о тебе! – зло проговорил все тот же человек, видимо, их предводитель. – Ты Бальтазар Косса, пират, за твою голову обещано золото!

Я постарался оценить свои шансы. Десятеро против одного… в другое время я бы рискнул, в конце концов, они едва ли могли похвастаться сноровкой в вопросах драк и схваток, которой, без сомнения, я обладал с лихвой, однако в тот момент я был по-прежнему слишком слаб.

–Вы ошибаетесь, – наконец, сказал я, на сей раз – более отчетливо. – Я не пират… я матрос, попал в шторм…

Они не поверили мне. В их глазах плескался страх и жажда наживы. Они меня боялись, но жадность была сильнее… увы, я понимал это чувство слишком хорошо и знал, что ему трудно противиться.

Они и не стали противиться.

–Эгей, хватай его, ребята! – скомандовал их предводитель, и меня тотчас подхватили чужие руки, вцепились крепко – не вырваться, не пошевелиться!

Я пытался сопротивляться, но мои потуги были тщетны.

Так я оказался в подвалах дворца Папы Римского Урбана VI.

Об этом господине я слышал немало. Каких только слухов не ходило о Его Святейшестве! Возможно, часть их лжива, но просто так люди не придумывают эдаких страшилок. Значит, имелся повод… что заставляет задуматься. Ну, согласись, не о каждом говорят, будто он любит наблюдать за пытками и требует, чтобы к его врагам применялись особо изощренные методы казни… даже обо мне подобных ужасов не рассказывают!

Поэтому я не ждал ничего хорошего от встречи с представителями Папы. Впрочем, смерти я никогда особенно не боялся и сейчас больше переживал о Яндре. Спаслась она или тоже попала в плен, подобно мне? А может, ее пощадили? В конце концов, вряд ли кто-либо узнает в этой истерзанной ночным приключением женщине, на которую, к тому же, наложили свой отпечаток нелегкие странствия последних лет, обворожительную юную аристократку, некогда приговоренную Инквизицией к сожжению… значит, оставался шанс, что Яндра на свободе. Слабое утешение, когда сидишь в холодном подземелье и готовишься встретиться с поклонником пыток, но выбирать не приходилось, и я вглядывался в этот жалкий “лучик надежды”, чтобы приободриться и не пасть духом. Ибо давно убедился, что отчаяние ведет к провалу.

Подвал, в который меня поместили, был темным, сырым и промозглым. Я, и без того обессиленный жутким штормом, изрядно продрог; любой другой человек на моем месте наверняка заболел бы, однако я не мог позволить себе подобную роскошь. Мне нужны были все мои силы, чтобы противостоять Папе, и я держался. Организм у меня крепкий.

Спустя сутки или около того я имел сомнительное счастье лицезреть самого Урбана VI. Не знаю, что заставило столь влиятельную личность снизойти до встречи со мной, простым узником, однако это желание спасло мне жизнь. И не просто спасло – кардинально поменяло ее направление!

Папа оказался старым, даже дряхлым, но глаза его взирали на мир цепко и въедливо… одного этого взгляда было порою достаточно, чтобы подписать кому-то смертный приговор. Поэтому я не стал недооценивать мнимую немощность Святейшего, я сразу насторожился и приготовился к непростой морально-этической схватке.

Мне не позволили сесть, и я возвышался над Папой, который с удобством устроился в роскошном кресле, расселся в нем, как на троне. Ему приходилось смотреть на меня снизу вверх, но это вовсе не создавало ощущения моего превосходства. Кто был главным, сомнений не вызывало. Я был достаточно умен, а потому не питал глупых иллюзий.

–Итак, вот вы какой, печально известный господин Косса! – своим неприятно скрипучим голосом изрек Папа, щурясь на меня маленькими слезящимися глазками.

Я пожал плечами:

–Да, это я… широко известный в узких кругах.

Мой тон, да и сами слова, отдавал дерзостью, но я инстинктивно чувствовал, что в данном случае нахальство – наиболее выигрышная тактика.

Урбан издал сухой смешок:

–Не таких уж узких, молодой человек… признаюсь, давно хотел познакомиться с вами.

Я немного удивился.

–Именно со мной? Мало ли пиратов в наших морях…

–Как вы правы, юноша! – вздохнул Папа. Я был еще молод, но на юношу уже не тянул – хотя, конечно, в сравнении с моим собеседником производил впечатление практически подростка.

–А чем я вызвал подобное любопытство Вашего Святейшества? – спросил я с некоторой опаской, присматриваясь к старику. Нет, я не в силах был угадать, о чем он думает!

Он склонил голову, тоже, в свою очередь, изучая меня. Пожевал морщинистыми губами, нахмурился… должно быть, пришел к не самым благоприятным для меня выводам.

–Каким чудом вы оказались на том берегу, молодой человек? – проигнорировав мой вопрос, Урбан VI задал свой. – Да еще и без сознания, насколько мне доложили? Без этого, боюсь, мы не смогли вас… поймать.