— Хочу, конечно. Ты оставишь у меня её на два дня?

— Я пока не решил. Возможно, я в субботу схожу куда-то вместе с детьми, а потом привезу тебе Милу до воскресенья.

Про себя подумал, что, пожалуй, это хорошая идея. Я так устал за последние дни, что парудесятков часов и ночь без плача мне были явно необходимы. Со мной сегодня явно происходило что-то странное, потому что дальше я ляпнул то, что никак не собирался:

— Если хочешь, идём в субботу вместе с нами.

Кажется, я подсознательно боялся, что дочь без неё со мной идти откажется. И это уже было очень похоже на капитуляцию.

— Анна Петровна, пожалуйста, соглашайтесь! Очень вас прошу!

— Ну раз просишь, то я, пожалуй, соглашусь.

Она обняла его и прижала к себе. Дима тут же обхватил её в ответ. Всё-таки она была удивительной женщиной. Она источала тепло, которое поневоле притягивало даже меня, несмотря на ненависть к ней.

Аня отвлеклась перекинуться парой фраз с родителями, приехавшими за другими детьми, а затем попрощалась с нами и пошла в сторону метро. А я так и стоял, глядя ей вслед, и почему-то не торопился уезжать. Вывел из ступора меня Дима.

— Дядя Макс, поехали скорее, там Мила без меня плачет.

— А с тобой она плакать не будет?

— Нет, я же её брат.

— А накормить её сможешь? — вспомнилось, что Полина жаловалась, что Мила ничего не ест.

— Вчера смог. Думаю, и сегодня справлюсь. Куда мы в субботу пойдём?

— Не знаю пока. Ты куда хотел бы?

— А выбрать можно всё, что угодно? Я тогда с Милой посоветуюсь, и мы вместе решим.

Этот маленький взрослый человечек вызывал во мне всё больше восхищения. Сестра молодец — хорошо его воспитала, даже не ожидал. Почему-то я думал, что он такой же капризный и привередливый, как сынок моего компаньона.

Глава 24

Аня

Молодой юрист, который согласился помочь составить иск, мне понравился. Он только недавно закончил университет и работал помощником адвоката по семейному праву. А в свободное время бесплатно консультировал людей, которые не могли позволить себе оплатить услуги адвоката. Сказал, что заинтересован в том, чтобы набить руку и набраться опыта.

В течение двух дней я постепенно записывала все свои мысли по поводу сложившейся ситуации. Конечно, не всё можно было приложить к делу и не обо всём мне было легко рассказывать молодому парню, но я боялась упустить что-то важное, а потому расстаралась.

Юриста звали Пашей, вернее, он представился как Павел Евгеньевич Буряк. Он внимательно меня выслушал и пообещал помочь. Назначил мне встречу через неделю — за это время он должен был изучить обстоятельства и составить текст иска, а я должна была собрать ряд справок и свидетельств по списку, который он мне задиктовал. Паша вселил в меня уверенность на неплохие шансы.

С нетерпением я ждала субботы. Считала дни и часы. Представляла себе предстоящую встречу с дочерью, продумывала, что и как ей буду говорить, куда мы с ней пойдём, во что будем играть, что готовить. Заранее купила все продукты, чтобы потом не тратить на это ни минуты нашего с ней времени. Пересмотрела книжки и приготовила несколько, чтобы почитать ей перед сном.

Макс не звонил, но теперь каждое утро мы встречались с ним на крыльце школы, когда он привозил Диму. Просто здоровались. Но я ловила на себе его странные взгляды. Не понимала, что он задумал на сей раз, — и меня это беспокоило.

Дима рассказывал, что с Милой справиться у Макса и няни до сих пор не получилось. Единственным человеком, кто был способен её накормить и успокоить, был Дима, и то удавалось это ему не всегда. А ещё сказал, что няня решила уволиться, потому что не нашла с Милой общий язык, и они искали новую.

Неделя без моей малышки показалась мне годом ада. Всё время болело сердце, глаза были на мокром месте. По ночам я крутилась, мне снилось что-то тревожное. Юрист посоветовал не спорить с Максом, не устраивать конфликтов. Я вынуждена была терпеливо ждать обещанных выходных.

От Димы я знала, что Мила всё это время практически не выходила на улицу. Поэтому я предложила в субботу встретиться в парке, чтобы дочь подышала свежим воздухом. Накануне потеплело, снег начал таять, везде была каша из снега и воды. Макс пытался было возмутиться, что по такой слякоти гулять в парке — сплошное извращение, но в итоге согласился.

Договорились на 10 утра, но я пришла намного раньше. Дома всё валилось из рук, ждать назначенного времени не было никаких сил. Ещё издали я заметила машину Макса и пошла в её сторону. Он припарковался, первым из машины вышел Дима, за ним выпрыгнула Мила. Какое-то мгновение она крутила головой по сторонам, а потом, увидев меня, с радостным воплем бросилась в мою сторону. Я тоже не смогла устоять на месте и побежала ей навстречу. Я подхватила мою девочку на руки, прижимала и целовала её так, будто мы не виделись с ней целую вечность. Макс подошёл к нам и остановился чуть в стороне.

— Мамочка, любименькая моя мамочка, пожалуйста, не отдавай меня больше папе. Пожалуйста! Я обещаю, что буду всегда-всегда слушаться и кушать кашу. Я не буду просить у тебя никаких игрушек, буду сидеть в садике допоздна и не буду плакать. Только пожалуйста, забери меня от папы! Я не хочу с ним! Он мне не нужен!

