— В чем дело?

— О, миссис Хендерсон… Я думала вы…

— Что случилось?

— Да здесь одна сумасшедшая…

— Сумасшедшая?

Пэтси, которая, очевидно, была большим дипломатом, задумчиво покачала головой.

— Знаете, все выпили — с кем не бывает… У вас новая прическа, миссис Хендерсон?

— Странно. По-моему, когда я вошла, здесь никого не было, — решительно заявила Мэрион. Только сейчас она вспомнила, что так и не пописала, пока сидела в кабинке.

— Хэнк произнес потрясающую речь.

— Да, мне тоже понравилось. — Некоторые благодарят, когда хвалят их мужей, но Мэрион никогда этого не делала. Она красила губы, а обе женщины молча смотрели на нее. — Ну, я пошла искать Хэнка.

— Мне кажется, я его видела в баре.

— Спасибо. До свидания.

Пэтси слегка помахала рукой, явно в замешательстве оттого, что миссис Хендерсон, судя по ее словам, ничего не слышала. Но она-то слышала — слышала собственными ушами.

Мэрион вышла в коридор, но вспомнив, что оставила сумочку на полке у раковины, ринулась обратно. Лулу уже держала сумочку в руках.

— Благодарю вас. Я за ней и вернулась. — Мэрион схватила сумку и прижала ее к груди.

Вот уж повеселились бы все, прочитай они то, что тут написано! Вот уж дали бы волю своему злорадству! Можно себе представить, как яростно стали бы ее осуждать. Ну и дамочка — типичный синий чулок, бунтарь-одиночка, все жалуется на судьбу, а сама небось своего не упустит, будьте уверены! Стерва зажравшаяся — бунта ей захотелось, а на деле только бы бумагу марать, чтоб самой же потом было что почитать на горшке в общественной уборной. Интересно, насколько «эмансипирована» Синтия Мур? Способна ли она повязать фартук вокруг толстого животика Клэя и щелкнуть его по носу?

Свадьба состоялась неделю назад. Девочки Синтии уже уехали в Хоуп-Холл. Когда Мэрион было двенадцать лет, ее мать сбежала из дома, и отец отправил дочь учиться на восточное побережье. Хоуп-Холл избавил Мэрион от необходимости терпеть тяжелый характер отца и помог ей найти свое место в жизни. Мэрион была невыносима мысль, что дочери Синтии ощутят благотворное влияние ее старой школы. Она не могла простить Клэю, что он послал их туда.

Может, нужно было сделать ему свадебный подарок? Нет, это дурной тон. Хуже того — это проявление интереса. Но ей действительно интересно. Ужасно интересно. Ей просто необходимо знать, сумеет ли Синтия Мур понять, каков Клэй на самом деле. Если он будет хранить ей верность и если Синтия сумеет достаточно долго удерживать его при себе благодаря своей сексапильности, может, и сумеет. И тогда ей удастся то, что не удалось Мэрион за все двадцать семь лет совместной жизни с ним — разгадать, что он за человек.

Да когда же кончится вся эта толчея? И где найти Хэнка? Хиро ждал их в машине, чтобы отвезти в Бока-Ратон, домой, в ее крепость. Мэрион смотрела на свое отражение, повторяющееся в зеркалах длинного коридора: миллионы Мэрион посылали улыбки сотням миллионов служащих фирмы. Краска на лице у нее размазалась. Лицо казалось молочно-белым и бесформенным — она выглядела на десять лет старше, чем четыре часа назад. Но и у всех остальных был бледный и усталый вид. Никто не мог так долго выдерживать пустое светское общение. К полуночи они будут готовы биться своими глупыми головами об эти ужасные зеркала.

Мэрион хотелось еще подумать над тем, что она написала, развить эту тему, рассмотреть ее со всех сторон. А вместо этого она попусту тратит время на этом дурацком банкете. Совершенно ненужное приложение к этому сборищу.

— Привет, Мэрион! — Круглый человечек с лицом, похожим на «фольксваген», близоруко щурясь, смотрел на нее поверх своего галстука-бабочки. Кто же это?

— Как дела? — пробормотала Мэрион. — Ты не видел Хэнка?

— Постой, я видел его в конце зала. — Он задумчиво прижал палец к пухлой щеке.

Мэрион скользнула мимо.

Что если она потеряет сознание? Она никогда в жизни не падала в обморок. Вот будет переполох. Позовут Хэнка. О ней будут судачить во всех машинах по дороге домой. «Господи, я и представления не имела, что миссис Хендерсон пьет!» или «Ну и ну, бывает же! Хендерсон опять женился на какой-то больной». Мэрион очень хотелось в уборную. Сколько еще времени будет длиться этот идиотский праздник? Где же Хэнк?

Нет, потерпи. Прекрати! Баста!

И наконец доброе, все понимающее лицо Хэнка вынырнуло из-за спин двух женщин, которые несли цветы (наверно, прихватили со столиков). На одном из атласных отворотов его смокинга было пятно от крема. Волосы торчали в разные стороны. Он вскинул руки в приветственном жесте. Все его некрасивое лицо светилось любовью — настоящей любовью. Мэрион улыбнулась и, приподняв брови, посмотрела в сторону дверей. Он кивнул. Он тоже хотел уехать. До чего он замечательный! Что за важность, если даже он считает себя богом? Она его так любит. Кто бы еще от души посмеялся ее рассказу о том, как хранители нравов женской уборной застукали ее, когда она ругалась последними словами? Кто кроме него понял бы, что надо остановиться на заправочной станции, потому что Мэрион нужно было в уборную? Она могла рассказать ему все, кроме своих навязчивых мыслей о Клэе и его лавочнице.

