А теперь она заявила, что на меня у неё что-то есть! Что это могло быть? Что такого, из-за чего она собиралась обвинить меня в изнасиловании? Да, я был с ней груб. Но грубость никак не доказать. И не преступление это. Я не бил её, не заставлял делать что-то противоестественное. Я даже предохраняться пытался, хоть и не очень эффективно, как оказалось.

Мозг готов был взорваться. Я метался между двумя крайностями. С одной стороны, очень уж не хотелось, чтобы подробности нашего с ней расставания и единственного секса попали к журналистам или в интернет. Значит, надо было бы с ней поговорить и выяснить, как ситуация выглядела с её точки зрения и что она собиралась мне предъявить, чтобы в нужный момент нанести контрудар. С другой же стороны, я совсем не хотел с ней церемониться, мечтал ударить сильно и сразу на поражение, как она меня когда-то.

На заседание я приехал вместе с адвокатом. В принципе, мог и не приезжать. Но очень уж любопытно было узнать из первых рук, что она там мне пыталась предъявить. Судья у нас был прикормлен, адвокат меня заверил, что сложностей не возникнет. Я предупредил его насчёт возможных провокаций, но он велел не волноваться.

Аня была бледная, явно нервничала, но спину держала. Мне нравилось наблюдать за её волнением, оно меня завораживало. Вот он, час расплаты за тот ад, в который она окунула меня 5,5 лет назад.

Адвокату удалось охарактеризовать её суду, как женщину лёгкого поведения, не особо разборчивую в связях с мужчинами. Он напирал на то, что дочь у неё постоянно ходила полуголодная и не имела даже минимально необходимого. Он говорил красиво и очень убедительно. А Аня, наоборот, запиналась и сбивалась. Отрицала свои многочисленные связи с мужчинами, пыталась утверждать, что у дочери было всё, что необходимо ребёнку её возраста, что это подтвердят все, кто их знает. Потом она попросила судью приобщить к делу какие-то документы. Она не рассказывала подробностей. Суть сводилась к тому, что незадолго до нашего с ней секса её изнасиловали. В результате у неё были разрывы, на которые в больнице наложили швы, из-за чего запретили несколько месяцев вести половую жизнь. Она, якобы, просила меня не трогать её, говорила, что ей нельзя, а я проигнорировал и насильно занялся с ней сексом. Из-за этого у неё разошлись швы и снова началось кровотечение. И всё это было у неё в справках. Также она предоставила копию из книги регистрации посещений, в которой было указано, когда я в тот день пришёл к ней в комнату, а вскоре после этого она с кровотечением обратилась в больницу. Она назвала меня жестоким человеком и насильником, настаивала, что такому, как я, нельзя отдавать дочь. Тем более, что Мила до этого момента жила с матерью и была к ней очень привязана.

Когда она говорила и передавала судье копии, у неё тряслись руки. В какой-то момент они стали трястись и у меня. Я не на шутку испугался. Но адвокат лишь улыбался. Вероятно, он заранее знал, что суд отклонит её доказательства и не станет принимать их во внимание. В итоге решение было вынесено в мою пользу. Даже заседание переносить не стали. Вот что значит нанять правильного адвоката!

На Аню смотреть было страшно. После оглашения решения она стала какой-то маленькой, сгорбленной и уродливой. Бледное лицо приняло серо-зелёный оттенок. Именно этого я ждал все эти годы! Вот он, момент истины! Мечты сбывались! Зло наконец-то было наказано!

После заседания мы поехали с адвокатом в ресторан и отметили свою победу. Настроение было шикарное. Мыслей не было. Впервые за много лет я чувствовал себя свободным, будто гора с плеч свалилась.

Но это было только начало моего триумфа. На следующий день, не дожидаясь вступления в силу решения суда, я приехал за дочерью. Судя по всему, они только вернулись домой и ужинали.

— Я приехал за Милой. Ты собрала её вещи?

— Почему уже? Решение ещё не вступило в силу. Ты не имеешь права!

— Это всего лишь формальность. И чем быстрее мы с этим покончим, тем будет лучше для всех. Прошу тебя, не устраивай сцен хотя бы при дочери. Хватит того цирка, что ты устроила на суде.

Дочка, услышав мой голос, выбежала в коридор и бросилась мне на шею.

— Мила, доченька, я приехал за тобой. Мы поедем в мою новую квартиру. Помнишь, я тебе рассказывал?

— Ура! Мамочка, одевайся скорее, мы едем к папе!

— Мила, мама с нами не сможет поехать. У меня в квартире нет для неё комнаты.

— Нет комнаты? Тогда она может жить в одной комнате со мной! Мы всегда с ней спим вместе.

— Нет, Мила, так не получится. В моей квартире у тебя будет детская кровать, вдвоём вы там не поместитесь. И мы же договаривались с тобой, что ты — взрослая девочка, должна спать отдельно. Спроси у своих друзей в садике — наверняка никто из них уже не спит с мамой.

Дочка засомневалась. Меня это не устраивало.

— Мила, мы очень спешим. Тебя дома Дима уже заждался. Я обещал ему, что ты с ним вечером сегодня поиграешь. Одевайся скорее. А вещи, если мама не собрала, я заберу потом или куплю тебе новые.