Что я могла ей сказать? Разве ж объяснишь ребёнку про суд и апелляцию? Про несправедливость и подлость? Думаю, Макс всё слышал. Он вытащил сигарету, затянулся и демонстративно отвернулся.

Мы немного погуляли по парку. Мила вцепилась в мою руку, а отцу давать свою ручку отказалась категорически, зато с удовольствием взяла за руку Диму. Лишь спустя время она согласилась отпустить меня и побежала с братом смотреть, как воробьи и голуби купались в луже.

— Макс, скажи мне правду, зачем тебе это? Зачем ты издеваешься над дочерью? Неужели месть мне тебе важнее её нервов и благополучия? Она же твоя дочь!

— Честно говоря, я не предполагал, что она так тяжело воспримет разлуку с тобой.

Его голос был очень усталым. Видимо, он действительно с ней измучился.

— Она моя дочь! Мы прожили с ней вдвоём почти пять лет! Это совершенно естественно, что ребёнок так привязан к матери! Тебе это любой детский психолог скажет. Неужели ты считаешь, что мало наказал меня в прошлом?

— Конечно, мало! Ты предала меня, ты сломала мне жизнь!

— И поэтому теперь ты хочешь сломать жизнь своей дочери? А ты не подумал, что ты сделал с моей жизнью?

— Ты получила то, что хотела. Ты знала, что так будет, когда шла трахаться с Глебом. Неужели ты думала, что я смогу простить тебя?

— Наверное, это глупо, но, представь себе, когда я тогда лежала в больнице, я надеялась, что ты меня поймёшь и пожалеешь. А ты выслушал Глеба, посмотрел смонтированное видео и даже не поинтересовался моей версией событий. Это ты меня предал! Потому что любящий мужчина никогда не поступил бы так, как поступил ты!

— Чтооо? То есть по-твоему это я во всём виноват?

Макс пытался держать себя в руках. Мы были в общественном месте. И хотя поблизости никого не было, он вёл себя довольно корректно, не привлекая к нам внимания, и не перебивал меня. Мне показалось, что он не только нападал, но и слушал меня. А потому решилась высказать ему то, что накипело.

— Нет, я от своей вины не отказываюсь! Я виновата в том, что не послушала тебя и пошла в этот чёртов клуб. Я все эти годы засыпаю и просыпаюсь, проклиная себя за это. И, конечно, мне следовало не быть такой наивной и меньше доверять друзьям. Я заплатила за свои ошибки очень высокую цену! И я нуждалась в твоей поддержке, а взамен что я получила? Напомнить?

— Согласен, я тогда поступил не лучшим образом. Я был пьян, плохо контролировал себя и не понял тебя. Я очень сожалею об этом. Неужели ты думаешь, что я бы сделал это, если бы знал?

— Но ты даже не попытался узнать! У меня не было шанса тебе рассказать! Вспомни!

— Я очень сожалею, правда. Я — не насильник. Клянусь, я не знал, не понимал! Когда я прочитал те справки, я был в шоке. Я не поверил тебе, когда ты мне сказала, что я тебя изнасиловал, я думал, что ты блефовала. Мне и в голову такое не приходило!

— Какой смысл теперь об этом говорить? Уже ничего не исправить. Что сделано, то сделано. Но зачем Милу в это вовлекать? Чем она провинилась?

— Она — моя дочь! Я хочу, чтобы она жила со мной.

— Зачем? Я же не отказывалась от анализа, от того, чтобы ты вписал себя в её свидетельство, поменял ей фамилию. Ты с ней виделся и проводил время, когда хотел. Чего тебе не хватало? Ты же всё равно работаешь целыми днями, а дети сидят с няней. Дима говорит, что ты иной раз только пожелать ему спокойной ночи приходишь. Зачем тебе Мила? Разве не логичнее было бы ей жить со мной и встречаться с тобой тогда, когда у тебя есть на неё время?

— Суд решил, что со мной ей будет лучше.

— Ты знаешь, что суд был куплен и допустил нарушения! И ты же сам видишь, что ей нужна мама, что она грустит без меня, плачет, плохо спит и ест. Ты отнял её потому, что у меня просто больше нечего отнять?

— Почему же? Ещё у тебя можно отнять работу и родительские права. Можно поместить тебя в психушку и сделать так, что ты никогда не сможешь работать с детьми и приближаться к Миле. И, поверь, если ты не успокоишься, я так и сделаю.

— Ты — чудовище. Я не понимаю, как я не разглядела этого в тебе сразу. Даже когда ты меня насиловал, ты не был таким уродом!

— Ты меня сделала таким!

Я поняла, что с ним говорить бесполезно. И ещё я по-настоящему стала бояться, что, узнав об апелляции, он воплотит свои угрозы в действие. Напрасно я стала с ним спорить и завела этот разговор, он всё равно ни к чему не привёл. Он всё для себя уже решил и вряд ли способен был поменять свои намерения.

После парка дети захотели на батуты в детский игровой центр. Дима прошёл вовнутрь с Милой, а мы с Максом сели за разные столики в зоне для родителей. Разговаривать с ним больше не хотелось. Боялась, что он взбрыкнёт и увезёт Милу с собой.