Глава восьмая

Я понимаю, после красок Ка-рибского моря тут все выглядит довольно мрачно, но как только ты подберешь тона, мы все перекрасим, — сказал Клэй Синтии.

Загорелые, отдохнувшие, они стояли в его спальне с чемоданами в руках. Эта неделя на острове Антигуа, полная жаркого солнца и пылкого секса, казалось, троекратно увеличила жизнелюбие Клэя.

— Может, нужно поменять занавески, как по-твоему?

Синтия с грохотом поставила свой чемодан на пол, вышла из спальни и пошла по длинному зеленому холлу. Казалось, квартира протягивала к ней свои грязные мохнатые лапы. Прислонившись к ободранным пустым книжным полкам в библиотеке, Синтия на мгновение прикрыла глаза. Потом снова открыла их и включила верхний свет.

Отчего у нее так дрожит все внутри? Она вытянула выигрышный билет, уехала из Велфорда, и теперь, если у нее вдруг испортится настроение, она всегда может выпить бокал шампанского. Она получила все, что хотела: возможность все бросить и уехать, мужчину, деньги, надежные объятия и безопасность. Пять лет она ждала и теперь, казалось бы, должна была испытывать удовлетворение и покой. Почему же тогда у нее возникло безудержное желание выбежать из дверей и помчаться по улице куда глаза глядят? (Куда? В гостиницу? В какой-нибудь второразрядный ресторан, черт его побери?)

Синтия окинула взглядом комнату. Все те же коричневые коробки с книгами, все тот же поцарапанный паркет, который напоминал дно птичьего гнезда, те же подгнившие оконные рамы и жуткие пружины, торчащие из всех стульев и диванов. В общем — ничего нового.

И все же по человеческим стандартам она достигла многого. Теперь, чтобы выполнить свою часть сделки, ей надо создать красивый интерьер, пару раз в неделю приготовить что-нибудь вкусное, отдавать ему свое тело, когда он этого захочет, поддерживать в доме чистоту и хорошо выглядеть. Но она его больше не любила, и ей не хотелось здесь оставаться.

Синтия посмотрела на сводчатый потолок прихожей. Как будет красиво, подумала она, если выкрасить его в темно-голубой цвет, цвет неба, цвет его глаз, а стены сделать кремовыми и, может быть, постелить на пол восточный ковер в голубых тонах. Ну, сказала Синтия самой себе, у меня уже появляются кое-какие идеи.

Но какой ценой! Какой ценой я должна платить за все! И не то чтобы я чего-то там боялась, но я не знаю, что делать с собственным раздражением. А это уже опасно.

Клэй пришел к ней в прихожую. Он провел рукой по облупившейся и потрескавшейся краске.

— Мне кажется, мы смогли бы отремонтировать всю квартиру за пятьдесят тысяч.

— Не знаю. Цены так подскочили. Одна кухня, наверно, обойдется тысяч в сорок. Просто ободрать обои и заново оштукатурить этот коридор будет стоить долларов триста.

Клэй опустил руку и с каким-то даже уважением посмотрел на стену.

— Сварить кофе? Люблю выпить чашечку кофе после долгого перелета.

— Не надо, я сама. — Синтия направилась на кухню. Она уже давно не пускала в ход эту стандартную формулу, не говорила таким заботливо-материнским тоном, выражающим одновременно и ласку, и готовность кинуться на помощь. И произнесла она это по своей доброй воле. Он не давал ей команды: «Принимайся за дело, отрабатывай свой хлеб». В этом не было нужды.

Он прошел за ней в кухню, сел на один из простых стульев у деревянного стола, покрашенного при Мэрион в цвет фуксии по крайней мере лет двадцать назад.

— Вот увидишь, мы с тобой отлично заживем, — заяви… Клэй.

— Мне так странно — я отвыкла быть женой. Наверно, нелегко будет снова привыкать.

— Со мной будет легко. — Клэй, расставив руки, взялся за край стола, как будто это был поднос, который он хотел поднять.

— Я знаю. Конечно, с моей стороны глупо даже сравнивать — ты совсем не похож на Джона Роджака. Ты более открытый и умный, и у тебя есть чувство долга, — отозвалась Синтия и подумала: Все то же самое, что и с Джоном. О Господи Боже мой, все то же самое!

Она положила кофе и налила воды в электрический кофейник, который сама подарила ему еще до свадьбы.

— Не знаю, найдется тут что-нибудь к кофе?

Поискав в ящиках буфета, она нашла размякшее имбирное печенье, положила перед ним на тарелку и поняла, что не хочет быть его женой.

Такие дела!

— Спасибо. — Он надкусил печенье и потянулся к ее бедру.

Ее охватило безумное раздражение. Только не злиться. При мысли о том, что теперь ее всегда будет охватывать раздражение, Синтия пришла в отчаяние. Она поставила на стол две чашки и с возмущением отметила, что он сидит, а она стоит. Но ведь он предлагал сварить кофе? Разве она не сама отказалась от его предложения? И почему бы ей не сесть, если так не хочется стоять?