Я снял с вешалки её курточку, надел её прямо на домашнюю одежду, обул сапожки, водрузил на голову шапку, взял дочь на руки и быстро вынес из квартиры.

— Мамочка! Я не хочу без мамочки! Папа, пусти меня, я хочу к мамочке!

Но я не поддавался. Я был уверен, что пройдёт немного времени — и она забудет о своей мамаше. Вон, Дима же как-то смирился, что у него больше нет мамы. Я тоже когда-то через это прошёл. И Мила сможет. Тем более, что она ещё маленькая.

Она не успокаивалась, кричала, просила меня вернуть её к маме. Я сел с ней на заднее сидение и крепко прижал к себе.

Да! Я сделал это! Я представлял, как Аня рыдает у себя в квартире, но ничего не может поделать. Я торжествовал!

Глава 20

Аня

Я выла в коридоре под дверью всю ночь. Чувства атрофировались. Осталось лишь горе. Оно могильной плитой придавило меня, ослепило и оглушило. Только когда начало светать, я ощутила, что сильно замёрзла. Спина затекла, ноги не слушались. С трудом поднявшись, пошла в душ в надежде, что тёплая вода вдохнёт в меня жизнь. Не вдохнула. Я лишь немного согрелась.

Закутавшись в халат и плед, пошла на кухню варить кофе. Ложиться спать смысла не было. Скоро нужно было собираться на работу.

Что делать дальше, я не представляла. Куда обращаться? Где просить помощи? Денег на адвоката у меня не было. У родителей взять было нечего. Богатыми друзьями я не разжилась. Интернет ничего не подсказывал. Подруг, у которых можно было спросить совета, у меня не было, да и не готова я была делиться с ними своими скелетами в шкафу.

От метро я шла медленно. Времени до начала уроков в запасе было достаточно, чтобы спокойно пройтись по свежему воздуху и собраться с мыслями. Я не сомневалась в том, что Максу не нужна была Мила. Ещё пару месяцев назад он говорил мне, что не понимает, что делать с детьми. Он стремился лишь меня побольнее ударить и растоптать? Неужели я мало заплатила за свою ошибку?

Его ненависть ко мне была настолько сильной, что он решил использовать нашу дочь как разменную монету? Разве мог он её полюбить, если ненавидел меня? Ведь она станет ему постоянным напоминанием обо мне. Точно так же, как каждый день напоминала мне о нём.

Ненавидела ли я его все эти годы? Наверное, на такие тяжёлые эмоции у меня просто не было времени и сил — я крутилась, как белка в колесе, или неслась вперёд, как атлет на дистанции с препятствиями. Я не забыла, не простила. И страх никуда не делся. И боль эту я переживала чуть ли не каждую ночь заново. Но ненавидеть и мечтать о мести? Это было бы слишком. Просто так сложилась наша жизнь, и в этом я сама была виновата. Именно я запустила цепочку тех трагических событий. А он… Может, он и вправду не понимал тогда, что делал мне больно? Но даже если и так, разве это оправдывало его в моих глазах?

Как там моя девочка? Плакала ли? Пошла ли в садик? Поела ли? Купил ли он ей одежду? Мысли сводили с ума, выбивали землю из-под ног. Казалось, из моего тела вырвали стержень и каждую секунду я рисковала рухнуть вниз. Ноги были свинцовыми, передвигать их удавалось с большим трудом. Жизнь будто утекала из меня, сбегала, как крыса с тонущего корабля.

Ещё издали я заметила, Макса с Димой на крыльце школы. Что он там делал? Задержался, чтобы взглянуть мне в глаза и ещё раз почувствовать себя победителем?

Знала ли я тогда, 6 лет назад, какого морального урода полюбила? Жаль, что за это запоздалое прозрение расплачиваться теперь приходилось моей малышке.

Я никак не могла решить, что делать дальше. Стоило ли мне плыть по течению и, затаившись, ждать, что он наиграется и вернёт мне дочь? Или нужно было бить во все колокола, стучаться во все двери в поисках поддержки и помощи? Как быть, чтобы не навредить моей малышке и самой не сойти с ума от отчаяния?

— Здравствуй, Дима. Идём в класс?

На Макса не взглянула. Не нашла в себе сил. Мне было плевать, что он про меня подумает. Мне столько лет по ночам снилось, как он меня насилует. Теперь будет сниться, как он у меня забирает дочь. Это чудовище — мой самый страшный кошмар. Как же вытащить из его когтей мою девочку?

В классе мы пока были одни.

— Дима, как там Мила?

— Плачет всё время. Макс с ней, кажется, всю ночь сидел, ругался потом сильно. Она плакала — не хотела без вас спать. Утром не захотела есть. Потом пришла моя няня Полина. Она с ней осталась. Простите меня, Анна Петровна, это я во всём виноват!

Дима заплакал, а мне стало не по себе.

— В чём ты виноват? Что ты такого мог сделать?

— Это я рассказал Максу про Милу! Мы смотрели альбом с фотографиями. Там была моя мама маленькая и бабушка с дедушкой. И мне показалось, что там на фотографии Мила, а оказался он. Мне пришлось рассказать ему о ней. И потом я слышала, как он с кем-то говорил, что должен забрать её во что бы то ни стало. Я не хотел, честное слово! Я даже не думал, что так получится. Я не знал, что он — папа Милы! Я надеялся, что он будет теперь моим папой.